Тихонько разговаривали.

— Может, она спит?

— Спит? Названивает в Академию художеств, угрожает насыпать перцу на хвост.

— Телефон у нее отключен.

— Отключила, как вас услышала, — говорил худющий. — С вами бы я проник. Тогда подписывай полную капитуляцию. Вера меня знает лет тридцать.

Юрий Иванович глянул на часы, ахнул, тридцать пять минут третьего. Придется тебе везти меня, иначе к трем не успею.

Эрнст маячил: молчи!.. За дверью шаги, похрустывал паркет. Сработал замок, и друзья отшатнулись — на них шагнул Лохматый.

В лифте Лохматый осведомился, не в редакцию ли направляется Юрий Иванович. В машине Лохматый молчал; Юрий Иванович догадывался, что отдел литературы возвращает Лохматому рассказы, с год держал и возвращает. Про Уваровск пятидесятых годов рассказы, а отдел литературы ищет рассказы с сегодняшним молодым героем.

Эрнст простился с ними хмуро, из машины не вылез; погнала его к Вере Петровне, понимал Юрий Иванович, не боязнь в будущем потерять часы консультанта в поликлинике худфонда: он бездетный человек, получает у себя на улице Россолимо оклад старшего научного сотрудника; погнало его сочувствие к старой женщине, ее намерение опустить тело покойного мужа в хляби морские под гром духового оркестра требовало участия, понимания, ни советом, ни мудрым житейским афоризмом тут не отделаешься.

В редакции Юрий Иванович был ровно в три. Мужская составная «круглого стола» курила в коридоре. Женщины скучно, порознь сидели в креслах. В кабинете главного стенографистки умащивались за столом.

Юрий Иванович бросился в машбюро, самовар был готов. С самоваром в руках он появился в коридоре, призывно возглашая:

— Взбодримся чайком, товарищи!

Втолкнул самовар в руки мужику с ярким галстуком, догнал уходящего Лохматого с рукописью, небрежно прихваченной за угол. Угадал Юрий Иванович: вернули рассказы Лохматому. Попросил экземпляры для себя.

— На что вам? К главному пойдете? В отделе литературы мне сейчас шептали, что главный во второй раз отказался ставить рассказы в номер.

— Ну что вам наш журнальчик? — сказал Юрий Иванович. — Идите в толстые журналы.

— Идите вы знаете куда!.. — Лохматый повернулся, пошел прочь. Помягчел, когда Юрий Иванович догнал его и не обиделся. — Толстые журналы. Это же года. А у меня осталось-то — на кончике ножа. — Он коснулся руки Юрия Ивановича. — Вы днями были у Коли в лечебнице, я знаю. Приходите, договорим свой давний разговор о дружбе лицеистов пушкинского выпуска как об условии развития нравственного чувства. — Лохматый отстегнул вторые экземпляры, сунул, ушел, покачивая тугой, выставленной, как рог, прядью.

Юрий Иванович взглянул: знал он оба рассказа, и отправился рассаживать участников «круглого стола». Они назывались друг другу, Юрий Иванович на обратной стороне последней страницы рукописи Лохматого писал фамилии, место работы: референт генерального директора производственного объединения, работник службы информации министерства, главный архитектор города, зампредседателя райисполкома, главный врач районной больницы, главный инженер столичного проектного института, начальник отдела кадров большой сибирской стройки. Захрустели конфетными обертками, зазвякали ложечками, заскрипели креслами. Появился главный, проскользнул к своему кардинальскому креслу, помаячил Юрию Ивановичу: начинай, я подключусь попозже. Стал тихонько крутить диск, другой рукой доставая носовой платок.

Юрий Иванович объявил тему «круглого стола»: «Небольшой городок как арена интенсивного промышленного развития».

Начал он с того, что не приехал на «круглый стол» председатель горсовета уральского городка Уваровска. Чем важен Уваровск для сегодняшнего разговора? Местами настланы деревянные тротуары, на окраинных улицах — козлушки с рогатульками, чтобы в огороды не лезли, в дровяниках доживают свое таратайки с откидным дном для возки песка — в годы войны уваровские семьи выручало золотишко. В начале века разобраны цеха демидовского железоделательного завода, крупный «подпятный» кирпич уложен в стены цехов механического завода и в стены депо.

