Очень простая методика, способная сохранить много нервных клеток, которые, как известно, сами собой не восстанавливаются, а соответствующие операции стоят прямо-таки огромных деньжищ без особых гарантий на успех.

Коммодор отложил планшет в сторону и расслабился было, посчитав, что полноценный двенадцатичасовой сон он точно заслужил, но оживший коммуникатор, не покидавший запястья уже несколько недель, разрушил столь приятные краткосрочные планы. Хирако выругался, но игнорировать вызов не стал.

Просто потому, что с какими-то пустяковыми вопросами его никто бы не побеспокоил.

— Слушаю. — Компактный голопроектор со своей стороны коммодор включать не стал, здраво рассудив, что его внешний вид сейчас может только удивить и рассмешить, но не внушить уважение и трепет. — Артур? Что-то случилось?

— Эм… — Вызов действительно инициировал ребёнок, мордашку которого Хирако увидел на двухмерной проекции. Стало быть, тот воспользовался одним из множества разбросанных по помещениям корабля терминалов. — Хирако, мы ведь уже покинули систему?

— Уже двадцать минут как в подпространстве. — Подтвердил мужчина, бросив взгляд на основной и единственный дисплей коммуникатора. — Разговор важный?

— Да. — Коротко, ясно и уверенно. И совсем не так, как обычно разговаривал подобранный среди руин малец, способный силой воли давить боевых дроидов.

— Подожди немного, сейчас тебя найдёт дроид и приведёт в мою каюту. Важные вещи лучше обсуждать с глазу на глаз, верно? — Хирако ухмыльнулся и подмигнул, с запозданием вспомнив о том, что его собеседник видеть не может. — В общем, я жду. Следуй за дроидом, не потеряешься.

Едва связь оборвалась, как коммодор в который уже раз за последние полчаса выругался и встал с койки, окинув тоскливым взглядом аскетичное убранство своей каюты. Да, она была велика, да, могла похвастать дорогими материалами и исполнением, вот только всему этому полагалось здесь быть “по штату”, а от самого Хирако в помещении присутствовал разве что сам коммодор, да стопка вакуумных упаковок с чистой и выглаженной формой. Ничего такого, что могло заинтересовать мальчишку, не было, и добыть это на ушедшем в подпространство корабле не представлялось возможным. Тем не менее, на самую минимальную подготовку Хирако оказался способен, связавшись с центральным узлом обеспечения и в обход всевозможных правил заказав доставку всего необходимого для проведения небольшого чаепития прямо себе в каюту. И дроиды не подвели, успев за минуту до того, как малец усилиями проводника добрался до обозначенной части корабля.

— Проходи, присаживайся. Я тут организовал стол, что б не так скучно было языками молоть. — По-свойски бросил Хирако, тут же самого себя обматерив: естественности в его словах было ни на грош. Но мальчишка, похоже, поверил. — Как тебе на корабле? Не обижают?

— Да тут особо и нет никого… — Артур обвёл каюту задумчивым взглядом. — Не подумайте, всё, в целом, нормально, но я думал, что на кораблях должно быть больше разумных. Хотя бы три сотни, а не полтора десятка…

— Ну так мой флагман и не самый обычный корабль. Не заметил, что мы сильно полагаемся на дроидов? Это ещё одна из особенностей Каюрри. Нас не так много, как хотелось бы, но мы умело компенсируем этот недостаток более свободным использованием разного рода машин. А ещё столько киборгов, сколько у нас, нет больше нигде. В процентном соотношении. — Пока Хирако толкал эту призванную привести обстановку в норму речь, его руки мелькали над столом, распечатывая упаковки с печеньем, конфетами и шоколадом, от щедрот доставленных отвечающим за обеспечение экипажей кремниевым разумом в каких-то невообразимых количествах. Хватило бы накормить десяток прожорливых детей, не то, что одного тщедушного мальца. Чай из концентрата уже исходил паром в больших полулитровых кружках: к сожалению, коммодор не сподобился уточнить, что ему нужны обычные чашки, а не копии той, которой обычно пользовался он сам.

— Разве это не опасно? Законы строго регламентируют применение искусственных интеллектов, даже самых примитивных… — Не особо сомневаясь, Артур попробовал местное печенье. Хирако же оставалось только удивлённо вскинуть бровь.

