– Она не моя девица, – ответил Руднэй. – Она моя старшая сестра.

– Сестра? – Ифиса уже устала удивляться за этот, едва начавшийся день. – Какая сестра? Разве у твоей матери была и дочь?

– У нас с Инарой разные матери и разные отцы, – пояснил он. – Отцом Инары был брат моей матери. Ты его знала?

– Нэиль? А как же… Отлично знала. Нэиль был талантливым актёром в юности. Да разве у него хоть когда была жена? Я знала только одну его женщину. Гелию. Но у неё не было детей от Нэиля.

– Значит, была такая женщина. До Гелии.

– Да кто? Я, вроде, всех знала… – Ифиса задумалась.

– Какая тебе разница, кто, когда! – проснулся Сэт. – Раз тебе сказали, что дочь Нэиля, так оно и есть. А тебе и этого знать не обязательно. У тебя и так до того огромный архив в твоей памяти, что для его размещения и моего дома не хватило бы. От того ты такая и толстая. В тебе никчемных сведений хранится уж очень много. А вот нужных фактов от тебя не дождёшься, как понадобятся. Бестолковая ты женщина. Хаоса и мистики, и прочего беспорядка в тебе много. Как и у всех вас, творческой обслуги прежних паразитарных сословий. Вы все бесполезны для созидательной деятельности настоящего, а потому вам нет места в будущем. Надо бы тебя давно уже отстранить от работы, поскольку ты забиваешь головы девчонкам в школе разным никчемным хламом, путаешь их мышление. А задача всякой школы в том и состоит, что там ставят мышление ребёнку. Знания подросток и сам впитает, как определится со своим выбором. Главное, научить системному мышлению. А ты разве сама им обладаешь? У тебя же в башке калейдоскопический сумбур и вечная радуга под ясным твоим черепным сводом. Ты всё цветочки в вазочках по всему школьному помещению расставляешь, всё кружева учишь вышивать будущих тружениц, складочки утюжить, да бельишко покрасивее подбирать. Всё Ола со своей жалостью. Всё вы, аристократы неизлечимые!

– Спи уж, труженик! – огрызнулась Ифиса. – По-твоему выходит, что девочки должны выглядеть как бесформенная тара для овощей. Главное, практическая польза, а красота им ни к чему. Нет! Если хочешь поднять уровень рождаемости, не забывай и о внешней красоте и искусстве подачи себя тому, кто и выберет девушку для рождения своих детей.

– Всё у тебя одно на уме! – заключил Сэт. Он окончательно проснулся, но вставать из насиженного кресла не хотел.

– Кто же была матерью Инары? – спросила Ифиса вслух у самой себя. Кто была настолько нехороша, что сумела придать красоте Нэиля, унаследованной его дочерью от отца, такой вот неприятный привкус чего-то злого и чёрствого, что в Инаре так заметно выражен? Эти мысли она не озвучила, но девица Инара даже после их мирной беседы не показалась ей доброй и славной девушкой.

– Понятия не имею, – ответил Сэт. – Мало ли женщин бывает у всякого мужчины, если он не импотент и не больной на всю голову. А Нэиль был знаменит в своё время, да и красавчик такой, что удивительным было бы как раз обратное. Если бы детей после него не осталось.

– Он рано погиб. Да и Гелию он любил так всеохватно, что на других его не хватало.

– Инара попала к моему отцу в младенчестве, – подал голос Руднэй. – Матери она не была нужна.

– К твоему отцу Тон-Ату? – уточнила Ифиса.

– Да. К Тон-Ату. Моему отцу, – подчеркнул он. – Другого отца я не знал.

– Ну всё! Попала на любимую тему, кто от кого, да кто кому дал, от кого сбежал, кому навязался, – сказал Сэт.

– Тебе никто не навязывался, а вот сбегали, дело было, – заявила Ифиса.

– Кто бы это? – оживился он, пребывая в добродушном настрое.

– Тебе лучше помнить. Мне негде хранить сведения о твоих жёнах и любовницах. Места лишнего нет.

– Да ты не знаешь обо мне ничего! – ликующе заявил старик Сэт.

– Ну да!

– Назови хоть одно имя.

Руднэй с любопытством наблюдал их смешную перепалку.

– Маленькая и бездарная статистка Элиан, мнящая себя большой актрисой, по первому мужу Эн, по второму Эл, по третьему Ян. О настоящем её не знаю ничего.

Сэт закряхтел, завозился. – Откопала какие-то совсем уж забытые залежи!

– Чего же залежи? Помнится, ты тащился от неё так, что приставал к ней на глазах собственной жены. Не Олы, конечно, а той жены, что у тебя в твоей молодости была. А ведь сама Элиан тогда была сущим невинным дитятком. Это она потом стала лживой развращённой гадиной и воровкой чужого добра. У неё, кстати, от Чапоса близнецы родились. Не знаю о них ничего. Давно выросли и даже успели постареть. Если живы, конечно.

