«В XIV–XV вв. монастыри в России переживали расцвет. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Одни из них превратились в крупных землевладельцев, другие существовали в виде скитов и крохотных лесных пустыней. В пустынях иноки жили трудом своих рук и вели аскетический образ жизни. В богатых монастырях жизнь братии претерпела разительные перемены. Старцы не жалели усилий на то, чтобы приумножить свои владения. Они вели торговлю, занимались ростовщичеством, а полученные деньги тратили на приобретение недвижимости. Быстрому обогащения способствовали и пожертвования богомольцев… Состоятельные люди усвоили своеобразный взгляд на грех и покаяние. Любой грех они надеялись после кончины замолить чужой молитвой. Власть и преступления были нераздельны, а потому князья на старости лет щедро наделяли монастыри селами, выдавали им жалованные грамоты. Их примеру следовали другие богатые землевладельцы… Монахи назначали все более крупные суммы за внесение имени умершего в монастырские поминальные книги синодики… Монахи, удалившиеся от мира во имя духовного подвига, стали вести жизнь весьма далекую от идеалов иноческой подвижнической жизни. Вместо того чтобы кормиться «рукоделием», они предавались стяжанию, собирали оброки с крестьян, вымогали пожертвования у вдов, вели вполне мирской образ жизни. Упадок благочестия в монастырях вызвал тревогу в церковных кругах. Лучшие умы церкви искали выход из кризиса. Нил Сорский развивал идеи аскетизма. Иосиф Санин отстаивал монастырские богатства, а спасение видел в умножении строгостей»

(Скрынников, с. 156

-

158

)

.

Победа иосифлян, по мнению Скрынникова, была обусловлена всем ходом исторического развития. Она лишила светскую власть морального обоснования секуляризации церковных земель. Возможность испомещивания, т. е. платы за службу, теперь была ограничена землями черных крестьян и перераспределением боярских земель.

Вспомним, что в Золотой Орде церковь функционировала в режиме наибольшего благоприятствования. От всяких посягательств на ее имущество она была защищена ханскими ярлыками. Теперь этой защиты не стало, поскольку не было государства давшего церкви привилегии. Осталась одна традиция. Поскольку церковь владела землей на основе традиций, нужно было сломать эти традиции.

Государство попыталось экспроприировать церковную собственность в конце XV — начале XVI вв. Первый Государь Всея Руси Иван III предложил проект не просто секуляризации церковных земель, но превращения церкви в часть государственного аппарата: церковнослужители должны были получать оплату своего труда непосредственно от государства.

Не исключено, что эпицентр борьбы пришелся на 1503 год, когда состоялся церковный собор, и нашел свое выражение в идеологической дискуссии нестяжателей и иосифлян. Именно тогда решался вопрос: должен ли монах (а затем, по логике морали, и любой смертный на Руси) жить только личным трудом или он может жить за счет труда других?

Борьба вокруг церковной земли (если она вообще имела место) была драматичной, и в ней участвовали известные конкретные исторические личности. Их характеры, устои, поведение позволили бы представить процесс ярким, живым, если бы не трудности, о которых мы говорили словами Лео фон Берталанфи. Однако и игнорировать непосредственных действующих лиц невозможно. Главные действующие лица спора, как принято считать в традиционной исторической русской литературе: Нил Сорский, Иосиф Волоцкий и Государь Всея Руси Иван III, получавший при победе нестяжателей моральное право экспроприации церковных владений. Ниже даны их характеристики, при написании которых автор старался быть максимально объективным.

