Есть некоторые обстоятельства, позволяющие, на наш взгляд, установить направление, в котором следует искать создателя этого текста и ту аудиторию, к которой он обращался. Непосредственные цели написавшего повествование о позорной гибели последнего циского вана вскрыть нетрудно. Важнейшая из них, пожалуй, заключается в том, чтобы усугубить его дурную славу, вновь напомнить о его трусости и упорстве, с которым он отвергал мудрые советы и слушал лишь тех, кто вел дело к капитуляции перед Цинь. В раннеханьской литературе можно встретить сентенциозные характеристики последнего циского вана, в которых также отмечаются эти обстоятельства[419].
В анализируемом тексте упоминаются выходцы из Чжао, Хань Вэй (т. е. трех Цзинь) и Чу, не желающие подчиняться Цинь и поселившиеся на территории царства Ци. Автор этого текста, по-видимому, имел в виду политических эмигрантов, покинувших свои царства после того, как они были оккупированы циньскими войсками[420]. Таким образом, план сановника из Цзимо сводился к тому, чтобы поддержать политических эмигрантов из аннексированных циньским ваном царств и, воспользовавшись повсеместным недовольством циньской тиранией, очистить земли Поднебесной от оккупационных войск, оттеснив их за старые границы царства Цинь. Этот план построен из вполне исторически правдоподобных элементов. Это заставляет думать, что он был сфабрикован тогда, когда вопрос о реальных обстоятельствах, предшествовавших капитуляции циского вана Цзяня, мог еще сохранить злободневность.
Рассказывая о том, как по вине Цзяня были упущены прекрасные возможности для развертывания антициньской борьбы, автор анализируемого текста апеллировал к чувствам не только жителей бывшего царства Ци, но и уцелевшей от репрессий знати тех царств, чьих эмигрантов Цзянь отказался поддержать в трудную минуту. Таким образом, цель его, очевидно, заключалась также в том, чтобы показать, как трусость и неразумие последнего циского вана нанесли тяжелый ущерб антициньской борьбе в центральнокитайских царствах и в южном царстве Чу.
В ходе ожесточенной междоусобной борьбы новоявленных владетелей, пытавшихся использовать результаты антициньской народной войны 209-208 гг. до н. э. для создания самостоятельных государственных образований по типу Сражающихся царств, сложилась ситуация, при которой текст с подобными целевыми установками мог бы быть пущен в ход как актуальный политический документ. Мы имеем в виду следующее: в июле 208 г. до н. э. в битве с войсками циньского военачальника Чжан Ханя погиб Тянь Дань, объявивший себя ваном земель, входивших до 221 г. до н. э. в состав царства Ци; вскоре здесь к власти пришел Тянь Цзя, представитель старшей ветви рода Тянь, брат умерщвленного в Цинь циского вана Цзяня; однако уже в сентябре того же года Тянь Жун, родич Тянь Даня, лишил Тянь Цзя престола, и последний вынужден был бежать в Чу[421]; его первый советник Тянь Цзюе бежал в Чжао[422]. С этого времени и вплоть до момента гибели Тянь Жуна в 205 г. до н. э. последний постоянно выступал то как скрытый, то как прямой противник гегемонии Сян Юя. В этой обстановке Тянь Цзя превратился в орудие большой политической игры между ними. Действительно, когда вскоре после бегства Тянь Цзя из Ци Сян Лян и Сян Юй предложили Тянь Жуну выступить против одного из циньских военачальников, он поставил перед ними следующее условие: «Я выступлю со своим войском, если Чу убьет Тянь Цзя, а Чжао-Тянь Цзюе»[423]. Сян Лян отказался выполнить его, сославшись на то, что Тянь Цзя-ван союзного государства. Как известна, когда Сян Юй в 206 г. до н. э. учредил 18 владений, поделив Поднебесную между полководцами, возвысившимися в ходе антициньской войны, и представителями старой наследственной аристократии, территория бывшего царства Ци оказалась поделенной между тремя правителями: Тянь Ши, Тянь Днем, внукам Цзиня, и Гянь Ду[424]. Тянь Жун и Тянь Цзя были обойдены. Однако через несколько месяцев после опубликования декрета Сян Юя все трое были низложены Тянь Жуном. Б 205 г. до н. э. наступила развязка. Чуский военачальник Сян Цзи прогнал Тянь Жуна, который был вскоре убит, и посадил Тянь Цзя ваном царства Ци. Но не прошло и месяца как Тянь Цзя вынужден был покинуть пределы Ци. Его казнили в Чу, куда он бежал в поисках убежища[425].
