– А мама, – всхлипнув, попыталась улыбнуться Габи, – тебя чуть не побила. И тогда я ее начала колотить своим чепчиком.

– да. Ты храбрая девчонка, что есть, то есть. Я дракона боюсь меньше, чем тети Алисы, а ты ее вообще не боишься!

– Боюсь. – Всхлипнув, призналась Габи. – Если она узнает, что мы на рынок бегали…

– А на хрена вы туда бегали? – Посерьезнел Гарет.

– Я вот и сама теперь думаю: на хрена?! – Вырвалось у Габи. – Я думала, будет интересно… Приключение такое, понимаешь?..

– Понимаю. – Гарет осторожно пригладил слегка потускневшие волосы Габи. – Ну, и как?

– А никак… – Габи тяжело вздохнула. – Жарко, грязно, шумно… и нисколечко не интересно. Ты не скажешь маме? Она меня больше никогда не пустит в Гранствилл.

– Зачем тебе в Гранствилл?

– Гарет, пожалуйста! Я больше ни за что никуда одна не сунусь, клянусь тебе!

– Я просто спросил.

– Я… не люблю быть в Хефлинуэлле. – Помолчав и низко опустив голову, призналась Габи. – Там повсюду эта… ваша Алиса! Кругом только о ней говорят… Словно она везде!!! И я люблю ходить в Святую Анну Ирландскую, мне там хорошо.

– Ты зря ссоришься с Алисой.

– Я не ссорюсь! Просто она самоуверенная, лживая, заносчивая, лицемерная… дрянь!!!

– Она вовсе не такая. – Вздохнул Гарет, подумав, что нужно поговорить об этом с отцом. Если кто-то и сможет как-то повлиять на Габи, решившей ненавидеть Алису во что бы то ни стало, так только он.

– Ладно. Поправляйся. – Гарет отстранился, поцеловал Габи в лоб:

– У тебя жар. – Заметил серьезно. – Ложись, поправляйся. Я ничего никому не скажу, обещаю. Но и ты обещай – никаких больше побегушек на рынки, в лавки и прочие места! Без свиты – никуда! Обещаешь?.. Не то быстро запрем тебя в Разъезжем на ближайшие три года!

– Обещаю. – Капризно ответила Габи, с облегчением опускаясь на подушки, которые быстренько взбила Гага, – девочка все это время пряталась за портьерой и ждала, когда понадобится. – Я и сама больше ничего такого не хочу.

– Вот и молодец. – Гарет встал, расправил плечи. – Я еще проведаю тебя.

У него и в голове не мелькнуло, связать одно происшествие с другим. Гарет, как и его отец, понимал, что Габи звезд с неба не хватает, но заподозрить ее, хоть на секунду, в чем-то неприличном он был просто не в состоянии. И поэтому решил и в самом деле ничего его высочеству не говорить.

Заехав к Твидлам, Гарет отказался от угощения, сославшись на занятость, и поговорил с Глэдис о том паже, который был при них в Гнезде Ласточки двадцать лет назад. Глэдис утверждала, что помнит мальчишку смутно, кроме того, что он все время ее раздражал, но вот няня должна его хорошо знать, так как была толи в родстве с кем-то из его родни, толи хорошо знала его родителей. Женщина обещала узнать, где эта няня теперь, и Гарет заехал поинтересоваться, не узнала ли. Вся эта история смущала и тревожила его. Было неприятно думать, что кто-то из их ближайшего окружения был предателем и виновен в смерти их матери и страданиях брата… А может, преспокойненько отирается подле них и теперь, и строит хрен знает, какие козни.

Глэдис подтвердила, что узнала адрес их старой няньки, что та жива и обретается в деревеньке Хвойное, в нескольких милях к востоку от Копьево, куда Глэдис решила поехать сама. Гарет отговаривать женщину не стал, понимая, что она права: старуха еще не факт, что станет разговаривать с кем-то незнакомым, да еще и с иностранцем, если посылать Марчелло. А кого можно послать еще? Кому можно довериться в таком щекотливом, да и опасном, деле?.. Так что он только благодарен был Глэдис за готовность им помочь.

Гарет знал, что заезжать в Тополиную рощу ему не стоит, отлично знал, почему, и согласен был с собственным здравым смыслом во всем. Но рука сама потянула повод влево, разворачивая коня, и все его существо было счастливо от предвкушения встречи. Велев свите дожидаться у моста, Гарет пустил коня рысью по ставшей такой заманчивой тропе, и через пару минут был под старой черемухой. А навстречу ему спешила сияющая Мария, и не подумавшая сделать вид, будто удивлена, или не ждала, или не рада.

