Виталина грызла сухарик мелкими зубками, похожими на зёрнышки риса, и смотрела на Ландыш со строгой задумчивостью, что делало её ещё забавнее. Как будто она не маленький ребёнок, а хорошенькая карлица, в чьей голове вовсе не детские думы. Рассматривая её, Ландыш думала о том, какая некрасивая эта девочка. С редкими волосёнками, с очень светлыми глазами, слишком большими для её маленького личика, хмурая не по детски. Брови почти отсутствовали, если зрительно, такими были светлыми. Лобастая, а носик маленький. Впрочем, у детей часто носы бывают маленькими, а зато уж вырастают у иных таковыми, что и отпилить бывает не лишним. При условии, что это женщина, поскольку мужчинам большие носы не вредят. Вероятно, её мать и отец не были красавцами, а вот насколько любили друг друга – это тайна, о которой уже никогда не узнаешь.

– Как ты думаешь, Вика, её родители любили друг друга? – спросила Ландыш у Вики. Вика выглядела бледной и осунувшейся, что говорило о сильном переутомлении. Она ради того, чтобы не бросать Кука без своего присмотра, отказалась ложиться в стазис-камеру, и все перегрузки заметно на ней сказались. Она хотела, если уж суждено погибнуть при перелёте, принять смерть в осознанном состоянии рядом с последним своим мужем. Она была уверена, что Кук – её последний муж. И никого, как ей казалось, она не любила сильнее, чем его. Он единственный, к кому любовь Вики носила сложносоставной характер. Он был для неё одновременно и мужем, и отцом, и даже сыном, которому необходим постоянный пригляд. Ни к одному прежнему мужу такого глубокого чувства она не испытывала. Она искренне забыла, что у девочки Виталины были какие-то иные родители, а не она сама вместе с Куком.

– Очень. Очень любили они друг друга, – ответила Вика. – Разве можно сомневаться, когда видишь такую вот ангельскую красоту её лица? Её несомненный большой личностный потенциал, который раскроется в будущем. А мы с Белояром, то есть с Артёмом поспособствуем тому со всем удвоенным усердием. У Артёма отличный дом на Земле, в лесу. Его так и сохранили за его близкими людьми. Сначала за его дочерью, после её отлёта с Земли за Ариадной – дочерью уже самой Ксении, которую воспитывает мать Венда. Так что нам будет где жить, не прикладывая больших затрат, как бывает на новом и необжитом месте.

Ангельская красота? Ландыш скептически промолчала. Девочка ей резко не нравилась. Неожиданно она вдруг спросила у ребёнка, вспомнив свой последний сон, странность которого её саму уже не удивляла. Такие сны стали привычными, как вечер после дня, как утро после ночи. – Чем закончилась сказка про волшебный городок и про мальчиков – колокольчиков, когда Алёша сломал музыкальную табакерку? Папа тебе рассказал об этом?

Вика замерла. Сказать, что она побледнела, было невозможно в силу её предельной бледности.

– Мой папа такой сказки не знает, – ответила Виталина. – Он знает про царевну в башне. Меня Алёша оттуда спасал.

– Но ведь Радослав рассказывал тебе такую сказку? Про царевну Пружинку?

– Не бывает у царевен такого имени, – всё так же сурово ответила девочка, – я не знаю никакого Славу. Моего папу зовут Кук. Ар-тём его имя. – Виталина выговорила новое имя Кука по слогам. – На другой планете имена всегда другие. Тебя как зовут?

– Чего же память у тебя такая короткая? Ты разве глупая? Я говорила тебе. Моё имя Ландыш.

– Таких имён не бывает. Ты врёшь.

– Виталина – тоже имя искусственное. Ты же им названа. Кто тебе придумал такое имя? Знаешь о том?

Девочка молчала, не понимая её вопроса. Грызла сухарик и слюнявила свой крошечный забавный комбинезончик.

– Она на телёнка похожа. На жующего, – неприязненно заметила Ландыш, обращаясь к Вике. – Глаза ничего не выражают, кроме переживания настоящего физиологического момента. Она кажется мне невозможно глупой. Или это от того, что я не терплю маленьких детей. Даже не собираюсь притворяться вселенски-отзывчивой душой.

– Да будет тебе на ребёнка переводить своё раздражение! Чем ты недовольна? Опять сны растревожили?