Сэт молчал.

– Ифиса, – сказал Руднэй. – Я всё равно еду с сестрой в столицу. Я захвачу тебя с собою.

– Мне туда не надо. Чего я там забыла? – ответила Ифиса, давно уже не любившая столицу.

– Оттуда тебе удобнее будет добраться до Рамины, – настойчиво напомнил ей Руднэй. – Все сведения, почерпнутые в непринуждённой женской беседе, доставишь сюда завтра мне лично. Я опять буду у Сэта.

– Какие ещё-то сведения я тебе добуду? – пробурчала Ифиса. – Я тебе не ищейка Сэта и ему подобных.

– Ищейки были у твоего Ал-Физа. А у нас охранители народного единства и защитники свободы на пути к всеобщему процветанию, – вставил Сэт голосом народного трибуна.

– Я была возлюбленной Ал-Физа, а не его ищейкой. Да и то давно.

– Объясни Рамине, что если она не захочет тебе дать сведения о том юноше и его спутнице, то её настоятельно пригласят для беседы в особое место особые люди. Пусть она подумает. Там работают весьма жёсткие люди. Ола её не защитит в этом случае. И я тоже. Я же не всесилен. Я не угрожаю, а предупреждаю, – жёстко и угрожающе добавил Сэт.

– Да какие такие сведения?! – закричала Ифиса, уже жалея Рамину.

– Всякие. Пусть и пустяковые на твой взгляд. Они могут быть важными, – сказал Руднэй. – Я разрешаю тебе объяснить ей суть проблемы. Чтобы она поняла, что с нею не станут шутить. Пусть она заманит ту девушку – носительницу Кристалла в один из столичных домов яств, например. Мы договоримся о времени и месте потом. О самой Рамине беспокоиться не стоит. Нужна только девушка с Кристаллом.

– Кому?

– Моему отцу Тон-Ату. И мне.

Ландыш слонялась по объекту, маленькая Виталина бродила по её пятам.

– Чего ты не играешь в своей башне? – спросила у девочки Ландыш.

– Алёша улетел в горы на другой объект. Я же не буду там сидеть одна. Можно к тебе наверх? Я хочу поиграть на верху твоей башни.

– Нельзя. Ты оттуда упадёшь. Там низкая ограда. Там не детская площадка, а площадка для наблюдений.

– Кого?

– Чего?

– Кого ты наблюдаешь? – Виталина морщила носик, задирая голову кверху. Сине-зеленоватые глаза в чёрных густых ресницах были отцовским вкладом в последнюю дочь. Вообще же она менялась на глазах. Если в первые годы жизни она была больше похожа на мать, а Ландыш уже давно знала о том, что Виталина её дочь, то постепенно она становилась всё сильнее похожей на отца. Но в её отношении к ребёнку мало что менялось. Виталина продолжала оставаться любимой дочкой Вики и Кука.

– Ты обещала мне взять меня с собою на луг к ланям. Я хочу их доить. У меня есть вёдрышко для молочка.

– Они тебя боятся. Они не дадут тебе прикоснуться к себе. Они же почти одичалые. – Ландыш взяла Виталину на руки. Виталина была очень тяжёлой и тянула её руки вниз. – Ты такая плотная! – сказала мать, – как ведро кирпичей. И толстая. Вика кормит тебя как хрюшку какую, – и поставила дочь на высохшую траву. Стояла засуха.

– Хрюшка это кто? А кирпичи похожи на молочко? Их тоже наливают в вёдрышко? – Она называла ведро «вёдрышком».

– Кирпичи это строительный материал для зданий. А хрюшка это такой зверь, но домашний. Она очень много ест. И на носу у этого зверя костяной кружочек с двумя дырочками. Впрочем, я и сама не видела их никогда.

– У меня нет на носу кружочка с дырочками! – закричала Виталина и обиженно толкнула Ландыш. Она относилась к ней как к своей подружке. – Ты сама обжора! А я не ем морковь и капусту, какую ты сажаешь и ешь. Я люблю белое молочко. И твою куклу мама Вика починила. Она стоит на её столике в спальне. – Виталина закружилась, умело изображая ту самую позу, в какой и застыла маленькая фарфоровая танцовщица. У девочки была отменная пластика, и явно наличествовал талант к актёрскому мастерству, будь в нём нужда. Но кто будет её тут развивать. И к чему? Она росла как сорная трава, занимаясь сама с собою или с теми, у кого выдавалась свободная минута или прихоть с ней повозиться, позаниматься её обучением серьёзным вещам. Но всё происходило бессистемно, и стыд Ландыш за дочь, за её заброшенность при двух матерях, не отменял её нежелания любить родного ребёнка, как и положено матери.