Настало время обеда. Длинноногая стюардесса-брюнетка в стильном золотисто-сером жакете и в облегающей юбке приличествующей длины, но такой, чтобы показать стройные ножки, с улыбкой толкала перед собой хромированную тележку с разнообразными судками. Следом за ней шла вторая девушка с такой же тележкой, очаровательная якутка, фигурой ничем не уступающая своей подруге.Обе стюардессы с большим интересом поглядывали на меня, пока расставляли посуду, но Архипов жестом поторопил их, и когда они ушли, пригласил меня, Куана и Ломакина к столу.

— Обо мне, наверное, уже знают? — поинтересовался я, разглядывая на тарелке нежное картофельное пюре с пышными биточками. — Так смотрели на меня, словно на воскресшего из мертвых.

— Привыкай, княжич, — усмехнулся зам по безопасности, орудуя вилкой в салате, — первое время так и будет. Может, с этими девочками еще не раз придется летать. У Мамоновых три семейных самолета, но у каждого из них только свой маршрут. Этот — самый крупный, предназначен для полетов на Урал, в Москву, в общем, ориентирован на западную часть России.

— А какие отношения у Семьи с местными жителями? — я вспомнил якутянку с черными пронзительными глазами. Евгений Сидорович едва заметно улыбнулся.

— Союзы и договорные отношения, — сразу же сказал Архипов, хрустя нежными ломтиками огурцов. — Почти все якутские роды поддерживают князя Георгия Яковлевича, но, опять же, на взаимовыгодных условиях. Для этого раз в пять лет собираются князцы и старейшины в родовом поместье Мамоновых и обсуждают проблемы.

— То есть нет никаких претензий и обид?

— Обиды всегда найдутся, — хмыкнул Ломакин. — Кто-то увел у соседа оленей, кто-то на чужой земле охоту устроил. Случаются и убийства. Твой отец выступает гарантом и мировым судьей между русскими и якутами, по сути, между подданными своей земли. А якутская земля — это его территория, где купленная, где приобретенная союзными договорами с семнадцатого века.

— Понятно, — общая картина мироздания, в корне отличающаяся от той, что я видел в Москве, начинала прорисовываться более отчетливо.

— Позволь, княжич, добавить, — присоединился Архипов. — Самая большая проблема, существующая испокон веков, это претензия Великого князя, а сейчас — императора, к независимым родам, одним из коих является род Мамоновых. Мстиславские пытаются получить доступ к системе руководства, чтобы потом полностью подчинить себе непокорных. Весь Дальний Восток пока сопротивляется, но нас остается мало. Собакины, амурский род Гантимуровых, ну и Мамоновы — вот и все, пожалуй, кто еще может противопоставить свои силы Мстиславским. Я не говорю о сибирских или уральских кланах. Они, бесспорно, сильны, но не имеют такой независимости как твой отец, княжич Андрей. Вот почему так было важно вернуть тебя в семью.

Что ж, о нечто подобном я размышлял. Не верю, что отец вдруг резко воспылал любовью к младшему сыну. У него было желание оторвать меня от императорского рода и его союзников вроде Булгаковых. Сам по себе я ничего интересного не представляю, к сожалению. Наиболее приемлемый вариант: основать младший род, нижнюю ветвь Мамоновых. Буду князем Волховским. Чем плохо? Если подумать — то почти ничем. Финансово меня не бросят, помогут, но всю жизнь будут присматривать, чтобы я не качнулся в сторону Мстиславских. А у них есть очень серьезный аргумент — Великая княжна Лидия. Не спросят нас обоих и женят друг на друге…

Голова заболела от этих мыслей. Наскоро доев вкусный обед, я запил его холодным бруснично-смородиновым соком и отпросился поспать. Лететь еще долго, а смотреть в иллюминатор на укрытую снегом землю как-то не хочется.

Скинул ботинки и завалился на отцовскую кровать. В телефоне полистал старые страницы, загруженные еще в аэропорту. Увы, здесь я никак не мог подключиться к Сетям. У меня возникло подозрение, что в самолете включена «глушилка». Но для чего — непонятно. Прочитал сообщение от Анжелики. Она писала, что нашла людей, которые могут оборудовать студию звукозаписи. С ними необходимо встретиться, как только я вернусь в Москву. Парни с радостью согласились поработать на меня, однако необходимо встретиться с ними и уже окончательно решать этот вопрос.

Задумался о финансовых вливаниях. С частью денег придется расстаться, но хотелось рискнуть, чтобы понять, чего я стою, могу ли продвигать проекты, приносящие деньги. Если удастся, то в будущем этот аргумент можно выставить в качестве основного как признак самостоятельности.

Незаметно для себя под монотонный гул двигателей я впал в дремотное состояние, а потом и вовсе отключился от происходящего.

****

Ленск уже давно лежал в глубоких сугробах, но главные автомобильные артерии и тротуары хозяйственные службы города содержали в порядке, оперативно очищая их от снежных заносов. В этом году снег начал валить с середины сентября, и как будто издеваясь, словно по расписанию каждые десять дней хоть ненадолго, но густой крупой сыпал на крыши и мощеные брусчаткой улицы. А расслабляться градоначальнику никак не положено. Хозяин может неожиданно нагрянуть в Ленск, и ему не понравится, что сугробы лежат вдоль дорог или вообще замели тротуары. Против снега в этих краях бороться сложно и муторно, но приходилось поддерживать реноме столицы золотого края — Ленска. Как-никак здесь университет с множеством иностранцев, большой аэровокзал, речной порт (сейчас скованный во льдах), множество гостиниц. Каждый день то из Маньчжурии или Китая, Кореи или Японии, а то из североамериканских штатов прилетают туристы, деловые партнеры, коммерсанты. Жизнь кипит, несмотря на пришедшую зиму.

Метели сменялись безветренными и солнечными днями, а сильные холода с тщетностью пытались загнать по домам жителей города. Привыкшие к подобным вывертам погоды, ленчане только кряхтели, прячась под капюшонами оленьих шуб и поскрипывая торбосами по жесткому снежному покрову. Густой морозный туман поднимался над крышами и стоял по несколько дней, сжимая раскинувшийся вдоль закованной в ледяной панцирь реки Ленск в своих тисках.

Мы подлетали к аэропорту Ленска в середине дня, когда туманная изморозь стала слегка рассеиваться. То и дело самолет нырял в облака, пробивал их своей тушей и, наконец, стал закладывать вираж, чтобы выйти на посадочную глиссаду. Улыбчивая якутянка, которую звали Верой, попросила нас занять места в креслах и надеть ремни безопасности. Я давно обратил внимание, насколько безмятежность Ломакина контрастировала с его нервными движениями пальцев, как будто чародей пытался легкими движениями рисовать контуры магического конструкта. Неужели чего-то опасался?

Наконец, шасси коснулись бетонки, самолет слегка подпрыгнул на ее стыках, шустро пробежал, гася скорость — и остановился.

— Ну вот, прибыли, — сказал Архипов и с хрустом потянулся. Он до этого прикорнул на диванчике, а теперь деловито накинул дубленку, застегнулся на все пуговицы. — Княжич, в гардеробе висит теплая одежда, наденьте ее.

— А что с этим делать? — на всякий случай поинтересовался я, показав на куртку, в который вылетал из Москвы.

— Ее заберут, не переживайте. Парни потом завезут к Аксинье Федоровне, — успокоил меня Василий.

Удивительно, что верхняя одежда, предназначенная для меня, была по-современному красивой и удобной. Но сначала пришлось натянуть на себя термо-подштанники, как я в шутку обозвал тонкие трико, потом термо-футболку, а уж после этого флисовую рубашку, штаны с теплой подкладкой. Искренне не понимал, зачем превращать себя в капусту. Не пешком же до особняка матери пойдем. Явно повезут в теплой машине. Вон, в иллюминатор вижу, как к трапу подъехали три солидных по размеру внедорожника и черный представительский автомобиль. Отец прислал или даже сам приехал. Ну и зачем мне эти свитер, унты, куртка, шапка?

Увидев мое недовольное лицо, Архипов рассмеялся.

— Терпи, княжич. Здесь не московские морозные щипки. Сейчас выйдешь на пару минут наружу — сразу поймешь.

— Отец приехал? — я кивнул в сторону иллюминаторов.