— А этот откуда взялся?

Они тараторили, дергали ее за леггинсы и длинные руки.

— Пойдем с нами, Ирта, потом поговоришь с этим чужаком.

Докатились, он чужак для земных детей, а эта…

— Хорошо, идем.

Она согласилась и подхватила на руки троих самых горластых. Еще пара «краснорожих» стала карабкаться вверх самостоятельно.

— А ты покажешь, как ловить рыбу руками?

— Покажу, — ворчливо рыкнула она, — только не трещите, глупые мелкие голубаты.

Мазнула по Тиму темно розовым взглядом и развернулась, обвешанная индейским выводком. Трубку мира они так и не воскурили.

— Ирта, — издевательски фыркнул Тим и, увидев, что обернулась, бросил, — все-таки ты высоковата на мой вкус.

— Высоковата? Ну это мы еще посмотрим…. Чага.

Ну не сука ли!

Стоп, только не думать об Ирте, как о женщине. Иначе — ему конец.

Сколько уже таких концов с ним случалось. И вот очередной.

Тим выдохнул и обхватил руками голову. Нужно привести мысли в порядок. Выкинуть хоть на время из головы эту…, это… В пределы!

Ларский ждет, что Тим поможет разобраться с интригами Федерации. Кристаллы разбиты, рассеяны, запечатаны в силовые ловушки. При содействии сфер с них получилось снять слои человеческой памяти и получить тот же кристаллический разум, что уничтожил первого инсектоида и запустил неизбежность второй встречи Тима и Ирта. Ларский, кажется, называл его диверсантом?

Диверсант уничтожал сопоставимые с ним по разуму формы органической жизни, и подходящие по размеру объекты цивилизации. Нуждался в биомассе. Те же потребности протащили сквозь космос разбитую Штраусом кремневую армаду. По версии ученых на Орфорт проникло что-то подобное, хоть и ослабленное. Вот только чем? Ударами гиперфлота, космическими излучениями или трудным выходом из подпространства? Бог весть.

Чем дальше человечество пробиралось в космос, тем больше становилось вопросов, а ответы походили на метафоры из мира магии или предсказание по картам Таро. Чем тогда их высокоразвитая технологическая цивилизация отличается от древних предков? Те, пробираясь сквозь темные времена, полагались на мистические знания, обереги да волшебные слова. Находили таинственные знаки и считывали их волей сердец, обращенных к будущему. И сегодня все также. Один идет по следу воображаемого параллельного мира, другой ищет осколки рассеянных по космосу грешных душ.

Тим тоже видел себя в венце великих открытий. А получил смерть друзей, боль Орфорта, связь с изоморфом, а теперь интриги далеких даже от гуманизма гифлоидов. Как ему вылепить приличную жизни из зла и обмана? Придется постараться, потому как более не из чего ее лепить, так уж легли карты.

Каждый поворот событий определен выбором. Беда в том, что в момент его совершения не предугадать последствий, не считать таинственных знаков. Лишь когда оглядываешься назад, все просматривается ясно и необратимо. Счастлив тот, кто принимает эту ясность. Сразу или к итогу жизни.

Тим поднялся на ноги и потянулся, наслаждаясь покоем и красотой пейзажа: горы, пещеры, каньоны, пустыня Чиуахуань. Закат окунал далекие вершины и бесприютную пустошь в красноватую дымку с фиолетовыми переливами. Точь-в-точь как на Марсе. Или на Орфорте зимой. Когда исчезает синяя яркость неба и многоцветье Просторов. Говорят, география рождения и юности отпечатывается под кожей. Есть немного мест на свете, где ты, как кусочек мозаики, встраиваешься в общий ландшафт. И сливаешь в одно целое с теми, кто носит схожий отпечаток. Гуадалупе-Маунтинс выглядело таким местом. И для него, и для Ирта и для сфер.

Может это и есть знак, который нужно считать и принять.

— Да что с вами не так, губернатор? Майкл, ответьте!

Возглас выдернул из зыбкого болота мыслей. Пришлось поднять глаза, на Люка. Тот уперся ладонями в стол, возмущенно раздул ноздри и навис фигурой неумолимой расплаты.

— Все в порядке успокойся, — вяло проговорил Майкл. — Никакой причины истерить. И тем более переходить на «вы».

Тот отлепился от столешницы и отдернул полы укороченного пиджака.