Завтра Уваровск появится на экономической карте страны, городок выбран СЭВом как место строительства локомотивного завода. Локомотивы завтрашнего дня — высокоскоростные суперэкспрессы. Сегодня дремлющий в родном гнезде, завтра Уваровск окажется в XXI веке, в поезде на магнитной подвеске, мчащемся по эстакаде со скоростью пятьсот километров в час. Комплексное производство — то есть одновременное производство электрооборудования и механической части — потребует постоянно возрастающих масс людей, дорог с интенсивным движением, ведь люди должны иметь доступ к месту работы, тысячи квартир, больницы, магазины. Уваровск прежде терял год за годом наиболее обученную, динамичную часть населения, не хотят жить, как отцы, между цехом и домом, двором, нет былой невзыскательности — мир будоражит, зовет, доступен переезд, работа всюду. Стало быть, немногих даст Уваровск современному заводу, стало быть, звать надо, наедут. Сегодня Уваровск живет с ожиданием, с надеждами на будущее. Молодежь видит новое, каким его не видят отцы, не довольствуется тем, чем довольствовались отцы. Чем можно нынче дополнить комплексные методы закрепления молодежи? Что ждет Уваровск?

Сибирский архитектор называл главных застройщиков сибирских промышленных городов: Миннефтепром, Минэлектротехпром, Минцветмет, Минтяжмашстрой. Расшибают промзонами старые деревянные городки и застраивают блочными пятиэтажками устаревших серий.

— Вовсе не строят, гонят свои промзоны! — перебивал заместитель председателя райисполкома. — Норовят на готовое, а у нас не хватает десятков тысяч метров жилья.

В паузу проскользнула со своей снисходительно-улыбчивой фразой начальственная дама из Миннефтепрома:

— Поставили у вас ЖБИ, днями пойдут панели.

Толстяк-футуролог, своей запальчивой интонацией обвиняя собрание в верхоглядстве и невежестве, перечислял объективные критерии для определения качества жизни. Толстяк назвал десятка полтора составных, и все в неких условных единицах. Архитектор, тот, что звонил с вокзала Юрию Ивановичу, толстым басом покрыл голос толстяка: «Балабольство это все, есть критерий — показатель жизненного уровня».

Покатилось, стенографистки только листы отбрасывали. Начальственная дама из Миннефтепрома, вкрадчиво льстя собранию, давая понять, что другим она не доверила бы некоторые цифры, говорила о причинах слабости стройбаз и об обязанностях министерств при размещении крупных производств. В проекты промышленных комплексов закладываются бани, жилье, больницы, кинотеатры, магазины.

Юрию Ивановичу помаячили из двери: междугородный.

В трубке хрюкнуло, телефонный аппарат предупреждал о безрадостном разговоре.

Звонил Тихомиров.

— Вот у меня на столе твое приглашение на «круглый стол». Я здоров, — говорил Тихомиров, — не замотался. Мог приехать. Не поехал, потому что без пользы. Не знаю, о чем разговор за вашим «круглым столом» — знаю тебя. Ты человек бесполезный. Слова и слова.

— Ну а другие-то? — Юрий Иванович перечислил собравшихся.

— По ягоды ходят за рудник. Когда еще на том месте поставят локомотивный завод. Но пешком бы отправился к тебе в Москву, будь у тебя на «круглом столе» директор будущего уваровского локомотивного завода.

— Начальник завода, — поправил Юрий Иванович. — Завод будет в системе МПС, а у железнодорожников директоров нету.

— Смекаешь почему? Он будет главным застройщиком Уваровска. Будь здоров, земляк.

В Уваровске положили трубку. Юрий Иванович оставался сидеть со своей трубкой в руке. Зачвыкало в ней. Хрустом закончилось чвыканье, будто что-то громко раскусили. Помолчав, телефонный аппарат хмыкнул и вздохнул, вот, дескать, работнички нынче на телефонных линиях. Поди молодежь, шалтай-болтай. А ведь с ней не поговоришь, как вон с тобой говорят, с тюней. Чванятся перед тобой, а ты терпишь, зазываешь этого Тихомирова, он не больно-то с тобой церемонится. Сидишь вот хезнешь, как говаривал твой покойный дед, то есть хилеешь, увядаешь.