– Пятьсот пятьдесят восемь лет письменной истории Кондера прошли под знаменем дракона Ариенкранцов… – протяжно и грустно проговорил он. – Неужели оно может пасть от слабенького толчка?

– А может, всё это было химерой? Сказочные животные есть только на знамёнах. Драконов не существует.

После этих слов Хельги Эрхард вдруг повернул голову и посмотрел ей в глаза, чуть щурясь:

– Как и пятизубцев?

Утром солнце поднимается на востоке, чтобы вечером сесть на западе. Какое утверждение может быть более банальным? Но для чего оно поднимается на востоке? Оно красит небо в светло-голубые рассветные тона, оттеняет облака бело-серыми переливами воздушно-водяных барашков. Их пушистые клочья есть не что иное как увеличительное зеркало для худеньких завитков пенящихся гребней чуть шальной от послетуманной свежести зыби, прорезавшейся на море. Затем, чтобы осветить это встаёт солнце?

Или оно просыпается для того, чтобы явить миру творения рук человеческих, вроде стен иррегулярно в несколько уровней расположенных бастионов большого форта на острове, почти безлесые холмы которого лежат под ветром, на западе? Или солнце не желало ничего иного как увидеть четвёрку клонимых восточным бризом кораблей, шедших с наветренной стороны острова на север. Два корабля были трёх- (с косыми парусами на бизанях) и два – двухмачтовыми (с косыми парусами на фоках). Маленькая эскадра шла под фоками, гротами, бизанями, марселями и частью кливеров. На парусах был вышит герб: на тёмно-красном фоне оранжевая голова большой пустынной лисы, агрессивно щерившейся налево по отношению к наблюдателю.

Это был герб Эйстхарди из герцогства Эйстер – большой пустынной области на востоке Кондера, где было всего несколько городов, располагавшихся в зелёных низинах оазисов и втянувших в себя значительную часть населения той страны. Народ, населявший Эйстер, занимался по большей части разведением лошадей и верблюдов, торговлей и военным делом. Во всей Кондерской империи, а то и во всём мире не было лучших всадников, чем кавалеристы Эйстера – молчаливые и чуть угрюмые смуглые мужчины с горящими песочной сталью чёрными глазами и вьющимися под повязками волосами; они презирали доспехи, их лошади были легки, быстры и выносливы, а в качестве оружия они использовали копья, сабли и пистолеты.

Несколько коней эйстерской породы (внутри которой существовало множество её собственных, но ни одной скрещенной вариации) находилось и в специально оборудованных стойлах трюмов кораблей. Самым видным и самым беспокойным из этих коней был, пожалуй, белый жеребец, с шерстью, лоснящейся самодостаточным блеском даже в полутьме трюма, то и дело фыркавший и перетаптывавшийся на месте.

То была лошадь Дайаниса Эйстхарди, графа Сарахара, молодого наследника Эйстера и единственного на тот момент сына Юниса Эйстхарди – брата самой Имератрицы. На палубе головного корабля, однако, не было ни Юниса, ни Дайаниса, а была лишь сидевшая, скучая, на бочке, леди Шайенна – дочь герцога и, соответственно, младшая сестра графа.

– Я думал, что море на рассвете не столь уж и тоскливо, леди Шайенна, – произнёс, приближаясь к ней, среднего, почти высокого роста человек в длинном, но не восточном костюме; девочка обернулась. – Я так думал, – продолжал он, замедляя немного шаркающий шаг и оправляя мягкие и длинные, до плеч, волосы, – Пока не увидел вас, – он пожал плечами: – То, как вы сидите здесь, каким безнадёжным взглядом окидываете стены Эмфорта.

Шайенна, которой с виду было лет десять-двенадцать, искренне и с жаром фыркнула:

– Пфф! Что за море?! Я родилась в пустыне.

– Вас не занимает путешествие?

– Нет, сэр Бринхен, – девочка поморщилась: – Чудовищная скука!

Тот, кого назвали Бринхеном, коротко улыбнулся:

– Вчера вечером вы говорили иначе. Впрочем, по утрам люди грубеют.

– Что?

Он заспешил в отрицания:

– Я не хотел вас оскорбить, леди Шайенна. Я лишь хотел сказать, что закатные лучи мягче рассветных. И, кстати, обращение «сэр» ко мне вряд ли уместно.

