Иван Меньшой говорит:

— Отпусти, царское величество, моих братьев домой, а сено я один стану караулить.

Царь пере́чить[46] не стал.

Братья пошли на царский двор, деньги получили, выпили винца, поужинали и отправились домой к родителям.

Иван Меньшой воротился на царские заповедные луга. Не спит по ночам — сено караулит, а днем на царскую поварню пить-есть ходит, там и отдыхает. Осень пришла, стали ночи долгие да темные.

Иван Меньшой с вечера на стог забрался, в сено зарылся, лежит не спит. В самую полночь вдруг все кругом осветилось, будто солнышко засияло. Вскинул Иван Меньшой глаза и видит: выскочила из моря кобылица-златогри́вица и кинулась прямо к стогу. Кобылица бежит, под ней земля дрожит, золотая грива развевается, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Прибежала и стала сено поедать.

Караульный изловчился, вскочил ей на спину. Кинулась кобылица-златогривица прочь от сена и понеслась по царским заповедным лугам. сидит Иван Меньшой, левой рукой за гриву держится, а в правой ременная плеть у него. Той плетью кобылицу-златогри́вицу бьет и правит во мхи да в болота.

Носилась, носилась она по мхам, по болотам, по брюхо в топи увязла и остановилась, заговорила:

— Ну, Иван Меньшой, уме́л ты меня поймать, умел на мне усидеть, умел и укротить. Не бей меня, не мучь больше! Стану тебе верно служить.

Привел ее Иван Меньшой на царский двор, запер в конюшню, а сам спать повалился.

На другой день говорит царю:

— Ваше царское величество, я узнал, кто на твоих лугах сено поедал, и вора изловил. Пойдем, погляди!

Увидал царь кобылицу-златогривицу, обрадовался:

— Ну, Иван, хоть ты и меньшой, да разумом большой! А за верную службу жалую тебя старшим конюхом.

С той поры и прозвали молодца: Иван Меньшой — разумом большой.

Работает он на царской конюшне. Ночей не спит — за конями ходит. Стали царские кони упитанные, гладкие, шерсть, как шелк, блестит, грива да хвосты расчесанные, пушистые — любо-дорого посмотреть!

Царь за то хва́лит не нахва́лится:

— Молодец, Иван Меньшой — разумом большой!

А старым конюхам завидно:

— Поставили над нами мужика-деревенщину. Ему ли на царской конюшне старшим быть!

И стали худое замышлять. А Иван Меньшой — разумом большой свое дело правит, беды над собой не чует.

В ту пору забрел на царский двор старый гуляка, просит конюхов:

— Поднесите, ребятушки, опохмелиться! Со вчерашнего голова болит. Я за это вас на ум наставлю, научу, как старшего конюха извести.

Конюхи с радостью поднесли стаканчик винца. Выпил гуляка и заговорил:

— Нашему царю до смерти охота достать гусли-самои́гры, гусака-плясуна да кота-игруна. Много добрых молодцев ездило волей, а больше того — неволей те диковины добывать, да никто назад не вороти́лся. Вот и скажите царю: хвалился Иван Меньшой — разумом большой, будто это дело ему нипочем сделать. Царь его пошлет, а назад он не воро́тится.

Конюхи гуляку поблагодарили, поднесли ему еще стаканчик винца и пошли к царскому красному-крыльцу. Стоят под окнами, переговариваются. Царь их увидал, вышел из покоев и спрашивает:

— О чем, молодцы, разговариваете, чего вам надо?

— Да вот, царь-государь, старший конюх Иван Меньшой — разумом большой похваляется: «Знаю я, как достать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна». Мы тут и спорим: кто скажет — достанет, а кто говорит, что он пустым хвалится.

Как услыхал царь такие речи, весь с лица сменился. Руки, ноги дрожат, сам думает:

«Кабы мне эти редкости заполучить, все бы цари стали мне завидовать. Сколько народу посылал — никто назад не вороти́лся…»

И в ту же минуту приказал старшего конюха кликнуть. Увидал его и сразу кричит:

— Поезжай привези гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна!