– Растревожили? Ты и о снах моих знаешь. Кук ничего от тебя не скрывает?

– Конечно. Я же врач. Разве меня не заботит твоё состояние?

– «Чем ты сердце, чем ты сердце растревожено»? Как там было дальше? «О любви так много песен сложено, я спою тебе ещё раз о любви». Нет. Всё не то. «Растревожили» – неверное определение. Я буквально живу настоящей жизнью. Только не знаю, какая из них настоящая. Та, что была ночью, или сиюминутная.

– Ты злая, – сказала девочка Виталина и стукнула Ландыш остатком обслюнявленного сухаря, норовя по голове, но попала по плечу. Ландыш сидела за столом, а девочка стояла позади. Она уловила раздражение в голосе родной матери, которую не желала признавать, и решила, что агрессия адресована её маме Викусе. Спроси её Ландыш напрямую, кто твоя мать, девочка искренне бы ответила: «мама Викуся». Но по счастью, Ландыш и в голову не приходило, что неприятная девочка её и Радослава дочь. Сны она чётко отделяла от реальности, даже не подозревая, что они такая же реальность, но уже свершившаяся.

– Папа не знал конца сказки про колокольчиков, – сказала Виталина, сразу подобрев после удара. – Он обещал мне, что Алёша починит музыкальную штучку, – девочка затруднялась с запоминанием странного слова «табакерка», ловко заменив его. – Тогда она снова заиграет, и мальчики опять поселятся в своих домиках. Я спросила у Алёши, будет ли он чинить домики с музыкой? Он сказал, потом. А папа Кук сказал, что вместо дворца с башенкой, он сделает мне музыкальный городок с колокольчиками. И я буду играть сама. В царевну.

– Вика, неужели, она так и будет торчать рядом с нами всё время? Я не выдержу, – сказала Ландыш.

– Когда мы поселимся на планете, в чудесных горах, у всех у нас будет другое отношение друг к другу. Так бывает, когда замкнутое пространство доводит людей до бешенства. А выйдя наружу, они сразу меняются. Нас будет на огромной планете всего несколько человек. С учётом отсутствия Андрея и Радослава… – Вика спохватилась и замолчала.

– Нам будет нелегко, – закончила за неё Ландыш.

– Артём сказал, что подземный город разрушен лишь частично. В основном, в той его части, что соединяла наш объект с населённым континентом. В горах же все прежние сооружения лишь законсервированы. То, что необходимо для жизни, там есть. Мы не будем ни в чём нуждаться, чтобы очень уж ощутить чужеземную среду.

– А в чём я нуждаюсь, Вика? Как раз в том, чего на твоей Паралее нет и не будет. Я о Радославе.

– Да. Его там не будет. Тут я тебя не утешу, – сказал Кук, входя в отсек. Он уловил последнюю фразу, сказанную Ландыш. – Мои ребята уже давно вышли наружу. Они готовят наши объекты к той жизни, что нам и привычна. Так что, Ландыш, теперь я займусь твоим воспитанием и обучением серьёзно. Ты слишком распущенная, если честно. Твоя мать ничему тебя не научила, кроме дойки коров и уходу за ягодами. А на Паралее этого добра столько растёт даже в диком виде, что ешь – не хочу.

– Ты о коровах? Я никогда их не ела. Корова как мать, дающая молоко. Есть её – преступление.

– Я о ягодах и плодах, а не о коровах. Коров я тебе обеспечу, если сумею их раздобыть. Ребёнку всегда натуральное молоко лучше синтезированного.

– Мне дела нет до твоего подкидыша.

– Не дерзи старшему по званию и возрасту, девчонка! – одёрнула её Вика. – Артём, ты должен разработать систему штрафных санкций для неё, а то она распустилась окончательно. Мать мне говорила, что она всегда была отчасти аутистом, за что она её и жалела. Но теперь начинается другая жизнь, и баловать тебя будет уже некому. Выходи из своих снов. Впереди будущее. Никто не обещает тебе того, что оно будет безоблачным, поскольку никому о том ничего неизвестно. Но мы все вместе выходим уже завтра навстречу этому будущему, Ландыш. И если даже Виталина у нас такая взрослая, то и ты взрослей, наконец!

– Да. Я взрослая, – убедительно поддержала маму Викусю Виталина. – Папа сделает мне музыкальный городок, и я буду там царевной.