— Князь! — вскричала Адель, изображая гнев. — Неужели вы заставите меня ревновать?

Кто же эта моя соперница?

— Этим я могу похвастаться. Она любовница Талейрана.

Адель, сразу заинтересовываясь, уточнила:

— Неужели сама герцогиня де Дино? Я думала, она в Лондоне.

— Я говорю не о нынешней, а о бывшей любовнице Талейрана. О графине де Суза.

Медленно соображая, Адель молча смотрела на Тюфякина. Старик, откладывая в сторону салфетку, живо добавил:

— Да-да, очень умная старуха, хотя и сварливая. Впрочем, женщины не меняются. В старости вы сами, Адель, будете так же капризны, как сейчас. Такова и графиня де Суза. Нам с ней будет что вспоминать…

— Я никогда не буду старой, — сказала Адель.

Тюфякин, улыбаясь, поцеловал ей руку:

— Я тоже не могу вас представить такой.

— К какому часу вы ждете графиню?

— К обеду.

— Если позволите, я присоединюсь к вашей беседе.

— С большой охотой. Графиня тоже не откажется. Она обожает рассказывать успешным и красивым женщинам о том, насколько раньше она была успешнее и красивее их.

Пройти мимо такого случая Адель просто не имела права. Шанс сам шел к ней в руки. Графиня де Суза, семидесятипятилетняя старуха, была бабушкой этого проклятого-распроклятого де Морни, который еще никак не заплатил за свою мерзкую выдумку с фальшивыми деньгами.

Герцог Немурский был ошеломлен, когда Адель сообщила, что сегодня нигде не будет появляться и не сможет уделить ему ни минуты внимания. Это показалось ему интригой. Не веря ни одному слову из тех, которые прочел в записке, и подозревая об измене, он отправился в Голландский дом, преодолел около четверти лье верхом и застал Адель, когда она была занята домашними хлопотами. Прислуга носилась, как угорелая; повсюду чистили, мыли, скребли, словно готовились к визиту очень важной персоны. Филипп спросил, чей приезд ожидается, и услышал ответ:

— Нас посетит графиня де Суза, ваше высочество.

Позже, когда к обеду приехала гостья, Адель слушала ее так внимательно и с таким почтением, словно ей была страх как важна болтовня старой интриганки. Графиня де Суза, привыкшая, что ей не уделяют внимания, но в то же время постоянно протестовавшая против этого и никогда не смирявшаяся с собственной старостью, была ошеломлена устроенным приемом. Адель, которая так почтительно слушала ее, наливала ей по английскому обычаю чай, помогала усаживаться в удобное кресло на террасе и рассыпалась в комплиментах, сразу стала любимицей графини, чуть ли не фавориткой. Она пожаловалась очаровательной молодой особе на то, что сын и внук ее уважают недостаточно, что Талейран почти не бывает у нее и что жизнь ее была бы невыносима, если бы не такие милые девушки, как Адель.

Мадемуазель Эрио в ответ на это предложила старухе погостить в Вилла Нова и заверила, что ее присутствие там будет приятно каждому обитателю.

Филипп, слушавший это, едва не зевал от скуки. Никак нельзя было взять в толк, зачем понадобилась Адель эта старая перечница. Зачем вообще так угождать этой вздорной старухе? Что за неожиданная страсть к пожилым людям? Ведь это сущая нелепость — из-за разглагольствований какой-то дряхлой дуры Адель ему самому не уделяет никакого внимания.

Это было тем досаднее, что завтра, как знал Филипп, должен был приехать герцог Орлеанский, бывший любовник Адель. Филипп боялся этого дня, заранее злился на свою непостоянную любовницу и проклинал графиню де Суза на чем свет стоит.

Когда наступил последний четвертый день пребывания в Нейи, Адель так и не возвратилась в свои апартаменты, предпочитая остаться у князя Тюфякина в Голландском доме. Слуги уже собирали вещи. Все, что она хотела, было получено, сверх того ей двор ничего уже не мог дать.

