— Как глупо и обидно попал Квятковский! Но точно ли так было дело?

— Да, точно! Наш верный человек работает в III отделении. Он и сообщил об этом. Между прочим, о том, что Рёйнштейн выдал Обнорского, тоже он сообщил. Это честнейший человек. Он предупредил и спас от ареста многих наших товарищей.

— А о Квятковском не знал?

— Нет, его арестовали не жандармы, а полиция.

— Эх, как мне жаль Александра Александровича! — Степан сжал кулаки и стал ходить из угла в угол. — А нельзя ли его спасти?

— Перевели в крепость. А туда пробраться нет никаких надежд.

— Эту проклятую крепость давно бы надо взорвать! — Степан, вдруг что-то вспомнив, остановился, присел к столу. Лицо его стало суровым.

— Анна Васильевна, а вы бы не могли повидаться с этим человеком?

— А что?

— Не захватили ли при обыске у Квятковского бумажку, где я рисовал план Зимнего и где крестиком. была помечена столовая? Ведь, если эту бумажку он не сжег — меня схватят и все дело провалится.

— Как же вы сами не уничтожили ее?

— Квятковский оставил, сказал, что должен посоветоваться с товарищами.

— Это нехорошо. Завтра мы свяжемся с этим человеком. Но я думаю, такой бумажки не было. Если б она оказалась у жандармов — во дворце бы все перевернули.

— Пожалуй, так, а все же вы наведите справки, Анна Васильевна.

— Обязательно, Степан Николаевич. Обязательно!

— А что, какие улики есть против Квятковского?

— В его квартире нашли динамит.

— Плохо! Если еще окажется план Зимнего и под столовой найдут динамит, ему не миновать виселицы. Может, отменить покушение?

— Что вы, Степан Николаевич, — Якимова поднялась и посмотрела на него строго. — А разве вам не грозит виселица? Все мы рискуем жизнью ради великой цели. И не один из нас падет, прежде чем эта цель будет достигнута. Мы выполняем волю Исполнительного комитета. Мы должны действовать без колебаний и сомнений.

— Я готов, как всегда, Анна Васильевна, — решительно поднялся Халтурин, — меня ничто не заставит отступить. Несите динамит, я жду.

8

О злополучной бумажке, где был набросок плана Зимнего, узнать не удалось. Степан не замечал, чтобы была усилена охрана царской столовой. Напротив, ему казалось, что во дворце стало спокойней.

Воспользовавшись этим, Степан больше месяца носил в Зимний динамит, который производили в тайной квартире на Подьяческой. Он уже знал, что главным техником «Народной воли» был Кибальчич, что по его рецептам изготовляли черный динамит и что он сделал расчеты по взрыву царской столовой. Однако с Кибальчичем его не знакомили. О подготовке покушения в Зимнем знали даже не все члены Исполнительного комитета. О том, что взрыв готовит Халтурин, было известно немногим. Для общения с Халтуриным были выделены двое: Желябов и Якимова. С ними и приходилось ему встречаться.

Когда последняя порция динамита была уложена в корыто в тайнике и Степан пришел на Подьяческую с пустым поясом, Желябов достал из ящика шкафа длинный шнур и, смотав его, положил на стол.

— Вот, Степан, посмотри внимательно на эту штуку. Догадываешься, что за игрушка?

— Не иначе, как фитиль к мине.

— Верно! Только называется эта штука не фитиль, а медленно горящий станин. — Желябов достал из кармана маленький обрезок шнура, положил его в чугунную пепельницу и поджег. Станин, шипя и искрясь, стал медленно гореть.

— Видишь, какая премудрость? Этот шнур рассчитан на двадцать минут. За это время ты Должен успеть убраться из дворца. Сможешь?

— Да я за двадцать минут весь Невский пройду, — обиделся Степан.

— Отлично! А вот эта штука — запал! — Желябов положил на стол жестяную коробочку. — С ней будь осторожен — тут гремучая ртуть. Может взорваться при ударе.

— Это я понимаю.

— Сюда, в эту дырочку вставишь конец шнура и привернешь зажим. Вот так, — Желябов показал.

Степан попробовал зажать шнур.

— Хорошо! — одобрил Желябов. — Теперь запоминай, что и как делать. Придя в пазуху свода, ты первым делом растянешь шнур так, чтобы он не соединялся. Один конец положишь в корыто, другой подведешь поближе к выходу. Да смотри не намочи его.

— Это ясно, Андрей. Иначе же не будет гореть.