— Хотел напомнить, что вы главный чиновник на нашем недостроенном астероиде. Так сказать, лидер космической миссии.

— Без тебя помню, — буркнул Майкл, — к несчастью.

Этот неподъемный факт и пожирал его изнутри всю последнюю неделю, сразу после встречи в космосе с армадой гиперфлота. Майкл начал по-настоящему сожалеть о том, что воплотил в жизнь мечту. Отправился в проклятую экспедицию и утащил за собой тьму народу. Бойся исполнения желаний, иначе станешь их заложником среди космической пустоши. И бежать некуда.

— Приплыли, значит, — Люк плюхнулся на кресло и воздел руки, — к несчастью! Он помнит! А говоришь, что нет причины истерить.

Майкл сцепил пальцы и с большим усилием собрал волю, растекшуюся по неведомым закоулкам организма.

— Так, Люк, прекращай этот театр. Какие у тебя конкретные претензии? По-твоему на кресле губернатора положено каждую секунду пылать энтузиазмом и делится энергией. С людьми, знаешь ли, так не бывает.

— Да какой уж там энтузиазм. Может, вы сами не замечаете, но впечатление, что мысли губернатора где-то далеко. Отбыли за горизонт разума. Из вас ни на планерках, ни на совещаниях лишних двух слов не вытянуть. Стандартный набор: «здравствуйте», «в чем суть проблемы», «какие будут предложения», «хорошо, делайте», «о результатах сообщайте». Это вообще нормально, шеф? Я так могу вслед за роботом таскаться или обойтись голосовым сопровождением. Поэтому и спрашиваю, Майкл, что случилось?

Люк горячился, жестикулировал. Майкл наблюдал за его подвижным чуть ассиметричным лицом, прямо созданным для выражения «чрезвычайных» эмоций, и изнутри пробивался неконтролируемый смех, прямо как на французской комедии.

— По-моему, Люк, с тебя наконец-то свалились розовые очки по поводу моей великой руководящей миссии и твоей важной роли при мне. Я же руководитель, поэтому ничего не делаю, только болтаюсь под ногами. Создаю у всех ощущение, что все слажено движется в нужном направлении. Тебе со мной еще повезло. Было бы хуже, если бы я внушал, что все наперекосяк, с большим трудом и неясно куда. В любом случае можно обойтись небольшим набором фраз, — Майкл улыбнулся, следя за недовольно вытянувшимся лицом Люка, и со значением добавил, — Если, конечно, удается избегать встреч с Порковым.

— Очень смешно, шеф, — кисло скривился Люк. — Но от ваших фраз ни у кого никаких положительных ощущений нет. Мы все словно на реконструкции. А она залипла и крутится на повторе.

Такая вертушка день за днем работала в голове Майкла: рассказать правду или молчать. В чем его обязанность и в чем его долг? Правильно вести экспедицию к краю вселенной или вернуться в колыбель Земли, без которой все теряет смысл. И особенно без Джеки, если нет уверенности, что она спокойно живет в своем московском фарфоровом домике. Люку незачем знать, что у Майкла есть собственная киношка на повторе. Вот он и требует правду. Грызет глазами несчастную черепную коробку своего босса.

— Ладно, Люк, не преувеличивай. Я немного устал, да еще эффект кросс-перехода. Знаешь, я будто завис в коконе сияния и никакого движения. Депрессивное такое состояние, но оно пройдет.

— Ну-ну, — недоверчиво пробурчал тот. — Не уверен. Вот повтори, что сейчас обсуждалось на совещании?

— Ты меня проверяешь?

— Именно.

С видом опытного психолога Люк закинул ногу на ногу и выжидательно сложил поверх коленей руки. Только блокнота не хватало. Майкл прикрыл глаза. Так сходу на вопрос не ответить, надо собрать в памяти рассыпанные фрагменты дня, склеить в пленку и отмотать кадры. Небольшое умственное усилие.

— Энергетики отчитались, что протестировали улавливатели и готовы работать с протуберанцами. Химики настаивают на добавлении в атмосферу азона и хлора, чтобы остановить избыточное утекание. Аграрии требуют наполнить русла хотя бы только в пятом и шестом секторах, где завершено терраформирование. Хотят начать посев. Но река проходит не только по двум секторам, а остальные еще мяса не нарастили. Поэтому на совещании решили обойтись резервуарным размещением. Верно говорю, начальник-секретарь?