Молли сделала последнюю попытку добраться до меня, размахивая раненой рукой и пачкая мои щеки и лоб брызгами крови. Потом она упала ничком и затихла. Я встал. Я мог пуститься бежать, но какой в этом был смысл? Лучше встретить врагов лицом к лицу и умереть как можно достойнее.

Тогда я подумал о своем отце, который все еще надеялся, что я вернусь домой. Он, Линди Франклин и мой дядя Боб оклеили бы каждый город между Сентри и Чикаго фотографиями меня и Радар — ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО МАЛЬЧИКА ИЛИ ЭТУ СОБАКУ? Проход в Эмпис остался бы без охраны, и, возможно, это было важнее, чем один безутешный отец, но по мере приближения ночных солдат я думал только об отце. Он протрезвел, и ради чего? Жены нет, а сын пропал без вести.

Но если бы Йота сумел провести остальных через ворота, за которые, как я думал, ночные солдаты не могли пройти, они обрели бы свободу. Этого было достаточно.

— Ну, давайте, сукины дети! — закричал я.

Я отбросил бесполезный пистолет и широко развел руки. За линией синих фигур Келлин затормозил свой маленький автомобиль. Сначала я подумал, что он собирается насладиться зрелищем моей смерти, но он смотрел не на меня, а на небо. Ночные солдаты остановились, все еще находясь в семидесяти или восьмидесяти ярдах от меня. Они тоже смотрели вверх с одинаковым выражением изумления на призрачных человеческих лицах, которые прикрывали их черепа.

Хотя две вечно мчащиеся друг за другом луны были скрыты, света хватало, чтобы я мог видеть странную картину. Облако под облаками пролетело над городской стеной. Оно разворачивалось в сторону Галлиеновской улицы, модных магазинов под арками и дворца за ними, где три стеклянно-зеленых шпиля блестели в сиянии огней, окружавших поле.

Это было облако монархов, переливающееся, как калейдоскоп. Они пролетели надо мной, не останавливаясь, и направились к группе ночных солдат. Остановились, описали круг, а потом всей массой спикировали вниз, нанеся удар. Солдаты подняли руки, как, по слухам, делал Губитель Летучих после своего переворота, но у них не было его силы, и бабочки не погибли. Конечно, за исключением тех, что первыми угодили в высоковольтные ауры. Когда они сталкивались с синим мерцанием, я видел множество ярких вспышек — как будто толпа невидимых детей размахивала бенгальскими огнями в праздник Четвертого июля. Сотни бабочек сгорели, но за ними следовали тысячи других, заглушая смертоносные ауры или заставляя их замкнуться. Облако, казалось, уплотнялось, поглощая ночных солдат одного за другим.

Маленький электромобиль Верховного лорда Келлина круто развернулся и помчался обратно во дворец, увеличивая скорость. Некоторые из монархов сорвались с места и погнались за ним, но он был слишком быстрым для них, и крыша в любом случае защитила бы сукиного сына. С ночными солдатами, которые преследовали нас, было покончено. Со всеми. На тех местах, где они прежде стояли, я мог видеть только трепетание мириадов нежных крыльев. Лишь одна костлявая рука потянулась вверх — а потом снова погрузилась в оранжево-черную массу.

Я побежал к городским воротам — они стояли открытыми. Мои товарищи по заточению уже были снаружи, но внутрь ворвался кто-то еще. Что-то серо-черное, низко пригнувшееся к земле и лающее изо всех сил. Я думал, что единственным, чего я хотел, было убраться к черту из заколдованного города Лилимара, но теперь я понял, что еще больше хотел кое-чего другого. Я вспомнил Дору, когда она увидела мою собаку и со всех сил звала ее своим искаженным голосом. Мой голос тоже сорвался, но не от какого-то отвратительного проклятия, а от рыданий. Упав на колени, я протянул руки вперед.

— Радар! Радар! РАДИ!

Она налетела на меня и сбила с ног, скуля и облизывая мое лицо сверху донизу. Я обнял ее изо всех сил. И заплакал. Я не мог перестать плакать. Дцумаю, это была не очень по-принцевски, но, как вы, наверное, уже догадались, это совсем другая сказка.

Наше счастливое воссоединение прервал ревущий голос, который я очень хорошо знал:

— ШАРЛИ! ПРИНЦ ШАРЛИ! УБИРАЙСЯ НАХРЕН ОТТУДА, ЧТОБЫ МЫ МОГЛИ ЗАКРЫТЬ ВОРОТА! ИДИ К НАМ, ШАРЛИ!

