Старички оказались живы, и через несколько дней Степан перебрался к ним. Так как ему было строго запрещено появляться в городе или на заводах, он сказался больным чахоткой и большую часть времени проводил на диване.

Приняли они Степана, как родного. Агафья Петровна буквально не отходила от Степана, и через месяц он почувствовал себя здоровым.

В это время в Одессе развернулись работы по подкопу и Халтурина вызвали туда. Но вскоре рытье пришлось оставить — из Петербурга шифрованной телеграммой дали знать, что царь в Ливадию не поедет.

Халтурину снова пришлось вернуться в Москву и опять поселиться у гостеприимных старичков. Благо за время работы в Зимнем он скопил деньги и ему не нужно было жить на средства «Народной воли».

6

Узнав, что у Егора Петровича почти вся родня живет в деревне, недалеко от Москвы, Степан упросил старика съездить туда и договориться с братом, чтоб тот взял его к себе на лето.

Брат Егора Петровича, Елизар, нуждался в помощнике и охотно приютил Степана.

Проработав лето на воздухе, Степан вернулся в Москву загорелый, полный сил, готовый снова взяться за большую работу. Через агентов «Народной воли» в Москве он просил передать в Исполнительный комитет просьбу о вызове в Питер, так как он н «может сидеть без дела.

Скоро его уведомили, что из Петербурга получена шифровка, где было сказано: «Передайте Степану, что комитет помнит о нем и уважит его просьбу…»

Изнывая от безделья, Степан как-то разложил на кухне инструменты Петровича и, отыскав в чулане сухую березовую доску, принялся делать ларец.

Егор Петрович, служивший теперь сторожем на каком-то складе, вернувшись с работы, похвалил начинания Степана. А когда ларец был готов, сам отнес его в лавку кустарных изделий и попросил, чтобы ларец взяли на комиссию. Ларец был продан через два дня, и хозяин лавки заказал Петровичу еще дюжину таких же ларцов.

Степан перестал скучать, воспрянул духом. Через Егора Петровича он старался восстановить и старые связи с московскими рабочими. Мысль о возрождении Северного союза русских рабочих по-прежнему не оставляла Степана.

2 марта 1881 года после ночной смены Егор Петрович вернулся взволнованный и, не раздеваясь, тут же, на кухне, бросился к Степану.

— Ну, Степанушка, поздравляю тебя, наконец-то с иродом покончили!

— Как? Кто сказал?

— Вот, на почитай газету.

Степан взглянул на сообщение: «Из «Правительственного вестника»:

«Сего марта, в 1 3/4 часа дня. Государь Император, возвращаясь из Манежа Инженерного замка, где изволил присутствовать при разводе, на набережной Екатерининского канала, не доезжая Конюшенного моста, опасно ранен, с раздроблением обеих ног ниже колена, посредством подброшенных под экипаж разрывных бомб. Один из двух преступников схвачен. Состояние его Величества, вследствие потери крови, безнадежно».

— Безнадежно, — повторил Степан вслух. — Это значит, что есть надежда на переворот! Петрович, слышишь, все-таки нашлись герои! Нашлись! Ну и весть ты притащил сегодня! Надо бы кричать «ура» и звонить в колокола, да пока не пришло время. — Степан обнял старика и поцеловал от нахлынувшей радости…

7

Александр III укрылся в Гатчине. Его молчание было зловещим. В первых числах апреля в Москве потеплело, солнце быстро сгоняло снег. Веселое чириканье воробьев и задорный грай грачей, облепивших во дворе березы, возвещали, что весна пришла.

В эти дни Степану было особенно тяжело отсиживаться дома. Он нетерпеливо ждал возвращения Петровича с ночного дежурства.

Когда послышались на лестнице знакомые шаги, Степан бросился навстречу.

— Ну что? Есть ли газеты, Егор Петрович?

— Нет… сегодня опоздал купить… — смущенно сказал старик.

— А вон те, в кармане? — увидел Степан краешек газеты и вытащил ее.

— Должно, запамятовал, — ответил Егор Петрович и, пряча глаза, ушел к себе.

