Следующим, кто вернулся, был Мерф. Один его глаз заплыл, а правая сторона рубашки промокла от крови. Поняв, что его партнера по шуткам больше нет, Стукс тихо застонал и закрыл глаза.

Мы ждали, наблюдая за дверью. Наконец она открылась, и вошла Джая. Она была бледна, как оконное стекло, но не имела ни единой царапины. По щекам ее стекали слезы.

— Мне пришлось это сделать, — сказала она тихо, не только для меня, для всех нас. — Пришлось, иначе они убили бы нас обоих.

Второй сет был таким: Янно сражался с Доком Фридом, Йота с Джекой, Мезель с Сэмом. Когда они ушли, я сел рядом с Джаей. Она не смотрела на меня, но слова лились из нее, как будто, оставшись внутри, могли ее разорвать.

— Он не мог по-настоящему драться, ты знаешь, какой он, каким он был, но он устроил из этого шоу. Думаю, прежде всего ради меня. Они жаждали крови — ты это услышишь, когда придет твоя очередь, — вопили ему, чтобы он уложил сучку, а мне, чтобы я обошла его сзади и всадила острие в шею…

— Там есть ножи? — спросил я.

— Нет, копья с короткими рукоятками. И еще перчатки с шипами. Они разложены на столе, где стояли напитки, когда мы тренировались. Понимаешь, они хотят ближнего боя, хотят увидеть как можно больше ударов и ран, прежде чем кто-то упадет, но я взяла одну из палок, этих…, — она изобразила замах.

— Боевых посохов.

— Да. Мы долго ходили вокруг да около. Фремми валялся мертвый, с перерезанным горлом, и Хейми чуть не поскользнулся в крови. Уэйл лежал на беговой дорожке.

— Точно, — сказал Аммит, не поднимая глаз. — Этот болван пытался удрать.

— Мы остались последними. Это случилось, когда Аарон сказал, что еще пять минут и нас обоих прикончат. Он видел, что мы на самом деле не пытались убить друг друга. Тогда Хейми бросился на меня, недепо замахнувшись своим маленьким копьем, и я ударила его в живот концом посоха. Он завопил. Потом уронил копье на траву и продолжал вопить.

«Живот Хейми, — подумал я. — Его вечно больной живот».

— Я просто не могла вынести этого звука. Они аплодировали, смеялись и говорили что-то вроде «хороший удар» и «киска задала ему жару», а Хейми все продолжал вопить. Тут я подняла его копье. Я никогда никого не убивала, но не могла выносить его воплей, поэтому я… я…

— Можешь на этом остановиться, — сказал я.

Она подняла на меня полные слез глаза, ее щеки были мокрыми.

— Ты должен что-то сделать, Чарли. Если ты обещанный принц, ты должен что-то сделать.

Я мог бы сказать ей, что сейчас главной задачей принца Чарли было не оказаться убитым Кла, но подумал, что ей и без того достаточно плохо, поэтому просто ненадолго обнял ее.

— Он там? Губитель Летучих?

Она вздрогнула и кивнула.

— Как он выглядит? — спросил я. Я думал о почетном месте с выдвинутыми наружу подлокотниками, как будто тот, для кого оно предназначалось, был очень толстым или, по крайней мере, крупным.

— Ужасно. Просто ужасно. Лицо у него зеленое, будто внутри у него что-то гниет. Длинные белые волосы спадают на щеки из-под золотой короны на его голове. Глаза громадные, как яйца всмятку. И широченное лицо, такое большое, что его трудно назвать человеческим. Губы толстые и красные, как будто он ел клубнику. Это все, что я смогла разглядеть. Ниже подбородка он укутан в широкий красный халат, и я видела, как под ним что-то шевелится. Как будто там спрятано какое-то животное. Он ужасный, чудовищный. И все время смеется. Остальные аплодировали, когда я… когда Хейми умер, а он смеялся в голос. Изо рта у него двумя струйками стекала слюна, я видела это в свете газовых ламп. Рядом с ним сидит женщина, высокая и красивая, с родинкой возле рта…

— Петра, — сказал я. — Какой-то мужчина обнял ее за грудь и поцеловал, когда я сбил Аммита с ног.

— Она… она…, — Джая снова задрожала. — Она целовала его там, куда стекала его слюна. Слизывала ее с этого зеленого лица.

В сопровождении ночного солдата вошел Йота. Увидев меня, он мрачно кивнул. Итак, Джеки больше не было.