– Как же мне вас звать?

– Бринхен.

Девочка рассмеялась:

– Давайте попробуем! Бринхен, где мой брат?

– Граф внизу, общается с лошадью, – учтиво, но с потаённой фамильярностью, которая всегда кроется в подобных интонациях, ответил длинноволосый. – Кони… – он споткнулся и договорил фразу так, будто хотел произнести нечто иное: – Не слишком рады этой… морской прогулке, а сэр Дайанис ведь будет участвовать в гонке.

Маленькая леди Шайенна спрыгнула при этих словах со своей бочки и, подбегая к фальшборту и указывая рукой на крепостные стены на острове так, словно впервые их заметила, спросила:

– Эта угрюмая крепость здесь для того, чтобы обозначить близость Лидерфлара?

Бринхен встал рядом и сказал:

– Это Эмфорт, леди Шайенна, одна из двух крепостей, охраняющих вход в Глубокий залив, и одна из шести, оберегающих дальние подступы к столице со всех сторон.

– Как думаете, мой брат выиграет гонку? – с детской непосредственностью, которую немногие сохраняют и в страшем возрасте, переменила тему девочка.

– Ваш брат – лучший наездник Эйстера. Думаю, он может стать лучшим в Империи.

– И кто же будут мои главные соперники? – сам Дайанис присоединился к разговору, незаметно поднявшись из трюма.

– Альциано Мольтанни и Гексель Фрапос, – сообщил Бринхен тоном, которым сообщают очевидности.

Втроём они стали прогуливаться вдоль левого борта, обходя сматывающих на палубе какие-то канаты матросов и лафеты немногочисленных на опердеке орудий. Шайенна явно мало интересовалась дальнейшим разговором, ставшим, кроме прочего, несколько колким.

– Вы уверены, что они приедут? – спросил Дайанис.

Длинноволосый пожал плечами:

– Я знаю это так же, как и то, что Боумберги не приедут, потому что состояние дорог якобы держит их в своих горах.

– В самом деле? – удивился Эйстхарди. – Мне говорили, что Вечные Шоссе повсюду так хорошо содержатся, что перемещение по ним не останавливается ни в какие сезоны и ни при какой погоде.

– Люди много говорят, – улыбнулся Бринхен. – Как бы там ни было, Боумбергов в столице не будет, – повторил он ещё раз, будто Дайанис должен был извлечь из этого факта какую-то чрезвычайно важную информацию.

Солнце поднималось выше, расшитые гербами паруса меняли окрас со светло-янтарного на чуть золотистый и далее – на обычный, парусиново-белый. Корабли маленькой флотилии продвигались вперёд, оказываясь в водах Глубокого залива и оставляя остров с крепостью всё дальше за траверзом. Море пахло шипящими гребешками волнующейся соли, тёплый ветер дышал подогретым востоком. Остановившись на баке возле брашпиля и положив руку на одну из его рукояток, Дайанис повернулся к Бринхену и спросил:

– А сын Генерального Канцлера? Он приедет?

Генеральным Канцлером был Манфир Драггер, а старшего из трёх его сыновей звали Рейби. Драггеры владели герцогством, которое называлось просто Полуостровом (больше того: сам полуостров как географический объект назывался просто Полуостровом). Земли эти были расположены сравнительно недалеко от столицы Империи, с запада частично омывались Глубоким заливом, а на востоке выходили на Драгмурское море, на побережье которого и стояла их столица, город, порт и форт Халсихолл.

Династия Драггеров насчитывала всего несколько поколений, поскольку отделилась от Ариенкранцов младшей ветвью за полторы сотни лет до этого, при императоре Йохене III Дружелюбном, который, вероятно в силу дружелюбности, позволил четвёртому из своих пяти сыновей, Эрмору, не просто жениться, на ком тот пожелает, но и совершенно формально основать собственную династию и построить дворец в Халсихолле, тогдашнем графстве Драг, что на Полуострове, на берегу Драгмурского моря. Что же касается императора Йохена III, то на этом его влияние на дальнейшую историю Кондерской империи не закончилось (да и не этим оно исчерпывалось), но отметить следует лишь несколько предметов.