Лохматый отказался от билета. Он узнал проводницу: однажды он заплатил ей за проезд до Уваровска и раздумал ехать. Пошли к проводнице, женщина Лохматого неохотно признала. Однако на этот раз везти без билета не соглашалась. Лохматый в негодовании, держа кулак над головой, заявил, что никакая сила не помешает ему доехать до Уваровска.
— Ладно, не тарахти, старый, — проводница захлопнула дверь перед носом мечущегося Лохматого. Скандала она не поднимет.
— Нас будут встречать, — сказал Андрей Федорович. — Нехорошо везти урну в спортивной сумке.
Открыли сумку. Урна была втиснута между папками с рукописями Юрия Ивановича. Вынули сперва урну, небольшой керамический сосуд с выдавленным орнаментом на передней стенке. Подержали в руках, переглянулись, ведь на сиденье не поставишь. Вынули рукописи — гора бумаги, как уместилось?..
Андрей Федорович, склонившись над кучей рукописей, потянул прозрачную папочку со словами: «Вроде про меня, а бумага не моя…»
Стопка разъехалась, с треском разломилась нижняя папка, из нее полезли листы, кучей осели на полу.
Гриша собирал рукописи по листу, скалывал. Читал: «Срезанный с вишневого ствола наплыв смолы уложили в створку перловицы. Дочка держит створку у глаз. В киновари смоляной капли сучочек, будто коготок безвестной птицы».
Голубой конверт, слабо, карандашом надписан адрес: алтайское село, и фамилия. Собранная скрепкой пачка сухой желтой бумаги — слова складывались в рассказ о мальчике, одаренном свойством притягивать людей и передавать другим, побывшим возле него, свойство притягивать. Мальчик-магнит опутан проводами, обвешан датчиками. Ученые силятся разгадать природу его магнетизма, порхают слова — «магнитное поле», «магнитная проницаемость», «индукция», «магнитная восприимчивость», «магнитная энергия». Из-за голов ученых гудит басом капитан сейнера, зовет на корабль, обещает показать острова с райскими птицами. Прорывается к мальчику отец семейства: приехал издалека — плачет, хватает мальчика за руку, молит пожить у него в семье. Мальчик тихо отвечает: приеду, и человек отводит глаза, страшно ему от мысли, что его семье мальчик отдаст последние силы жизни, обесточенный самоотверженностью.
Лохматый заглянул в рукопись:
— Так я ж этот рассказ не закончил!