— Правильно. Потом конец, подведенный к корыту, ты зажмешь вот в этом запале и запал положишь на динамит. Понятно?

— Понятно!

— Вот и вся премудрость! усмехнулся Желябов. — Тебе останется лишь поджечь стапин, заделать дверь и успеть выскочить из дворца. А уж там я тебя встречу и спрячу в надежном месте — то есть здесь. Все уяснил?

— Все, Андрей.

— Ну что, не страшно тебе, Степан?

— Не знаю… вроде нет. Может, будет страшно там, но я этот страх пересилю. Когда взрывать?

— Ты говоришь, обедают в шесть?

— Да.

— Вот ровно в шесть и подожги. Взрыв произойдет в шесть двадцать, в шесть тридцать, когда все будут на месте.

— А число не меняем? Пятого? Завтра?

— Да, завтра! Я тебя буду ждать под аркой Главного штаба. Есть еще вопросы?

— Нет.

— Тогда обнимемся, брат, и пожелаем удачи нашему делу.

Они обнялись, поцеловались. Степан обмотался шнуром-стапином под фуфайкой и спрятал запал в потайном кармане.

— А где Анна Васильевна? Я бы хотел с ней проститься.

— Сейчас позову. Одевайся.

Когда пришла Якимова, Степан уже был в пальто.

— Ну, прощай, друг, — торжественно сказал Желябов, — на святое дело идешь. — Он еще раз пожал ему руку, крепко обнял. — Помни, я жду тебя под аркой. Желаю удачи!

— Спасибо!

Желябов отступил, пропуская Якимову.

— Большой вам удачи, Степан Николаевич! Я жалею, что не могу пойти с вами. Прощайте, наш славный, наш храбрый друг, — она обняла и крепко поцеловала Халтурина.

9

5 февраля 1880 года было воскресенье. Степан, проснувшись рано, не знал куда себя деть. Вчера, вернувшись с тайной квартиры, он узнал, что завтра приезжает брат императрицы, принц Гессенский. В парадной столовой готовили торжественный обед. «Уходить из дворца нельзя, мало ли что может стрястись за это время, — размышлял он. — И праздно сидеть неловко. Может, жандарм пригласит или товарищи потащат в трактир. Скажусь-ка я лучше больным».

Утром, когда все поднялись, он встал, умылся, выпил чаю и снова лег на кровать, сославшись на головную боль. Лежать было скучно, тоскливо, одолевали тревожные мысли.

«Если б казнить одного царя — у меня бы рука, не дрогнула. Но ведь могут погибнуть невинные люди! Впрочем, эти невинные, что окружают царя, только кажутся невинными. Они, может быть, не меньше приносят вреда простому народу. Их нечего жалеть. Вот солдаты из охраны — этих жалко! Этих бы как-то надо предупредить. Но как? Может, в связи со встречей принца их поставят под ружье? Да, хорошо бы…»

Перед вечером столяры ушли в трактир. Время приближалось к шести. Степан поднялся, быстро собрал самое нужное. Приготовил пальто, шапку, рукавицы, чтоб можно было быстро одеться. Запер дверь и ключ сунул в карман. Дверь на лестницу оказалась открытой. Поднявшись к пазухе, он вспомнил, что забыл отвертку. Выругался про себя.

Однако нащупав в кармане складной нож, достал его, открыл дверь в тайник. Там все было приготовлено заранее. Все же Степан чиркнул спичкой, оглядел корыто с динамитом и лежащий в нем запал со шнуром.

«Ну, будь что будет. Пусть свершится святая месть над тираном», — прошептал он и поджег шнур. Послышалось негромкое шипение, от которого зазвенело в ушах. Степану почудилось, что этот звук уже привлек стражу и сюда бегут. Он отпрянул к двери. Голубоватые искры сыпались во все стороны и слепили.

«Нет, отступать нельзя. Помоги нам господь!» — прошептал он и, плотно прикрыв дверь пазухи, быстро сошел вниз. Когда стал открывать дверь комнаты, рука дрожала, ключ никак не мог попасть в скважину.

«Черт возьми. Я, наверно, весь дрожу. Ведь меня схватят», — подумал он и другой рукой, нащупав скважину, вставил ключ, открыл дверь.

Одевшись, он почувствовал, что дрожит еще сильнее. Казалось, что время летит слишком быстро, а он действует медленно. «Опоздаю, сейчас накроют меня», — не запирая двери, он пошел к выходу.