«Точно, — подумал я, поднимаясь на ноги. — И напряги свою пукалку, принц Шарли».

Радар с радостным лаем плясала вокруг меня. Я побежал к воротам. Клаудия стояла прямо за ними, причем не одна. С ней был Вуди, а между ними верхом на Фаладе сидела Лия. За ними стояли уцелевшие беглецы из Глуби Малейн, а дальше — целая толпа людей, которых я пока не мог разглядеть.

Клаудия не хотела входить в Лилимар, но как только я вышел из ворот, схватила меня и заключила в объятия с такой силой, что я почувствовал, как у меня затрещал позвоночник.

— Где он? — спросил Вуди. — Я слышу собаку, но где…

— Вот он я, — сказал я. — Прямо здесь.

На этот раз настала моя очередь обниматься.

Когда я отпустил его, Вуди приложил ладонь ко лбу и опустился на одно колено.

— Мой принц. Это был ты с самого начала, и ты пришел именно так, как говорилось в старых преданиях.

— Встаньте, — сказал я. Со слезами, все еще льющимися из глаз (плюс сопли из носа, которые я вытер тыльной стороной ладони), и кровью на всем теле, я никогда в жизни не чувствовал себя меньше похожим на принца. — Пожалуйста, Вуди, встаньте.

Он встал. Я оглядел свою группу, наблюдавшую за мной с благоговением. Эрис и Джая обнимали друг друга. Глаз держал на руках Фрида. Было ясно, что некоторые из моих друзей, а может быть, и все, точно знали, кто были эти три человека: не просто целые, а целые истинной крови. Они были изгнанной королевской семьей Эмписа, и, за исключением, возможно, безумной Иоланды и отшельника Бертона, последними из рода Галлиенов.

Позади беглецов из подземелья стояли шестьдесят или семьдесят серых людей, некоторые держали факелы, а некоторые — фонари-торпеды, похожие на тот, который Перси оставил для меня. Среди них я увидел кое-кого знакомого. Радар уже добежала до нее. Я подошел к Доре, едва сознавая, что изуродованные люди, проклятые Элденом — или существом, которое использовало его как свою марионетку — падали вокруг меня на колени, прижимая ладони ко лбу. Дора тоже попыталась встать на колени, но я ей не позволил. Я обнял ее и расцеловал обе серые щеки и уголок рта в форме полумесяца.

А потом вернулся к Вуди, Клаудии и Лии.

— ЗАКРОЙТЕСЬ ВО ИМЯ ЛИИ ИЗ ГАЛЛИЕНОВ! — взревела Клаудия.

Ворота начали медленно закрываться, их механизм застонал, словно от боли. Пока это происходило, я увидел громадную фигуру, большими шагами спускающуюся по центральной улице. Облака монархов кружились над ней и вокруг нее, некоторые даже садились на широкие плечи и массивную голову, но это был не ночной солдат, и фигура просто игнорировала их. Когда ворота уже миновали половину своего скрытого пути, она издала такой громкий и ужасный вопль горя, что все, кроме Клаудии, заткнули уши.

— МОЛЛИ! — закричала Хана. — О, МОЯ МОЛЛИ! О, МОЯ ДОРОГАЯ, ПОЧЕМУ ТЫ ЛЕЖИШЬ ТАК НЕПОДВИЖНО?

Она склонилась над своей мертвой дочерью, потом встала. Перед закрывающимися воротами стояло много людей, но она смотрела именно на меня.

— ВЕРНИСЬ! — она подняла кулаки, похожие на валуны, и затрясла ими. — ВЕРНИСЬ, ТРУС, ЧТОБЫ Я МОГЛА УБИТЬ ТЕБЯ ЗА ТО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ!

Потом ворота с грохотом захлопнулись, скрыв от нас безутешную мать Красной Молли.

Я поднял глаза на Лию. В этот вечер на ней не было ни синего платья, ни белого фартука. Темные брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги, и стеганый синий жилет с бабочкой-монархом, королевским гербом Галлиенов, на левой стороне, над сердцем. Талию окружал широкий пояс. С одного бедра свисал кинжал, на другом были ножны с коротким мечом с золотой рукоятью.

— Здравствуй, Лия, — сказала я, внезапно почувствовав себя застенчивой. — Очень рад тебя видеть.

Она отвернулась от меня, не подавая виду, что услышала — возможно, она стала такой же глухой, как Клаудия. Ее безгубое лицо казалось каменным.