Другого человека, который бы мог по своему политическому мышлению подняться до них, в комитете не нашлось. И хотя каждый понимал, что Халтурин рвался на новый бой с наследником, ставшим царем Александром III, а отнюдь не с палачом в генеральских погонах, никто не сказал об этом.
Сам Халтурин не мог возразить. Он был очень скромен и застенчив…
Когда решение уже было принято, Халтурин лишь попросил, чтоб ему дали помощника, так как понимал, что Фигнер призвана сыграть роль организатора.
Получив заверение комитета, что помощник ему будет прислан незамедлительно, Халтурин быстро собрался, распростился с всплакнувшими старичками и 31 декабря вечером, в канун нового, 1882 года, прибыл в Одессу.
9
Появиться у Фигнер в такое время, когда все начинали праздновать Новый год, Степан не решился. «Либо сама ушла в гости, либо у нее собрались друзья».
Степан переночевал в гостинице, будучи уверен, что в канун такого праздника им никто интересоваться не будет, и на другой день условным стуком напомнил о себе.
Фигнер сама открыла дверь и, шепнув: «Проходите» — тотчас заперла ее.
Степан разделся в передней и вошел в большую, хорошо обставленную комнату.
Фигнер в длинном праздничном платье, отделанном кружевами, стройная и строгая, с причесанными на прямой пробор черными волосами, стояла посредине комнаты, слегка приподняв голову. Когда Степан вошел, на ее узком бледном лице мелькнула тень улыбки, прямые брови слегка приподнялись и в черных глазах блеснули искорки радости.
— Здравствуйте, Степан Николаевич! С приездом! — сказала она, шагнув ему навстречу, и протянула тонкую белую руку. — А я вас жду уже несколько дней.
— Здравствуйте, Вера Николаевна, — приветливо сказал Степан и, пожав ее руку, присел на указанный стул.
Степан впервые познакомился с Фигнер еще на тайной квартире, на Подьяческой, когда она приносила ему новый паспорт. Но встреча была мимолетной, и он мало что сохранил в памяти. Фигнер показалась ему тогда похожей на монашку.
Второй раз они встретились в Москве, на заседании Исполнительного комитета. Фигнер призывала организовать покушение на прокурора Стрельникова. Говорила горячо, красиво, убежденно. Тогда Степану показалось, что она сама рвется в бой.
И вот они встретились снова. Встретились как соратники по борьбе, призванные вместе свершить возмездие над палачом.
Степан, думая о предстоящей встрече, предполагал, что она будет теплее. Что они сразу сойдутся, как сошлись с Желябовым. Но от первых же слов Фигнер, сказанных вроде бы приветливо, хотя и с оттенком некоторого превосходства, словно бы дохнуло холодком. Однако Степан, всегда несколько настороженно относившийся к интеллигентам, сдержав себя, спросил:
— А что, разве Стрельников уехал?
— Нет, пока здесь, но может уехать в Киев.
— Тогда мы переберемся туда.
— Нет, нет! Надо действовать здесь. — Она достала из тайника в крышке стола вшестеро сложенный лист бумаги. — Вот все сведения. Где Стрельников живет, где обедает, где гуляет, куда ездит на допросы. Полное расписание дня. Вы сегодня же можете, Степан Николаевич, увидеть его и наметить план действий. А что, ваш коллега еще не приехал?
— Нет, но днями будет. Я пока понаблюдаю за Стрельниковым. Вы можете, Вера Николаевна, дать мне эту бумажку?
— Лучше, если б вы вызубрили ее и сожгли.
— Он ходит в генеральской форме?
— Да.
— Тогда все просто. — Степан несколько раз перечитал написанное, чиркнул спичкой и горящую бумажку положил в пепельницу. Когда она сгорела, он собрал пепел, растер в ладонях и высыпал в горшок с цветами.
— Вера Николаевна, я сегодня постараюсь перебраться на частную квартиру и вечером зайду, чтоб сообщить вам адрес. Если явится к вам мой напарник, дайте мне знать.
— Хорошо, Степан Николаевич, я буду вас ждать.
Через несколько дней к Халтурину явился плотный, крепкий человек с тронутыми сединой висками.
— Я — Клименко. Послан комитетом. Бежал из сибирской ссылки, — отрекомендовался он.
