— Так и есть, меня недавно прокатили. Но для чего инсектоидам люди?

— Трудно сказать, я не специалист. Что-то вроде наблюдения за боем, эмоциональной и эстетической оценки ситуации, чтобы инсектоиды совсем с цепи не срывались. Ты же знаешь, могут за собой ни морщинки не оставить, а все-таки действуют на человеческих объектах. Заодно наши парни и спину прикрывают.

Тараканы, действительно, могли входить в такой мощный боевой раж, что в измененном состоянии переходили в режим тотального уничтожения. И союзники, и гражданские — все ложилось под одну гребенку. Скорость реакции в несколько тысяч раз превышала человеческую. Поэтому, как правило, при высадки группы инсектоидов армейские рядом не работали. Даже в космосе и даже на Дальних Пределах. И вот… извернулись. На собственной спине даже случайно не прихлопнут.

— Бог с ним, с Треллином. Давай-ка, к теме вернемся. У тебя есть что сказать, кроме всего этого бреда, что я только что услышал?

— А, по-моему, рабочая версия. И диверсант сюда вписывается. Очередной турист, так сказать…

— Совсем охренел, Никита, на своих спасательных операциях? Какой турист-диверсант? Получается под носом разведки и контрразведки веками шныряли инопланетяне и решали, как бы улучшить человечество? Ты думай, что говоришь!

— Получается шныряли. Вполне вероятно. А тебе, генерал-лейтенант, нечем горящую задницу прикрыть?! Страшно оказаться виноватым?

— Да идите вы в пределы с этой сволочью Треллином!

— Офицеры, прошу вас, не нужно так горячится. Давайте рассудим спокойно.

Ларский почувствовал руку Марго на своей и с трудом оторвался от взгляда взбешенного спрута и выдохнул. Да, пусть сам идет в пределы вместе с дутыми амбициями.

— Извини, Марго. Но в общем есть резон в версии, что кристаллы хотят заметить человечество собою. Я читал отчеты с Европы, они слишком много знают о нас, транслируют необычную информацию — словно фрагменты жизни разных людей, и при этом очень депрессивного свойства. Откуда бы им взять их, да и зачем?

— Думаешь, насобирали за века? Я знаете, что подумала. Во-первых, молодой офицер дразнил вас, это было очень заметно. Наверное, у него такой способ заставлять окружающих шевелить мозгами. Во-вторых, нужно доверять собственным усилиям и своему профессионализму. Если контрразведчики считают, что кристаллы не могли к нам на прогулку захаживать столетиям, значит не захаживали. И давайте исходить из этого, а то окончательно запутаемся.

— Наконец-то здравая мысль, — пробурчал Марра. — Как бы вы тогда объяснили все происходящее?

— Я психолог и могу представить, как мыслят люди, а не инопланетяне.

— Вот и представьте.

Марго перевела взгляд с Марры на Ларского и поправила выбившийся локон.

— Что ж. Произошло какое-то событие-провокатор, из-за него кристаллы очень много узнали о людях. И еще испытали потребность заменить нас собою. Все это окрашено негативными эмоциями. Поэтому они транслируют кошмары, уничтожают нас и важные для нас памятники. Но одновременно восстанавливают, изменяют, наверное, улучшают на свой вкус. А это значит, что прямо сейчас в кристаллах много, очень много человеческого.

— Мы воюем против самих себя, только очень быстрых, — закончил мысль Ларский.

Марра прикрыл глаза и покачал головой, явно обдумывая не слишком веселые выкладки. Генераторное кольцо замигало, под каждым из них зашевелился ложемент и сразу прозвучало сообщение:

— Внимание, перемещение крейсера. Режим полной готовности.

— «Эпсилон» пошел, — пояснил Марра. — Вы отходите на дистанцию огневой поддержки.

Кресла мягко затягивали, хотя ускорения не чувствовалось, корабль лишь немного поднялся над целью. Ларский запросил трансляцию, и изображение развернулось, как открывшееся брюхо каюты.

Город накрыл короткий голубой всполох, и отовсюду полетели трассирующие снаряды, плотно сеткой расчерчивая долину между гор. Пунктиры взбесившихся рубиновых змей.