— Откуда такие познания? — Не то, чтобы практика превентивного сдерживания в отношении дроидов была тайной, скорее даже наоборот — о ней знали вообще все, но вот именно дети, да ещё и в таком ключе этим мало интересовались. И знание о том, что малец очень достойно для своих лет разбирается в космических кораблях и боевой технике это не очень-то объясняло. — Не пойми превратно, я ни на что не намекаю, но ты парень умный, сам должен понимать, что что-то в твоём рассказе не сходится.

— Об этом и хотел поговорить. Я… соврал, когда сказал, что в приюте живу сколько себя помню. А документы поддельные. — На лице коммодора особо ничего не поменялось, но Артур заметно сжался, словно ожидая, что сейчас его начнут не просто ругать, а натуральным образом изобьют. Но Хирако бездействовал, и парнишка набрался смелости продолжить. — Я жил в приюте два года, и был там… изгоем. Потому что меня туда отправил отец. Хотел спрятать от предателей… Которые его убили незадолго до восстания.

— Восстания? Образования осколка? — В то, что малец говорит правду, Хирако поверил практически сразу. Во-первых, тот начал разговаривать совсем по-другому, хоть и регулярно сбивался, словно вспоминая давно забытые навыки. Во-вторых, Тереза ещё неделю назад ссылалась на то, что документы о ребёнке, изъятые из локальной сети приюта, с ощутимой вероятностью в двадцать семь процентов являлись поддельными. На тот момент Хирако не обратил на это особого внимания и не предпринял никаких действий, посчитав, что поддельными они могут быть по массе причин, включая и банальную утерю оригиналов или манипуляции с воспитанниками приюта.

Но реальность оказалась прозаичнее: одарённый мальчишка оказался ещё и ребёнком не последнего человека, раз тот был вынужден не просто сослать сына подальше, но и отлучить того от семьи самым что ни на есть кардинальным образом.

— Да. Я не знаю, что именно пытался сделать отец, но у него не вышло.

“А судя по тому, что Артура никто не забрал, вся семья отправилась вслед за ним. Дело — дрянь, но на наших планах это толком не скажется. Не скажется ведь?..”

— Скажи-ка, а Артур — это твоё настоящее имя?

— Угу. — От Хирако не укрылся тот факт, что чем дальше заходил разговор, тем мрачнее становился мальчишка. И это требовалось исправить, что мужчина и попытался сделать так, как умел. — Что вы?..

— Во-первых, не вешай нос. А во-вторых, у тебя есть цель, Артур? То, ради чего ты живёшь и борешься? — Хирако привстал со своего места, наклонился над столом и протянул правую руку к лицу мальчишки, чтобы спустя секунду, когда тот нахмурился ещё сильнее, “вручить” тому торжественный щелбан. Звонкий, обидный, но не слишком болезненный. — Думаешь, твой отец пытался сохранить твою жизнь для того, чтобы ты сейчас сидел передо мной вот так, с посеревшим лицом и никаким настроением?

— Я не знаю. — Угрюмости в выражении лица и голосе ребёнка меньше не стало, хоть Хирако и рассчитывал на обратное. Сказывалось то, что с детьми коммодор дел считай что и не имел, а с его собственного детства пример брать было чревато.

— Знаешь, Артур, всё ты знаешь. Просто сам себе признаться не можешь. Или ты не хочешь хотя бы попытаться найти свою семью? — Произведённый эффект мужчину полностью удовлетворил: парнишка удивился, и гнетущие его мысли отступили под напором надежды. Возможно, надежды пустой и лживой, но даже в таком виде она просто необходима. Лишившийся всего человек не может жить без надежды, что бы ни говорили на этот счёт убеждённые максималисты. — Твой отец не мог укрыть тебя одного. У тебя были братья и сёстры? Дяди и тёти?

— Да! — Какая ирония: именно дети отчаяннее всего цепляются даже за самые призрачные шансы, а вот Артур об этих самых шансах, похоже, даже не задумывался. Хирако ничего толком не знал об этом мальчонке, и потому в разговоре шагал по минному полю, рискуя каждым следующим словом убить всё с таким трудом завоёванное доверие. Не просто так малец решил раскрыть карты. Этому должно было что-то предшествовать, и Хирако нравилось считать, что виной тому стало его природное обояние и “пиратская” харизма. — Они правда могут быть живы?!