Итак, одним из весьма существенных моментов борьбы между многочисленными военно-политическими группировками, властвовавшими над разными районами Китая как на втором этапе антициньской войны, так и в ходе войны Чу и Хань была непрерывная распря между родственниками Тянь Даня и наследниками вана Цзяня. Представляется вполне вероятным, что в этих условиях приведенный выше текст мог быть сфабрикован для распространения в качестве агитационного средства, направленного против восстановления в Ци власти «легитимной» ветви рода Тянь. Тем более что в этом тексте, как было нами показано, весьма отчетливо обнаруживается стремление скомпрометировать последнего циского вана, а следовательно, и его наследников перед власть имущими в центральнокитайских царствах и в царстве Чу.
Умелым историко-публицистическим изложением отличается рассказ о том, как последний чжаоский ван в критический для судьбы царства Чжао момент, когда Цинь готовилось окончательно поглотить его земли, отказался от услуг мудрого советника Сыкун Ма и погубил полководца Ли Му. Этот текст содержит несколько живых драматических диалогов: вана и Сыкун Ма, Хань Цана, циньского лазутчика при чжаоском дворе, и Ли Му, воссоздающих отдельные моменты событий, приведших к гибели царства Чжао. Текст заканчивается суждениями некоего «начальника Пинъюаня», в которых заключена «мораль»: «Уань-цзюнь умер, а через пять месяцев погибло Чжао. Начальник Пинъюаня всем, кого встречал, непременно говорил: "Как жаль Сыкун Ма!" Еще утверждал он, что Сыкун Ма был изгнан из Цинь не из-за неразумия, покинул Чжао не из-за непочтительности; что Чжао отвергло Сыкун Ма и государство погибло; что [причина] гибели царства не в отсутствии достойных людей, а в неумении их использовать»[426].
В этих суждениях отразилась реакция общества на гибель крупнейшего из центральнокитайских Сражающихся царств. То обстоятельство, что Чжао, которое могло бы стать собирателем антициньских сил и оплотом антициньского движения, капитулировало почти без борьбы, требовало объяснения. И такое объяснение, имевшее, кстати, весьма определенный назидательный подтекст, было найдено: причина гибели Чжао — в неумении его последнего вана использовать верных и способных советников.
По свежим следам событий, когда на землях бывших Сражающихся царств не была еще забыта горечь поражения, создан и рассказ о посольстве, отправленном владетелем Аньлина (Аньлин-цзюнем) к Цинь Ши-хуанди. Речь в нем идет о том, как в ходе аннексии земель царства Вэй, осуществленной циньскими войсками в 225 г. до н. э., небольшая область вокруг города Аньлина[427], подвластная одному из вэйских сановников, осталась незанятой. Циньский ван (будущий Цинь Ши-хуанди) предложил владетелю Аньлина доброй волею отказаться от нее в обмен на земельное пожалование в другом месте. Далее в качестве героя рассказа выступает некий Тан Суй, посол владетеля Аньлина, которому удается убедить циньского вана оставить Аньлин в покое. С историко-публицистической точки зрения наибольший интерес представляет следующий фрагмент диалога между Тан Суем и циньским ваном: «Изменившийся в лице от гнева циньский ван обратился к Таи Сую: "Слыхал ли ты когда-нибудь, каков гнев Сына неба?" Тан Суй ответил: "Никогда не слыхал". Циньский ван сказал: "Гнев Сына неба таков, что тела [казненных] лежат без числа, а кровь течет на тысячу ли". Тогда спросил Тан Суй: "А ты, великий ван, слыхал ли, каков гнев носящего холщовое платье?". Циньский ван ответил: "Снимать шапку, [подходить] босиком, биться лбом о землю — вот каков гнев носящего холщовое платье!" Тан Суй сказал: "То гнев батрака, а не благородного мужа. А вот когда Чжуань-чжу заколол вана Ляо[428], комета столкнулась с луной; когда Не-чжэн заколол Хань Гуя[429], белое сияние затмило солнце; когда Яо Ли заколол Цин Цзи[430], столкнулись сизые коршуны над теремом. Эти трое были благородными мужами, одетыми в холщовое платье, они таили гнев, не выказывали его, но знамения были ниспосланы небом. Со мною вкупе таких станет четверо. Если благородный муж разгневается, то падут на землю [бездыханные] тела двух людей, кровь разольется на пять шагов, Поднебесная оденется в траур. Сегодня исполнится это". Выхватив меч, он вскочил. Циньский ван с униженным видом приподнялся и, встав на колени, признал свою ошибку: "При сядь, учитель! Зачем доводить дело до этого. Я [все] понял. Уже погибли и Хань, и Вэй, но ради тебя, учитель, я сохраню Аньлин с его землями протяженностью в пятьдесят ли!"»[431].
