— Да, да. Помните?

— Как же. Родина не забывается! Вот ты какой вымахал! Ну и ну! И давно в партии?

— Два года. Был принят по рекомендации Желябова.

— Вон как? Это не шутка! Этим гордиться надо.

— Я и горжусь.

— Сколько тебе?

— Двадцать три. Пришел в партию, как исключили из Петербургского университета.

— Что же толкнуло тебя на такое дело, Николай?

— Был в Петербурге, на Семеновском плацу, когда казнили Желябова, Перовскую, Кибальчича. Все видел. Все пережил… И тогда же дал себе клятву — отомстить за них и тоже умереть на эшафоте.

— Ты, я вижу, геройский парень. Молодцом! Но зачем умирать? Ведь мы затем и боремся, чтоб создать новую, замечательную жизнь. Важно отомстить и сберечь себя для будущего. Вот как мы должны действовать.

— Но в генерала буду стрелять я.

— Это обсудим.

— Нет, только я, Степан Николаевич. Я долго тренировался и не дам промаху. И таково пожелание Исполнительного комитета.

Степан улыбнулся:

— Ладно, ты будешь стрелять в генерала, я — в охранников. Думаю, что работы хватит на двоих.

— Согласен, Степан Николаевич! — твердо сказал Желваков.

— Вот и ладно. А теперь, дружище, садись поближе, я тебе расскажу, как обстоят дела…

1

Задумчивый, неторопливый Клименко после отъезда Фигнер охладел к покушению. Зайдя вечером к Халтурину, он разделся, присел к столу:

— Все пишешь, Степан Николаевич?

— Нужно закончить прокламацию для рабочих. А ты что пришел? Волнуешься перед покушением?

Клименко запустил пальцы в густые вихры, почесал голову:

— Послушай, Степан Николаевич, чего нам наперед батьки в пекло лезть? Фигнер всех взбаламутила, чтоб Стрельникова казнить, и сама же первая устранилась.

— Сказала, что ей опасно оставаться в Одессе.

— Опасно! — усмехнулся Клименко. — А нам не опасно идти под пули?.. И чего этого жирного кабана убивать? Он сам скоро подохнет.

— Мы должны выполнить решение Исполнительного комитета, иначе нас посчитают трусами.

— Я не против, но зачем торопиться?

— Стрельников может уехать.

— И нехай едет. Без него будет спокойней…

Халтурин прикрыл глаза рукой, задумался. В душе он был согласен с Клименко и понимал, что, если повременить, покушение может не состояться из-за отъезда Стрельникова и их никто не сможет упрекнуть.

Но вдруг перед ним встали серые тревожные и ласковые глаза Якимовой. Вспомнилось, как с надеждой и страхом взглянула она на него, когда провожала в Зимний накануне взрыва царской столовой.

Эти глаза как бы спрашивали теперь: «Неужели испугался, Степан? Неужели ты не отомстишь этому извергу за все издевательства?» Брови Халтурина сошлись, в лице появилась властная решимость.

— Слушай, Клименко, ты же не будешь стрелять в генерала. Приехал новый агент из Москвы — мы справимся без тебя. Но ты должен нам помочь купить лошадь, экипаж и в случае удачи укрыть нас.

— Да разве я против? — с трудом скрывая радость, заговорил Клименко. — Раз приехал — буду помогать.

— Тогда иди и подыскивай отменного рысака и надежный экипаж.

— Но ведь денег же нема?

— Деньги достала Фигнер. Иди! Завтра-послезавтра должно быть все готово. Покушение состоится восемнадцатого марта.

2

Статный молодой человек с синими глазами и хорошими манерами был весьма любезно принят в Крымской гостинице. Сатиновое пальто, шляпа и лайковые перчатки сразу расположили к нему администрацию. Заняв приличный номер и заплатив за неделю вперед, он почувствовал, что вошел в доверие хозяев и прислуги. Это было важно, чтобы обезопасить себя на случай любопытства полиции.

Ведя себя свободно и независимо, молодой человек утром сам спускался в вестибюль за газетами, а вечером снова сидел там, как бы дожидаясь очереди в бильярдной, где было изрядно накурено.

Ему не составило труда присмотреться к проживавшему там генералу Стрельникову, даже проследовать за ним к казарме, где тот допрашивал арестованных.

