На Страстном бульваре, ставят где пиявки,
Господа, вы брейтесь, там же и стригитесь,
Очереди ждите, но не бойтесь давки,
И оттуда каждый выйдет, словно витязь.
И бритье, и стрижка десять лишь копеек,
Вежеталь, конечно, и духи бесплатно.
Обстановка — роскошь; мастеров прекрасных
Человек я двадцать у себя поставил,
Посему я жду вас. Ваш Артемьев Павел.
Услуги поэтов требовались также для сочинения эпитафий, поскольку надпись на памятнике в стихах представлялась более трогательной, чем в прозе.
Гораздо менее известны стихи «на случай» другого рода — стихи поздравительные к общим праздникам — Пасхе, Рождеству, Новому году, к семейным датам и торжествам. А их требовалось и сочинялось немало, гораздо больше, чем эпитафий. Правда, эпитафии высекались на камне, гравировались на стали, лились из чугуна, что обеспечивало им долгое существование.
Материалом для этого небольшого этюда о поздравительных стихах конца XIX — начала XX века, созданиях безымянных поэтов Никольского рынка, послужили воспоминания большого знатока московского быта И. А. Белоусова и стихи, попадавшиеся в изданиях того времени и старых рукописях.
Итак, поздравительные стихи.
В той простонародной среде, о которой идет речь и для которой писали Никольские прозаики и поэты, на грани XIX и XX веков поздравление в стихах стало считаться хорошим тоном.
В московских трактирах на Масленицу половые, как рассказывает Белоусов, имели обыкновение поздравлять посетителей, поднося на блюде карточку с соответствующим рисунком, наименованием трактира и стихами.
В одном из таких поздравительных стихотворений утверждалось:
Мы для масленой недели
Каждый год берем стихи
И без них бы не посмели
С поздравлением подойти.
От трактирного поздравления требовалась некоторая выдумка: тут надо было и посетителям пожелать «благополучии», и хозяйский интерес соблюсти: ведь заказчиками-то стихов выступали трактирщики.
Самым простым приемом была реклама с перечислением имеющихся блюд:
Снова праздник — прочь печали.
Будь веселье в добрый час.
Мы давно дней этих ждали,
Чтоб поздравить с ними Вас
И желать благополучий,
Время шумное провесть,
А у нас на всякий случай
Уж решительно все есть:
Наши вина и обеды
Знает весь столичный мир,
И недаром чтили деды
Лопашева сей трактир.
Обещали также хорошее обслуживание — «с почтением»:
С почтеньем публику встречает
Большой Московский наш трактир.
Но поэт старался вырваться из тесных рамок торговой рекламы, и тогда рождались целые лирические картины, в которых можно обнаружить знакомство автора с классической поэзией XIX века. Вот, например, образчик, где явно отразились почитаемые в Москве Языков и Вяземский, но в то же время это стихотворение — поэтическое приветствие наступившей Масленице — произведение чистейшего Никольского стиля:
Ликует град первопрестольный,
Разгулу дав широкий взмах,
И пенной чары звон застольный
Под говор праздничный и вольный
Звенит на всех семи холмах.
И этот звон, сливаясь вместе,
Волной могучею встает —
О русской масленице вести
По свету белому несет.
Гремит серебряным набором
Ямская сбруя на конях,
И москвичи с веселым взором,
Блистая праздничным убором,
Летят в разубранных санях.
А тройка мчится на приволье
Стрелой, порывисто дыша, —
Простора просит и раздолья
Живая русская душа…
В Большом Московском, пир справляя,
Все веселится, как в гульбе…
Здорово ж, гостья дорогая, —
Привет, родимая, тебе!..
Как и романисты, Никольские поэты использовали классические образцы, заимствуя их образы, строки, размер, но «перефасонивая» на нужный лад. В одном пасхальном стихотворении, образцом для которого послужило стихотворение И. И. Козлова «Вечерний звон», неожиданно прозвучали бунтарские мысли о всеобщем равенстве, возможно, мечты юности какого-нибудь спившегося чиновника из недоучившихся семинаристов:
Ранний звон,
Заутрень звон,
Какую радость
Будит он!
Тебя скорей
Спешу обнять
И счастье, радость
Пожелать.
Затем и всех
Обнимем мы
И вспомним тут,
Что все равны.
Обычно сочинители поздравлений довольно хорошо владели стихом, не сбивались с размера, соблюдали рифму. Но поскольку главное требование заказчика заключалось в том, чтобы «было складно», то иногда стремление к соблюдению рифмовки приводило к смешным оговоркам.
Динь-динь-динь! Вот полночь бьет:
Новый год, друзья, идет!
Мчится в снежных облаках,
С полным коробом в руках.
Много в коробе лежит,
Всех он щедро одарит!
Много радостей и бед,
И чего-чего там нет!
Конечно, «много радостей и бед» — не очень-то подходящее сочетание для новогоднего подарка, но тут уж подвела рифма. Ничего не поделаешь: стихи!
Но особенно трогательно звучали стихи в устах дочки или сына-малютки, поздравлявшего родителей. Для этого случая тоже предлагались соответствующие стихи.
Вот поздравление от лица дочери, обращенное к матери:
Для тебя цветок растила,
Для тебя и сберегла;
Утром рано поливала,
От ненастья охраняла,
От жары оберегала;
И тебе вот поднесла.
Забот было с ним немало,
Много дум было о нем:
Листья все я обмывала,
Стебель тонкий подпирала,
Насекомых истребляла,
Вспрыскиваньем табаком.
Если за простым растеньем
Должен быть уход такой.
То с каким же ты терпеньем,
И заботой, и уменьем,
Ежедневным попеченьем
Охраняла мой покой!
За все хлопоты, заботы,
За сердечный уход твой
Я желаю: долги годы,
Чтоб ни горесть, ни заботы —
Жизни всякие невзгоды —
Не мрачили твой покой.