Отвечает Иван Меньшой — разумом большой:

— Да что ты, ваше царское величество! Я про них и слыхом не слыхал — куда я поеду?

Царь рассердился, корону набок сдвинул, ногой топнул:

— Ты что тут вздумал разговоры разговаривать, моему царскому слову проявиться! Коли достанешь — награжу, а не достанешь — мой меч, твоя голова с плеч!

Пошел Иван Меньшой — разумом большой от царя невесел, буйну голову повесил. Стал седлать кобылицу-златогривицу. Она спрашивает:

— Что, хозяин, невесел? Или беда приключилась?

— Как же мне веселому быть? Царь велел добыть гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна, а я про них и слыхом не слыхал!

— Ну, то небольшая беда, — говорит кобылица-златогривица. — Садись, да поедем к Яге Ягишне, узнаем, где добывать те диковины.

Иван Меньшой — разумом большой в путь-дорогу собрался. Только и видели, как он на кобылицу-златогривицу садился, а никто не видел, как добрый молодец со двора укатил.

Ехал он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли и заехал в глухой лес, такой темный — свету белого не видать. Кобылица-златогривица отощала, и сам притомился. Выехал на поляну и видит: стоит избушка на курьей лапке, с востока на запад поворачивается.

Подъехал Иван Меньшой ближе и заговорил:

— Избу́шка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне пе́редом! Мне не век вековать, одну ночку переночевать.

Избушка повернулась к нему передом. Привязал он кобылицу-златогривицу, на крыльцо взбежал, дверь распахнул. Сидит в избушке баба-яга, костяная нога; нос у нее в потолок врос, возле ступа да пест стоят.

Увидала Яга Ягишна гостя и говорит:

— Давно русского духа не слыхала, а тут русский дух сам ко мне пожаловал! Ска́зывай, мо́лодец, зачем приехал?

— Что ты, бабушка, неласково гостя встречаешь, выспрашиваешь у холодного да у голодного? У нас на Руси дорожного человека сперва накормят, напоят, в бане выпарят да спать уложат, а потом станут выспрашивать.

Тут баба-яга спохватилась:

— Ох, добрый молодец, не взыщи́![47] У нас — не у вас, прости меня! Все дело справим как надобно.

И принялась хлопотать. На стол собрала, накормила, напоила гостя, потом баньку вытопила. Напарился, намылся Иван Меньшой — разумом большой. Баба-яга постель постелила, уложила его спать, а сама села поближе, стала спрашивать:

— Скажи, добрый молодец: по доброй воле сюда заехал или неволя тебя пригнала и куда ты путь держишь?

Отвечает гость:

— Велел мне царь достать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Ка́бы ты мне, бабушка, сказала, где их найти, век бы твое добро помнить стал!

— Ох ты, дитятко! Знаю я, где те диковины, да взять их трудно. Много туда добрых молодцев е́зживало, да назад ни один не вороти́лся.

— Ну, бабушка, чему быть, того не миновать. А ты помоги моему горю: расскажи, куда мне ехать.

— Жалко мне тебя, дитя, да делать нечего — надо тебе помочь. Ты свою кобылицу-златогривицу у меня оставь, будет она в сохранности. И вот тебе клубочек. Завтра, как выйдешь, кинь его наземь: куда клубочек покатится, туда и ты ступай. Приведет он тебя к моей средней сестре. Ты клубочек покажи, и она тебя переправит к старшей сестре и поможет во всем.

На другой день Яга Ягишна разбудила гостя ни свет ни заря, накормила, напоила, во двор проводила. Иван Меньшой — разумом большой поблагодари́л бабу-ягу, распростился и отправился в путь-дорогу.

Сказка скоро сказывается, да не скоро дело делается. А клубок все вперед да вперед катится, вслед за ним молодец подвигается.

Шел день и другой. На третий день подкатился клубок к избушке на воробьиной лапке. Остановился молодец и говорит: