— Повернись, избу́шка, ко мне пе́редом, а к лесу за́дом.
Избушка повернулась, и поднялся молодец на крыльцо, дверь отворил.
Встретила его хозяйка неласково:
— Давно я русского духа не слыхала, человечьего мяса не едала, а тут человек ко мне сам пришел! Чего тебе надо, говори.
Подал ей Иван Меньшой — разумом большой клубок. Баба-яга взглянула на клубок, руками всплеснула:
— Ох, да ты не чужой, а гость дорогой! Тебя моя меньшая сестра ко мне отправила. Так бы ты и сказал!
И забе́гала и захлопота́ла: стол накрыла, всяких кушаний да вин наставила, стала гостя угощать:
— Пей, ешь досыта да повали́сь отдохни, а потом и о деле станем толковать.
Иван Меньшой — разумом большой напился, наелся, повали́лся отдыхать, а баба-яга, средняя сестра, села к изголовью, стала выспрашивать. Рассказал ей гость, кто он да откуда и по какому делу идет путем-дорогой.
Баба-яга говорит:
— Недальний тебе путь лежит, да не знаю, как ты жив останешься. Гусли-самоигры, гусак-плясун да кот-игрун у нашего племянника, Змея Горыныча. Много туда добрых молодцев прошло, а назад никто не воротился — всех погубил Змей Горыныч. Он сын нашей старшей сестры. Надо попросить, чтобы она тебе помогла, а то не быть тебе живому. Пошлю к ней сегодня ворона — птицу вещую, пусть сестру предупредит. А ты покуда спи, отдыхай. Завтра рано разбужу.
Ночь добрый молодец проспа́л, поутру́ ране́нько встал, умылся. Покормила его баба-яга и дала красный шерстяной клубо́чек. Вывела на тропинку, и тут они распрощались. Клубок покатился, Иван Меньшой — разумом большой вслед пошел.
Вот он идет и идет от утренней зари до вечерней, от вечерней до утренней. Притомится — возьмет клубок в руки, посидит, съест сухарик, воды ключевой напьется и продолжает путь-дорогу.
На третий день к вечеру остановился клубок у большого дома. Стоит тот дом на двенадцати столбах, на двенадцати камнях, а вокруг дома высокий забор.
Пес залаял, и выбежала на крыльцо баба-яга, старшая сестра, пса уняла, сама говорит:
— Знаю, все знаю про тебя, добрый молодец! Прилетел ко мне от сре́дней сестры ворон — птица вещая. Как-нибудь твоему горю-нужде помогу. Проходи в горницу да садись с дороги попить-поесть.
Накормила гостя, напоила.
— Теперь тебе надо спрятаться. Скоро мой сынок, Змей Горыныч, прилетит голодный да сердитый. Как бы он не съел тебя!
Отворила погребицу:
— Полезай в подполье, сиди там, покуда не позову.
Только успела подполье закрыть, как все кругом зашумело, загремело. Двери распахнулись, и влетел Змей Горыныч. Весь дом ходуном заходил.
— Чую, русской костью пахнет!
— Что ты, сынок! Где тут русской кости быть, как уж сколько годов серый волк не пробегал, ясный сокол не пролётывал! Ты сам по свету летал, там русского духу и набрался.
А сама хлопочет, на стол собирает. Вытянула из печки жареного быка-трехлетка, поставила ведро вина. Выпил Змей Горыныч вино, быком закусил — стало ему повеселее.
— Эх, мать, с кем бы мне позабавиться? Хоть бы в карты в дурака сыграть!
— Нашла бы я, сынок, с кем тебе в дурака сыграть, да боюсь, как бы ты чего худого не сделал.
— Зови́, мать, не бойся, никому вреда не сделаю. До смерти охота мне потешиться, поиграть!
— Ну, помни, сынок, свое обещание, — молвила баба-яга и отворила погребицу: — Подымись, Иван Меньшой — разумом большой, уважь хозяина, поиграй в карты.
Сели за стол. говорит Змей Горыныч:
— Станем играть так: кто кого обыграет, тот того и съест.
Всю ночь играли. Баба-яга гостю помогала, и к утру, к свету, Иван Меньшой — разумом большой обыграл Змея Горыныча, оставил в дураках.