К тому же, здесь, в Нейи, было меньше влиятельных людей, чем в Тюильри. Когда король вернется в Париж, она будет иногда бывать при дворе, но в загородные резиденции уже никогда ездить не будет — нет-нет, увольте. Ей было бы гораздо приятнее провести время в Вилла Нова. К тому же Адель скучала по дочери. Когда Дезире не было рядом, ей вообще сама жизнь казалась бессмысленной.

Но последний день в Нейи надо было еще прожить. Адель отправилась в манеж: Лошадь — ахалтекинец, подаренный Тюфякиным — у нее была отличная. Собственно, только сейчас, став владелицей этого благородного животного, Адель начала понимать в лошадях толк. Стройным, поджарым Турком, покрытым короткой золотисто-рыжей шерстью, отливающей на солнце блеском, невозможно было не залюбоваться — изысканность породы бросалось в глаза даже не знатоку: сухая изящная голова, гордая шея, выразительные, даже с какой-то поволокой глаза, сильные прямые ноги, огонь и норовистость в каждом движении. Однако в общем королевский двор был не столько поражен, сколько шокирован презентом, который русский князь сделал своей молоденькой любовнице. Существовало правило: женщины, хотя бы в малой степени претендующие на порядочность, могут ездить только на кобылах! Уж никак не на жеребцах.

Турок был именно жеребцом. Впрочем, Адель нравился ее конь, а уж о том, что ездить на нем неприлично, она не стала задумываться.

Если уж на то пошло, она была даже рада шокировать всех, кто был в Нейи, и как можно сильнее.

В манеже ее внимание привлек стройный, высокий, темноволосый подросток, уже почти юноша. Среди всех всадников, что были в манеже, этот шестнадцатилетний мальчик был красивее всех, обладал самой лучшей посадкой и правил лошадью так уверенно, что Адель невольно залюбовалась им и, без всякой задней мысли, сказала, обращаясь к Филиппу:

— Какой красивый юноша! Просто поразительно!

Герцог Немурский метнул на нее такой подозрительный взгляд, что Адель вздрогнула, и раздраженно бросил:

— Оставьте мальчишку в покое, ему учиться надо, а не…

Он не договорил. Адель очень тихо, но зло и сухо произнесла:

— Учиться надо вам, мой принц. Учиться манерам. А этот мальчик уже и так многое умеет. Кстати, он похож на вас.

И уже громко, она добавила:

— Какой все-таки великолепный наездник!

Эти ее слова услышал тот, кому они были адресованы. Юноша обернулся. Он был в форме морского офицера; его лицо показалось Адель очень приятным — большие темные глаза, твердый, уже не детский, настоящий мужской рот. Лишь черные локоны, длинные, прямые и даже на вид очень мягкие, придавали его облику какую-то детскость.

Улыбаясь, он сказал:

— Специально для вас, мадемуазель, в подарок!

С необыкновенной легкостью проделав ряд сложнейших фортелей и выкрутасов, юноша снова очутился в седле. Адель зааплодировала и неспешно направила своего Турка ближе к новому знакомому.

— Браво, это настоящий подвиг, сударь! Мне еще никогда не дарили ничего более оригинального.

— А я еще никогда не слышал комплиментов от такой красивой женщины, как вы, мадемуазель.

Он сказал это свободно, как опытный мужчина, как бы между делом, улыбаясь и с легкостью сдерживая разгоряченного коня. Взгляд юного незнакомца был ласков, приветлив, но ничуть не робок, и это очень понравилось Адель. Она испытала настоящее недовольство, услышав, что к ним подъезжает герцог Немурский.

— А как вы находите мою посадку, сударь? — спросила она у юного незнакомца.

Он ответил с легким поклоном:

— Я нахожу ее отличной, но не могу удержаться от некоторых замечаний.

— Замечаний?

— Я их сделаю только за тем, чтобы напроситься давать вам уроки.

— Довольно, — весьма грубо вмешался в разговор Филипп.

— Почему довольно? — спросила Адель. — Я еще даже не знаю, с кем говорю, а мне бы очень хотелось это узнать.

Филипп окинул ее подозрительным взором. Юноша переспросил:

— Не знаете? Это необычно. Меня многие знают.

— Только не я. Представьтесь, если вам нетрудно.

— Принц де Жуанвилль, младший брат Филиппа, к вашим услугам, — с улыбкой ответил юноша.