— Очень рад, — сказал Степан, пытливо рассматривая рыжеватые глаза Клименко, спрятанные под густыми бровями. — Знаете, на какое дело вы посланы?
— Трошки намекали, когда ехал, — усмехнулся Клименко.
Степану понравились его спокойствие и юмор. Человек, который может шутить перед смертью, — не испугается.
— Добре! — по-украински сказал Степан и с улыбкой протянул руку Клименко…
Несколько дней они вместе наблюдали за Стрельниковым и решили, что покушение лучше совершить на Приморском бульваре, где Стрельников прогуливается после обеда.
Как-то вечером оба пришли к Фигнер и поведали о своем плане.
— Хорошо! Я одобряю ваш план, друзья. Но высланные нам триста рублей где-то затерялись.
— Как же быть? Ведь нужна лошадь.
— Подождите несколько дней, я достану деньги…
Ждать пришлось долго — Стрельников неожиданно исчез…
Оставшись без дела, Степан опять затосковал. Снова его стали тревожить сомнения. «Нужен ли вообще террор? Принесет ли он пользу революционному делу? Стоит ли рисковать жизнью нескольких революционеров ради одного мерзавца, которого без труда заменят другим?»
Степан вспомнил, как они с Обнорским создавали Северный союз, и его опять потянуло к рабочим, в родную стихию.
Ничего не говоря Фигнер, которая настаивала на убийстве Стрельникова, Степан стал искать революционно настроенных рабочих в порту и на заводах Одессы, Обладая тонким чутьем и способностью притягивать к себе людей, Степан завел друзей, которые разделяли его взгляды и были готовы объединиться в рабочую группу или в кружок.
Степан уже подготовил «Устав Одесской рабочей группы», но в это время в городе опять появился прокурор Стрельников.
Степан колебался… Фигнер, устав ждать, сама пришла к нему.
— Что же вы, Степан Николаевич, ведь Стрельников вернулся?
— Знаю. Но может быть, он не та мишень, по которой следует палить?
— Он послал на виселицу лучших революционеров юга. Он измывался над Якимовой.
— Что вы? Ее арестовали?
— Да, в Киеве. Уж скоро год. Ее дело вел этот же негодяй Стрельников.
Степан помрачнел.
— Больше ни слова. Я уничтожу палача…
Вместе с Клименко они несколько дней наблюдали за генералом и установили, что он придерживается прежнего распорядка дня. Они явились к Фигнер.
— Ну что ж, друзья, — выслушав их, заключила Фигнер, — я полагаю — настало время действовать.
— Мы готовы! — твердо сказал Степан. Фигнер подошла к комоду и, достав пачку денег,
протянула их Халтурину.
— Вот тут — шестьсот рублей. Хватит этого?
— С избытком.
— Тогда действуйте, друзья! Желаю вам успехов! — она пожала руки обоим. — Меня вызывают в Исполнительный комитет. Но к вам на помощь прибывает новый агент — Желваков. Он явится, Степан Николаевич, завтра-послезавтра.
10
Халтурин жил на окраине города в небольшом доме, занимая комнату с отдельным входом. Дверь была помечена цифрой «2». По паспорту он числился мещанином Алексеем Добровидовым…
Однажды вечером Халтурин сидел у стола и писал прокламацию для рабочих. В дверь постучали.
— Кто тут? — негромко спросил Степан, схоронясь за стену и достав револьвер.
— От бабушки Агафьи, — послышался молодой голос.
Это был пароль. Халтурин распахнул дверь, впуская высокого красивого молодого человека.
— Желваков! — прошептал тот.
— Рад, рад! Проходи, раздевайся.
Усадив Желвакова напротив себя и прибавив в лампе огня, Степан всмотрелся.
Под темными густыми волосами белое юношеское лицо, с дерзким взглядом синих глаз.
— Готов побиться об заклад, что я вас где-то видел.
— В Вятке, в семьдесят четвертом году.
— Земляк?
— Да!
— Ну, давай твою лапу. А как звать?
— Николай!
— Погоди… погоди… Нет, не припомню… Где же мы виделись?
— В библиотеке у Красовского и потом на сходках у Трощанского.
— Так, так… вспоминаю. Кудлатый гимназист с медными пуговицами? Еще упредил меня от полиции.