– Я и не сомневаюсь, что ты узнала бы Кристалл и без надписи, о которой говоришь, – произнёс Руднэй. – Отец так и сказал мне, что Кристалл сам направит течение событий в нужную сторону.
– Отец? – изумилась Ифиса. – Разве ты его когда видел?
– То есть? – ответно изумился парень. – Он воспитывает меня с младенчества. Как бы я мог его не увидеть? Он же не невидимка.
– Кто же твой отец?
– А тебе надо знать и это? – возмутился Сэт, повышая голос.
– Не считаю, что это тайна, – осадил его Руднэй. – Его имя Тон-Ат.
– А мать кто?
– Матери нет. Твои сведения – ценность, Ифиса. Большая ценность для нас. Уже то, что ты сообщила о присутствии пришельцев очень важно. Ведь подземный комплекс частично взорван, горы обезлюдели окончательно, и то, что там кто-то вдруг возник и даже знает тайное расположение подземных дорог, ведущих на просторы равнинной части континента уже событие огромной значимости.
– Для кого?
Он не ответил. Встал и опять подошёл к окну.
– Успокойся, не для тебя, – ответил Сэт за своего молодого коллегу.
– Кристалл способен открыть канал нежелательного управляющего воздействия на наш мир, – сказал Руднэй. – Так считает отец. Поэтому та женщина должна будет вернуть кольцо моему отцу, после чего они могут делать тут всё, что им заблагорассудится. Поскольку для нас их воздействие ничтожно. Они могут тут остаться, могут отбыть туда, откуда и прибыли. Это не имеет значения.
– Кольцо не может оказать никакого воздействия ни на одно существо, исключая того, что вызовет зависть и жажду им обладать у какой-нибудь модницы, или искушение у воришки его украсть. Только и всего, – Ифиса была уверена, что он не удержится и расскажет ей больше, чем сказал. Она не ошиблась.
– Кольцо нет, само собой. Дело же не в самом украшении. Вся сила в Кристалле. Он не пустяковое украшение, он живой организм. Точнее он – ретранслятор излучений нездешнего происхождения. Его нельзя украсть, его нельзя присвоить, кому попало. Он подчинится только тому, с кем он является одним целым. Или будет усыплён за ненадобностью, либо будет активирован на пользу того, кто знает, что он такое. И это явно не его нынешняя владелица. Не знаю уж, как она им завладела. Но мы это выясним.
– Почему ты со мною откровенен? – спросила Ифиса.
– А почему я должен тебе лгать? Я не приучен лгать даже тогда, когда мне это в пользу. Я лучше буду молчать, чем загружать своё мышление лживыми конструкциями. И уж тем более, если подобные сведения никакого ущерба причинить мне не смогут.
Тут открылась дверь и вошла высокая и худощавая, как и сам Руднэй, девушка. Скорее всё же, она была молодой женщиной, а не девушкой. Одета она была в строгое облегающее платье ниже колен серо-сизого цвета, из-под которого к немалому изумлению Ифисы виднелись узкие брюки. Обувь, блестящего чёрного цвета, закрывала ступни целиком. Застёжки переливались как драгоценные украшения. Волосы обладали тем неопределённым оттенком, когда они в зависимости от освещения кажутся то светлыми, то тёмными. Воздушными волнами они облегали её аккуратную и небольшую голову. На поистине ангельском тонком лице поражали глаза, очень серьёзные, но вот их холодное и даже злобноватое выражение мешало тому, чтобы их назвать прекрасными. Она как-то сразу, войдя, распространила вокруг себя то, что принято называть аурой человека, привыкшего всех подавлять. Она не обратила на Ифису ни малейшего внимания, как если бы та была поломойкой или ещё какой служащей, стоящей неизмеримо ниже вошедшей особы по своему статусу. Это болезненно напомнило Ифисе прежние времена, о невозвратности коих не уставал ей напоминать дорогой зять.
– Откуда ты узнала, что я здесь? – удивился уже Руднэй, подойдя к женщине – обладательнице ангельского, хотя и недоброго лица. Та обняла его, заулыбалась, однако, нисколько не теплея глазами – ледышками.
– Мне телохранитель Сэта о тебе сказал, – ответила она. На Сэта она также не взглянула.
– Представилась бы незнакомым людям, если уж вошла без спроса! – вдруг дерзко отреагировала Ифиса, поскольку была всё же в доме своей дочери, а эта, не пойми кто, чувствует себя тут главной.
Молодая женщина развернулась к Ифисе всем корпусом и повернула к ней лицо, глядя сверху вниз и сильно напоминая птицу, разглядывающую то, что и привлекло её внимание. Глаза стали внимательными и взгляд ещё больше заострился, став колючим, как будто она нацеливалась клюнуть Ифису точёным носиком.