Степана охватило тревожное предчувствие. Он прошел в комнату, сел на диван и, развернув газету, сразу увидел набранное жирным шрифтом «Правительственное сообщение»…

«Сегодня на Семеновском плацу повешены: Желябов, Перовская, Кибальчич, Михайлов, Рысаков…»

Строчки запрыгали в глазах… Желябов… Андрей, милый друг и брат… — Степан упал на валик дивана и заплакал глухо, тяжело, как плачут мужчины…

В эти дни, встречаясь с агентами Исполнительного комитета, он настойчиво призывал к решительным действиям и выражал готовность пойти на любой акт возмездия и, если надо, пожертвовать жизнью.

Вскоре уцелевшие члены Исполнительного комитета «Народной воли», за исключением Веры Фигнер (которая еще в апреле, после ареста Исаева, уехала в Одессу), перебрались в Москву. Центр партийной жизни, в силу невозможности нахождения в столице из-за шпионов, которые почти всех знали в лицо, был перенесен в «златоглавую».

На первом же собрании Исполнительного комитета выяснилось, что он понес невосполнимые потери. Две трети его состава, и, безусловно, самые лучшие, самые самоотверженные люди, цвет революционного комитета — были казнены или томились в крепости.

Уцелевшие члены Исполнительного комитета решили укрепить его за счет московской группы «Народной воли» и других видных революционеров. В новый состав Исполнительного комитета был единодушно избран Халтурин. Он был утвержден руководителем рабочей группы, которая должна была вести пропагандистскую работу на заводах.

Когда собрание закончилось, Степана взял под руку и отвел в сторонку узколицый, сутулый человек, с черной бородой клином и большими глазами навыкате.

Это был Теллалов — один из руководителей московской группы.

— Степан Николаевич, мне поручено вам передать вот это.

Степан развернул вчетверо сложенную, отпечатанную в типографии листовку. Прочел заголовок — «Рабочая заря».

— Неужели это наша рабочая газета?

— Да. Ее отпечатали уцелевшие члены вашего союза — типографские рабочие Павлов и Гусев.

Степан взглянул на статью и прочел вслух:

— «Сила наша в нашем единодушии и в нашей сплоченности». Молодцы!

— Но, к сожалению, газета не получила распространения, — сказал Теллалов. — Ее конфисковали, а рабочих арестовали… Нам удалось достать лишь один экземпляр.

— Спасибо! Я возьму его с собой…

Ситуация, создавшаяся в стране после убийства Александра II, была крайне неблагоприятна для пропагандистской работы, и Степан настаивал на усилении террористической борьбы, просил снова направить его в Петербург.

И Перовская в первые дни после казни Александра II вынашивала мысль об организации покушения на нового царя, но силы партии были так ослаблены, что пока об этом не приходилось и думать…

В октябре, после полугодового пребывания в Одессе, в Москву приехала Вера Фигнер и на первом же заседании Исполнительного комитета поставила вопрос об убийстве военного прокурора Стрельникова, прославившегося: жестокими расправами с революционерами. Исполнительному комитету надо было активизировать деятельность, чтоб показать правителям и народу, что «Народная воля» не сломлена. Предложение Фигнер одобрили.

Местом покушения избрали Одессу, где Стрельников часто бывал и где легче, чем в Киеве, можно было с ним покончить. Фигнер, как член Исполнительного комитета, хорошо знающая Одессу, взялась за организацию покушения.

В первых числах декабря 1881 года Фигнер выехала в Одессу, а через две недели от нее поступила шифрованная телеграмма о том, что необходимые сведения собраны и она ждет людей.

8

Вопрос об «исполнителях» решался на очередном заседании комитета. Так как Халтурин неоднократно настаивал на активизации террористической борьбы и высказывал готовность пожертвовать собой, кем-то была выдвинута его кандидатура. Никто возражать не стал. Когда спросили самого Степана, он несколько секунд молчал, потом поднялся и сказал: «Я согласен».

Если бы присутствовали на заседании Желябов, Квятковский, Александр Михайлов или Перовская, любой из них воспротивился бы этому и заявил бы примерно так: «Мы не можем жертвовать Халтуриным ради бешеного пса, которого на другой же день заменят таким же, а может быть, еще более бешеным псом. Халтурина нам никто не заменит. В партии нет другого такого человека!» Но, увы! — Желябова, Квятковского, Перовской уже не было в живых, а Александра Михайлова держали в мрачном каземате Петропавловской крепости.