Стал тот просить:
— Погости, молодец, у нас! Вечером, как вернусь домой, еще поиграем. Хочу я отыграться.
Змей Горыныч улетел, а Иван Меньшой — разумом большой выспался вволю. Баба-яга накормила его, напоила.
Вечером Змей Горыныч воротился, съел быка-трехлетка жареного, выпил вина полтора ведра и говорит:
— Ну, теперь сядем играть, стану отыгрываться.
Сидят играют. А Змей Горыныч ту ночь не спал да день по свету летал — притомился, нашла на него дремота. Иван Меньшой — разумом большой да баба-яга опять его обыграли, оставили другой раз в дураках.
Говорит Змей Горыныч:
— Надо мне сейчас лететь, свой дела справлять, а вечером в третий раз сыграем.
Иван Меньшой — разумом большой отдохнул, выспался. А Змей Горыныч две ночи не спал да весь белый свет облетел, усталый воротился. Съел жареного быка, выпил два ведра вина, зовет гостя:
— Садись, молодец, стану отыгрываться.
А сам сидит дремлет. И скоро его добрый молодец третий раз обыграл, в дураках оставил.
Перепугался Змей Горыныч, пал на колени, взмолился:
— Ох, добрый молодец, не губи́, не ешь меня! Я тебе какую хочешь службу сослужу! — И матери в ноги повалился: — Матушка, уговори гостя меня в живых оставить!
А Ивану Меньшому — разумом большому только того и надо:
— Ладно, Змей Горыныч! Обыграл я тебя три раза. Коли отдашь мне три диковинки: гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна, на том мы и поладим.
Змей Горыныч засмеялся, кинулся обнимать гостя да бабу-ягу:
— С радостью отдам все три диковинки, я себе еще лучше достану.
Задал пир на весь мир. На том пиру доброго молодца угощал, братом называл. Потом сам вызвался:
— Чем тебе, гостенёк, пешим добираться да гусли-самоигры, гусака-плясуна и кота-игруна нести, я тебя куда надо представлю.
— Вот, сынок, хорошо! — говорит баба-яга. — Отнеси гостя к моей младшей сестре, твоей тетке, а на обратном пути среднюю сестру проведай — давно ты у них не бывал.
Пир отпировали. Взял Иван Меньшой — разумом большой свой диковинки, с бабой-ягой простился. Подхватил его Змей Горыныч и взвился под облака. Часу не прошло, как опустился Змей Горыныч возле избушки младшей бабы-яги. Хозяйка на крыльцо выбежала, с радостью гостей встретила.
Иван Меньшой — разумом большой мешкать не стал. Оседлал свою кобылицу-златогривицу, с бабой-ягой, младшей сестрой да со Змеем Горынычем распрощался и отправился в свое государство.
Привез все диковинки в целости-сохранности. А у царя в ту пору сидели в гостях три царя с царевичами, три короля иноземных с королевичами да министры с боярами.
Добрый молодец зашел в горницу и отдал царю гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Обрадовался царь:
— Ну, Иван Меньшой — разумом большой, сумел ты мне эдакую службу сослужить! Я хвалю за то и жалую. Был ты старшим конюхом, а теперь тебе быть моим царским советником.
Бояре да министры поморщились, промеж себя перемолвились:
— Сидеть рядом с конюхом — поруга́ние нашей чести! Эко царь выдумал!
Тут гусли-самоигры заиграли, кот-игрун стал тоненько тренькать, а гусак-плясун — приплясывать. И такое пошло веселье — на месте усидеть нельзя! Все знатные гости ударились в пляс.
Время идет, а все пляшут и пляшут. У царей да у королей короны сбились набекрень[48], царевичи да королевичи каруселью вприсядку носятся, министры да бояре потом обливаются, а остановиться никто не может. Царь рукой машет:
— Ох, Иван Меньшой — разумом большой, останови забаву! Совсем упарились.
Добрый молодец все три диковинки в мешок сложил, и сразу все стихло.
Гости куда кто повалились, отдуваются:
— Ну и потеха! Эдакой ввек не видано!
Иноземные гости завидуют. Царь рад-радёхонек: теперь все цари да короли узнают и от зависти изведутся — ни у кого таких редкостей нету!