«Фу, ты»! – подумала Ифиса, – «мерзавка какая»! Изо всех сил она старалась выглядеть тут давно своей, в отличие от заскочившей сюда злой и ангельской птицы.
– Я вас не заметила, – нагло солгала женщина-птица. – После ярко освещённой улицы тут невозможно темно. Меня зовут Инара, – и она подошла ближе, ожидая, что Ифиса первая протянет ей руку. Но Ифиса и не подумала этого сделать, на что та заметно скривила свои чудесно-пухлые и фигурные губки. – А ваше имя какое?
– Обойдёшься и без лишнего знания. К чему тебе знать моё имя? Нам с тобою, надеюсь, общаться не придётся, – отомстила ей Ифиса. Девица пожала плечами, не особенно и возмутившись, скорее удивившись поведению невежливой пожилой дамы.
– Тогда к чему бы вам знать моё имя? – спросила она, при этом глаза её как-то заметно подобрели или приняли таковой вид после того, как Ифиса, по мнению самой Ифисы, поставила её на место. – Я действительно вас не заметила сразу. Тут же темно.
– При наличии стольких и огромных окон? – спросила Ифиса, уже ненавидя её как ту, кто захватила в своё обладание такого, пусть и худенького, а замечательного мальчика. Ифиса подумала, что поторопилась с определением Руднэя как девственника, поскольку такая шишига уж точно совратит хоть кого.
– Ихэ-Ола уж больно сильно сегодня слепит в глаза, – примирительно и даже весело пояснила девица Инара. Может быть, она перед своим влётом сюда с кем-то ругалась? Не успела успокоиться и принять обычный вид, вот и выглядела такой злой и внутренне напряжённой? Так вдруг подумала Ифиса, осуждая себя за скоропалительное мнение о незнакомом человеке.
– Я прикатила сюда на общественном транспорте, – продолжила свои пояснения Инара. – Пришлось пересесть, поскольку мой водитель едва не убил меня, съехав за пределы дороги. Мы чудом не опрокинулись. Я ушибла коленку, но по счастью не сильно. – Она задрала подол платья и показала порванную брючину и ссадину на колене.
– Как? И ты не остановила первую попавшуюся машину, а пошла пешком? – заволновался Руднэй.
– Да я и царапины не получила, не то что удара. Это я когда вылезла, зацепилась за придорожный куст и упала. Ерунда! К тому же я увидела, что поезда останавливаются совсем рядом.
Ифиса ощутила укол совести. Выходило, что злость в глазах Инары имела вполне себе практическое объяснение. Она чуть не попала в аварию, потом упала, была напугана. И всё же, Ифису не оставила уверенность, что девица Инара далеко не добрячка по своей жизни.
– Пойдём, я обработаю твою рану, – сказала Ифиса девушке. Они обе вышли и направились в половину Олы.
– Инара? – Ола вышла им навстречу, – ты чего тут?
– Да я хотела за Руднэем заехать, как он и просил. Мы вместе хотели ехать в Паралею. – Паралеей называлась столица. – А тут мой водитель едва не навернулся. Я оставила его на дороге и поехала на поезде сюда. Оттуда, с того места, где мы и застряли, всего одна остановка до вашего дома.
– Где же Руднэй? – спросила Ола.
– Он с Сэтом.
– А ты чего тут, мама? Вроде, вчера была.
Ифиса обиделась. – Захотела и пришла. Или ты не моя дочь?
– Да я рада. Я так спросила.
Ифисе стало ещё обиднее от того, что Ола знала лично сына Нэи и Рудольфа, а ни разу ей, матери, о том не говорила. Да и много ли она и вообще-то ей говорила? Да хоть о чём? Ифиса решила больше не приходить к равнодушной дочери никогда. Ола с гостьей отправились вглубь дома – лечить рану Инары, оставив Ифису одну. Ифиса потопталась и решила вернуться в тайный кабинет Сэта. Руднэй и Сэт были по-прежнему там. 0на села на прежнее кресло, так как оно пустовало, а Руднэй расхаживал вдоль окон, не имея желания сидеть на одном месте. Сэт по-стариковски дремал, встав очень рано и уже успев к приходу Ифисы вернуться со службы домой. Как он ни хорохорился, старость проступала в его движениях, в лице и в поведении всё резче, всё заметнее. Нижняя его губа отвисла, и он сипло похрапывал, уронив голову на грудь. Ифиса первой обратилась к Руднэю, – Твоя девица вне опасности. Ссадина пустяковая. Поверхностная.