После трех часов, как советовал Халтурин, молодой человек дожидался Стрельникова у французского ресторана и наблюдал за его прогулкой на Приморский бульвар. Он даже заметил и запомнил обращенную к морю скамейку, где генерал любил отдыхать, любуясь синим простором.

Именно это место, облюбованное генералом, показалось и Желвакову самым удобным для намеченного дела.

Придя сюда днем, когда на бульваре почти никого не было, он измерил шагами расстояние от скамейки до главной аллеи и до невысокого барьера, за которым начинался спуск к Приморской улице.

«Пожалуй, отсюда я брошусь вниз и, пока окружающие опомнятся, буду уже в пролетке, и Степан Николаевич умчит меня на быстром рысаке».

Желваков восхищался Халтуриным, о котором знал по рассказам друзей. Высоко ценил его самоотверженный подвиг в Зимнем. Считал за большую честь познакомиться с ним и за счастье — вместе участвовать в новом покушении.

Когда он узнал, что взрыв в Зимнем произвел тот самый рабочий, которого он видел в Вятке, Желваков стад мечтать о встрече с этим легендарным героем. И вдруг в Москве ему предложили ехать в Одессу к Халтурину и быть его помощником.

Желвакову казалось, что Халтурин, вспомнив его по Вятке, примет тепло и сердечно. Так и вышло. Теперь Желваков горел желанием доказать Халтурину, что он полон отваги и предан революционному делу.

Когда они вместе пришли на Приморский бульвар, Желваков с горячностью изложил свой план и сказал, что стрелять будет только он.

— Подожди, Николай. Такие дела не делаются поспешно, — прервал его Халтурин. — Положим, что стрелять будешь ты и не промахнешься.

— Да, стрелять буду я, мы же договорились, и уложу собаку на месте.

— Предположим… А потом?

— Брошусь по откосу вниз.

— Погоди, погоди! Достаточно ли ты изучил опыт, накопленный революционерами?

— Какой опыт? — удивленно спросил Желваков.

— Знаешь ли ты, как бежал из тюрьмы князь Кропоткин?

— Знаю. На Варваре… был такой рысак…

— Правильно. Но ему помогали друзья. Они наблюдали из дома, чтоб улица была свободна и чтоб часовой отошел подальше.

— Да, верно. Это я знаю. Нам тоже будет помогать Клименко. Он постарается отвлечь охранника и помешать погоне.

— Все-таки нам больше нужно рассчитывать на себя. Ты знаешь, как бежал Кравчинский, заколов шефа жандармов Мезенцева?

— Тоже на Варваре. И ушел из самого центра Петербурга.

— Да, Николай, так и было. Но рысак Варвар находился рядом. Кравчинскому ничего не стоило вскочить и умчаться. А здесь ты должен минут десять бежать у всех на виду. Это рискованно. Я считаю, что рысак должен стоять на площади, у бульвара, чтоб ты мог немедля вскочить в пролетку.

— Но ведь тут же центр, движение, люди, полиция, военные…

— А здесь тем более. Здесь опасен спуск — он займет много времени.

— У вас есть часы, Степан Николаевич?

— Есть.

— Давайте я сейчас покажу, как быстро все это произойдет. Я же натренирован физически — был бурлаком на Волге.

— Пожалуй, эта репетиция может привлечь внимание полиции. Еще донесут генералу. Давай хорошенько осмотрим место и, может, остановимся на моем предложении.

— Нет, Степан Николаевич. Я тут брожу три дня. Все взвесил, все обдумал.

— Стрельников ходит с адъютантом?

— Да, — и еще какой-то тип в штатском держится на расстоянии.

— Это, безусловно, охранник.

— Я уложу обоих, — запальчиво сказал Желваков, — а за охранником пусть следит Клименко. Если тот закричит — надо его приколоть и потом бежать к экипажу.

Степан подошел к барьеру, посмотрел вниз.

— Там склады — могут выскочить грузчики.

— Не будут же рабочие ловить своего. Они скорее подставят ножку полиции.

— Да, ты, пожалуй, прав, Николай. Однако расстояние большое. Боюсь… 346

— Я полечу стрелой! А если кто встанет на пути — пущу в ход второй револьвер.