Энергетические завихрения воронками взмывали вверх, одна, вторая, десяток искрящихся торнадо. Здания пытались устоять, вытягивали вверх стены, их цвет становился гуще, насыщеннее. Но строения кристаллов накрывали прозрачные линзы. Они вспыхивали, исчезали и вновь появлялись. Через несколько минут пара кварталов начала вскипать. Улицы обращались в ад, в котором выжить немыслимо. Но даже для ада союзники были слишком быстры. Невидимы. Оставляли лишь сети шквального огня.

Инсектоиды часто пользовались снарядами. Люди такие делать не умели. Банки с перетекающими токами и массой в миллион раз больше объема. Ядерная накачка, синтез в момент выстрела. Они входила, как в масло, в любое вещество.

Прорывая огонь, в небо полетели иглы льда. Теряли скорость, рассыпались по дороге, затем обрушивались на землю градом и снова поднимаясь вверх. Не было ни привычного дыма, ни пепла. Совершенный город без органики обращался дождем, градом и фонтанами жидкого стекла. Но он все еще стоял и тянулся вверх. Рос. Под прозрачным голубым небом и линзами энергетических выбросов.

— Быстро или медленно, но «Эпсилон» справится. Оставит на месте города чашу из расплавленного корунда, и дело с концом — устало заметил Марра.

— Или заберет ее себе на память. Как образец прекрасного.

— Если бы все было так просто, Никита Сергеевич. Если бы.

К чему это он? Собственные неотвязные мысли или неуверенность в союзниках? Кто как не контрразведчик знает подводные камни дружбы с тараканами. Но не скажет. Политика прежде всего. Интересы Федерации.

— Оставим этот бой Маршалу Роев и флотским.

Контрразведчик, не дожидаясь ответа, отключил трансляцию, и Ларский раздраженно посмотрел на него.

— А сами вернемся к событию-провокатору, как назвала его Марго?

— И к какому?

— А то ты не знаешь, — зло выплюнул Ларский. — К удару Штрауса по кремневой расе. Он рассеял врага и на тебе — последствия. Зараженные и погибшие инсектоиды, диверсант и удар по МакГрею, а в итоге алмазные твари. Да, еще и Орфорт, про который и вовсе ничего не известно.

— Возможно, и так, но дальше этой гипотезы ты не продвинулся.

— Теперь продвинулся. Я, кажется, отчетливо понял, как все происходило. И даже предполагаю почему. Так все-таки каким оружием и как стрелял гросс-адмирал?

— «Альфа» уже на подходе к Солнечной системе. Но я тебя уверяю, Никита, у Штрауса нет ответов. Хотя, возможно, никто просто не задавал правильные вопросы.

Он бежал уже очень долго и не чувствовал усталости. Наслаждался каждой клеткой, каждым свернувшимся ростком. И драться не нужно, Просторы послушно расступались, обтекая волной, горяча поверхность коры. Не сразу обратил внимание на далекий переливчатый звон. Но тот настойчиво стучался в мысли. Что-то требовал. Соки забродили памятью незавершенного дела. Звон тревожил ее, делал острее. Придется возвращаться под скалы.

Тим открыл глаза раньше, чем осознал, что он не изоморф, а человек. Сознание нехотя перетекло в новый сосуд: четыре конечности вместо ветвей, кожа вместо коры. Звон превратился в слова: «тебя ждут», «тебя ищут», «вставай и иди, двуногое создание». Тим лежал нос к носу с Иртом Флаа. Тот спал крепко и выглядел весьма занимательно: пособие, как привить к дереву вершину в виде человека. Лицо казалось непривычно расслабленным, даже красивым без печати привычной агрессии. С густыми ресницами до самых скул. Нарастил во сне такое, что обычным векам и не поднять.

Тим попытался повернуть голову, но шею обхватила удавка боли. Нащупал множество нитей, сцепивших его с изоморфом. Они оплетали шею, врастали под подбородком и у самой горловины скафандра. Все-таки застрял в дурацком гроте, да еще в обнимку с личным наркотиком. Нахлебался отравы до голосов в голове. А они звучали все звонче и настойчивее: «пора идти», «пора бежать», «тебя ищут». Вот ведь зараза. И этот кустарник гладенький и свеженький под боком разлегся. Спит, как младенец, но держит крепко. Тим взялся выдирать ростки. Дело шло медленно, заставляло кривиться. Система регенерации скафандра недовольно попискивала.