Когда дверь закрылась, я подошел к Йоте. На нем не было видно никаких повреждений.

— Эта тварь там, — сказал он. — Красная Молли. Наблюдает с дорожки под ложей, где сидят зрители. Ее волосы на самом деле не рыжие и не красные, а оранжевые, как морковка. Торчат по всей голове, как иглы. Пятнадцать футов от пяток до макушки. Одета в кожаную юбку. Сиськи как валуны, каждая, должно быть, весит, как пятилетний ребенок. У нее нож в ножнах на бедре, он выглядит таким же длинным, как те маленькие копья, которые нам дают для боя. Думаю, она смотрит, какими приемами пользуются победители. На потом, понимаешь.

Это заставило меня вспомнить о тренере Харкнессе и тренировках по четвергам перед пятничными вечерними играми. В те послеполуденные часы мы заканчивали на двадцать минут раньше и сидели в раздевалке, менее шикарной, чем эта, но в остальном примерно такой же. Тренер включал видео, и мы наблюдали за нашими будущими соперниками — за их игрой и всякими трюками. Особенно за квортербеком. Он показывал нам съемки скрытой камерой двадцать или тридцать раз — чтобы мы разглядели каждый промах, сбой и неверный бросок. Однажды я рассказал об этом дяде Бобу, и он рассмеялся, кивнув. «Твой тренер прав, Чарли. Отруби голову своему врагу, и тело умрет само».

— Мне не понравилось, что она на это смотрит, — сказал Глаз. — Я надеялся, что она достанется мне, и когда до этого дойдет, я, быть может, найду способ проткнуть ее или дать по башке так, чтобы мозги разлетелись. Вместо этого у нее будет четыре шанса посмотреть, как я побеждаю, а я ни одного раза не смогу увидеть, как побеждает она.

Я не стал комментировать его невысказанное предположение, что меня к тому времени уже не будет, принц я или не принц.

— Кла думает, что это будет он.

Глаз рассмеялся так, как будто он только что не убил одного из своих давних товарищей по Глуби Малейн.

— Конечно, когда останутся только двое, против меня будет Кла. Ты мне нравишься, Чарли, но не думаю, что ты даже прикоснешься к нему — хотя я знаю его слабость.

— В чем она?

— Однажды он меня побил. Так сильно ткнул мне в горло, что удивительно, черт возьми, как я все еще могу говорить. Но я извлек из этого урок, — я видел, что он ушел от ответа на мой вопрос.

Следующим явился Мезель, так что с Сэмом было покончено. Через несколько минут дверь снова открылась, и я с удивлением увидел, что вошел Док Фрид, хоть и не совсем самостоятельно. С ним был Перси, одна из его рук-ласт поддерживала подмышку Фрида, помогая идти. Правое бедро Дока сильно кровоточило сквозь импровизированную повязку, а лицо разбито, но он был жив, а Янно — нет.

Я сидел с Даблом и Эрис.

— Он больше не сможет драться, — сказал я. — Если только второй раунд не состоится через шесть месяцев, да и тогда…

— Никаких шести месяцев, — сказала Эрис. — Не пройдет и шести дней. И он будет сражаться или умрет.

Это явно был не школьный футбол.

Третий сет выдержади Булт и Бендо. Как и Каммит. На нем было несколько порезов, когда он вернулся и сказал, что был уверен, что ему конец. Но потом у бедняги Домми случился очередной приступ кашля, такой сильный, что он согнулся пополам и Каммит вонзил свое короткое копье в шею соперника.

Док, лежа на полу, либо спал — что маловероятно, учитывая его травмы, — либо был в отключке. Пока остальные из нас ждали окончания третьего сета, Кла продолжал смотреть на меня со своей гнусной ухмылкой. Я смог отвлечься от него только однажды, когда подошел к одному из ведер, чтобы зачерпнуть воды. Но когда я повернулся, он по-прежнему сверлил меня глазами.

«Я знаю его слабость, — сказал Йота. — Однажды он меня победил, но я извлек из этого урок».

Чему же он научился?

Я воспроизвел бой (если это можно так назвать) в камере Глаза: блестящий молниеносный удар кролика[232] в горло. Ведро катится по полу, Кла поворачивается посмотреть, а Янно — ныне покойный Янно — говорит: «Если ты убил его, ты дорого за это заплатишь». Глаз поднимается и бредет к своему тюфяку, в то время как Кла наклоняется поднять ведро. Может быть, думая ударить им Глаза, если тот попробует напасть.