Первый Государь Всея Руси был, безусловно, блистательный политик. У одних историков он вызывает восхищение, у других — почти омерзение за маккиавелизм. По-видимому, он, если и не был атеистом, то никакого почтения к религии и церкви не выказывал, хотя бы потому, что стремился превратить церковь в составную часть государственного аппарата управления. «По своим личным качествам Иван III как нельзя лучше подходил роль могильщика политического суверенитета русской церкви. Человек сильной воли, большого ума и беспредельного честолюбия, московский князь был практически лишен всяких «сдерживающих центров» по отношению к религии и церковной иерархии… был убежден, что вопреки евангельскому изречению, бог не в правде, а в силе. «Государь Всея Руси» в равной степени был готов протянуть руку и «римлянам», и ограбившим православные киевские храмы «бессерменам», и поклонявшимся «земле и небу» новгородским еретикам, и даже самому Сатане — хотя бы и не Вельзевулу, а лишь носившему это прозвище литовскому митрополиту» (

Борисов, с. 162

).

Хотя «передовой отряд церковных сил — митрополичья кафедра — не оказала великому князю эффективной поддержки в его централизаторской политике» (

Борисов, с. 188

), Иван III активно использовал церковь в деле собирания земель, вмешивался в борьбу за власть внутри церкви, находил временных союзников среди иерархов. Однако, в одном, несмотря на княжеское давление, на крутое и бесцеремонное обращение князя с опальными церковниками, церковь стояла до конца: не шла на экспроприацию своих земель. Даже обязанный Великому князю изволением из монастырской «ледовой» тюрьмы и своим возвышением новгородский архиепископ Геннадий, когда речь шла о собственности, выражаясь словами летописца, на соборе 1503 года злобно «лаял» на князя.

Великий князь лавировал. Иногда и его союзников-иерархов приговаривали к суровым наказаниям и ему стоило больших трудов спасти их. В наказания нередко включались жестокие избиения. В знак протеста против морального и физического давления со стороны светской власти митрополит дважды покидал свой пост. Однажды он принудил Ивана III к русской «Каноссе». Второй раз тот же прием не сработал.

Основными аргументами Великого князя (судя по действиям) было наличие у него военной силы, не идущей ни в какое сравнение с таковой у удельных князей или у бояр, и отсутствие твердых правовых гарантий суверенитета у церкви. Иван III имел возможность и запугивал церковных иерархов. Никто, даже митрополит не был гарантирован от применения к нему физического насилия. Митрополит несколько раз пытался сбежать из тюрьмы-монастыря и каждый раз был «пойман» князем. К моменту собора митрополит психологически был, видимо, сломлен, и лишь единодушная жесткая позиция иерархов заставляла его действовать решительно.

Главным идеологом нестяжательства был Нил Сорский, происходивший из московской семьи, близкой к великокняжеской фамилии, отказавшийся от мирской карьеры и основавший свой скит на реке Сорке, откуда и пошло его прозвище. Житие по примеру Нила было нелегким: тяжелый физический труд, отсутствие любых даже мелких радостей жизни, практически антисанитарные жилищные условиях, нередко намеренное истязание плоти, не способствовали массовому притоку адептов в Нилу. «В массе черное духовенство осталось глухо к проповеди Нила… Попытки воплотить в жизнь принцип равенства, обязательного труда, самоотречения не привели к успеху», — утверждает Руслан Скрынников

(Скрынников, с. 98, 108–110)

.

Партию иосифлян возглавил игумен Иосиф Волоцкий, в миру Иван Санин. Рачительный хозяин вотчинник-феодал Иван Санин решительно отвергал стяжание как средство личного обогащения, в собственности и богатстве монастырской общины видел средство благотворительности — помощи нуждающимся крестьянам, заботился и об эстетической стороне восприятия религиозных догматов. В целом, это была сложная и привлекательная для восприятия средневекового человека личность.

Исход прений 1503 года вокруг церковной земельной собственности по версии Юрия Алексеева, созданной им на основе литературно-церковного произведения «Слово иное», в конечном счете, оказался связанным «с чисто случайным, но фундаментально важным фактом» — болезнью Великого князя: «скорее всего его постиг удар (по теперешней терминологии — инсульт)». Алексеев описывает детально как это произошло.