– А я видела, как вы уезжали! – Сообщила непосредственно. – И так и думала, что на обратном пути заглянете! А где Гэбриэл? Я так по нему соскучилась! Вы же вместе уезжали?

– Он торопился. Его невеста уехала, и он… помчался за ней. На обратном пути обязательно заглянет к тебе, не волнуйся.

– Я не волнуюсь. – Мария приняла это, как должное, вновь удивив Гарета до странного, ноющего, болезненного и в то же время приятного чувства в груди. – Он ее очень-очень любит, я же понимаю. А вы надолго?

– К сожалению, нет. – Гарет спешился, не удержавшись от нового жгучего взгляда в сторону Ганса. Проклятый полукровка ответил насмешливым и даже чуть вызывающим взглядом, и Гарет стиснул зубы, успокаивая себя.

– Жарко… Угостишь меня холодным сидром?

– Конечно! – Мария развернулась к дому и плавно, и в то же время так стремительно, что юбка обвилась вокруг ног. – Проходите! Отдохните, у нас прохладно! Вам сидру, или лимонаду? Меня Тильда научила делать настоящий лимонад, как в Испании! Моисей его очень любит…

– Мне хоть что, лишь бы похолоднее. – Гарет с удовольствием шагнул в прохладу кухни. Здесь только что помыли некрашеные доски пола, и они сияли влажным блеском и пахли мокрым деревом. Чистота была идеальная, все полотенца и тряпки – белоснежными, столешница выскоблена и натерта, посуда выстроилась по рангу и размерам, очаг сверкал чистотой и даже веник из полыни выглядел новехоньким. Необычайно опрятной и свежей выглядела и сама девушка, изящные руки и ногти светились чистотой, фартук был без единого пятнышка, словно она убралась и тут же переоделась. Гарет стоял у стола и смотрел, как она зачерпывает чистеньким ковшиком из небольшого бочонка напиток и наливает в стеклянный бокал. Он был уверен, что Мария не переодевалась. Что она просто такая и есть: ловкая, аккуратная, стремительная, но осторожная. И снова ему подумалось: он хотел бы всю жизнь прожить с нею. Засыпать с нею в одной постели и просыпаться утром, обнимая ее. Чтобы она готовила ему завтрак и позволяла любоваться движениями своих божественно-красивых, изящных рук. Свет из верхнего окошка зажигал нестерпимое янтарное сияние вокруг ее головы, и Гарет знал, что не устанет любоваться этим сиянием, и сможет смотреть и смотреть на нее, вечно, всегда.

– У тебя новый фартук. – Заметил, принимая напиток из ее рук. Мария слегка покраснела:

– Да… Я сама его сшила. Это первая обновка, которую я сшила сама…

– Ну-ка, повернись. – Гарет, которому было все равно, что надето на его любовницах, и уж тем более, на дамах, которые его вообще не интересовали, с живым интересом оглядел обновку Марии. – Не плохо. Ловко так сидит на тебе, словно настоящая портниха его сшила. Ткань ты выбирала?

– Да. – Мария, сама не своя от гордости и счастья, принялась скручивать край фартука в трубочку. – Мне показалось, что коричневая клетка как-то хорошо подходит к голубому и белому… Тильда хотела темно-синюю полоску, и мне тоже понравилось, но захотелось эту…

– Отлично смотрится. И тебе идет. – Гарет говорил это совершенно искренне. Ему хотелось сделать Марии приятное, это верно, но в то же время он и в самом деле так думал. Хотя… если бы всего неделю назад кто-нибудь из знакомых ему девушек похвастал новым фартуком, он в лучшем случае с веселым недоумением приподнял бы одну бровь. И дело было не только в ее красоте. Даже не столько в ее красоте. Гарет в присутствии этой девушки становился другим, таким, каким сам начинал любить себя сильнее. Таким, каким всегда втайне хотел видеть себя. Мария каким-то непостижимым образом совершала это чудо, словно от ее сияния и искренности на какие-то минуты просыпался зачарованный, скованный магией условностей и долга Гарет, НАСТОЯЩИЙ Гарет. В такие минуты он чувствовал себя таким свободным и счастливым, как больше никогда и ни с кем. Как ему хотелось сказать ей об этом! Объяснить, что то, что говорят о нем другие, что наверняка говорила ей Тильда – это правда, но не вся. Что таким является герцог, наследник, хозяин Элодиса и принц крови, но есть другой Гарет, которого вызвала к жизни из зачарованного сна сама Мария, и этот Гарет – совсем иной… Но он понимал, что это – ни к чему.