Музыка смолкла, едва погас последний солнечный луч. Князь медленно поднялся, оглядывая собравшихся гостей. Брониимир был не молод, но и не стар, глаза презрительно сощурены, от чего взгляд казался змеиным, между бровей и на лбу залегли глубокие морщины, а губы сжаты так, что за усами их и вовсе не было видно.

– Я рад приветствовать вас! – объявил князь, – Сегодня мы не просто гуляем, восхваляя Сватовник, мы благодарим Духов Огня и Воды за плодородие и богатство. Мой сын – дар Высших Духов! Не только семье княжеской, но и всей Грате! И сегодня Мой наследник – ваш будущий князь – получит своё имя!

Люд радостно загалдел. Кружки браги и пива поднялись над головами, расплёскивая пахучую пену.

– Я родился в Награе, где имя князьям дают Духи Гор. Сегодня с нами мой добрый друг и наставник Мудромысл, он и скажет, как будут звать вашего будущего князя!

Под ликующие вопли гратичей, поднялся из-за стола старый колдун, прошёл по мосткам, к князю, его белая борода опускалась до пола, едва не касаясь босых ступней при каждом шаге. Князь вынул из люльки кричащего младенца и над столом протянул его старику.

 Мудромысл прижал к себе княжича и пошёл к главному костру. Он затянул длинную молитву духам огня, младенец сразу же замолк. Князь довольно кивнул: то добрый знак, значит дитя благословлён духами и слышит их.

Мудромысл трижды обошёл огонь против солнца и сделал три круга по солнцу. Двое слуг уложили возле костра насмолённое колесо и подожгли его. Колдун встал в горящий круг, и на него тут же опрокинули бочку воды. Младенец заорал во всю мочь. Мудромысл накрыл его лоб ладонью, и княжич затих. Люди, затаив дыхание, смотрели на колдуна.

Никто не заметил, как один скоморох, наряженный птицей, прячась в тени кустов и столов, тихо растаскивал угли от полыхающих костров. Никто не заметил, что ножки столов и мостков знатно просмолены, а солома особенно щедро рассыпана под ногами. Все смотрели на колдуна, что пришёл с Награя, дабы дать имя младенцу-княжичу.

– Сорок два года назад, – заговорил Мудромысл, – Князь Награйский Даромир точно так же передал мне своего младенца, и Духи подарили ему имя Брониимир, что на языке гор означает «Защищающий мир»! Сейчас же Воля Духов, чтоб младенца звали Градсан, что на языке гор значит…

– «Сын защитника», – перебил колдуна князь. – Моего сына зовут Градсан! Приветствуйте своего будущего князя! Запомните его имя! Это имя ждут великие свершения!

– За Градсана! – заорали бояре.

– За Градсана! – подхватила толпа.

Но князь не торопился садиться. Дождавшись, когда толпа утихнет, он продолжил:

– Я благодарю жену. В день свадьбы я подарил ей своё имя, и она за это подарила мне сына. Надеюсь, Духи благословят нас ещё сыновьями, – князь обратился к жене. – Прими же младенца нашего Градсана, которого нарекли сами Духи!

Брониимира смущённо улыбнулась, принимая княжича, нежно поцеловала его в лоб и отдала нянькам. Едва княгиня села за стол, грянула музыка, и артисты снова пустились в пляс. Огненные кольца и головешки взметнулись в ночное небо. Молодчики вынесли соломенных Огнушку и Водяного, распевая сватовницы.

Волк отошёл от костров. Он уже порядком подустал плясать и прыгать через голову. Волосы его растрепались и выбившиеся из хвоста пряди лезли под маску, щекоча нос и глаза.

Народ пел и танцевал, прославляя духов, Брониимира, княгиню и младенца. Они славили Награй и Грату, забыв, что десять лет томувойной ходили друг на друга, они бы славили и лешего, если бы кто подсказал.

Толстый мужик, набравшись по самые брови, подхватил девку и решил сигануть с ней через костёр, но, вместо красивого прыжка, запутался в своих же сапогах и рухнул в пылающие угли. Бабы завизжали, а мужики кинулись их доставать. Брониимир подался вперёд, впервые за вечер его усы растянулись от улыбки. Три колдуна вскочили с мест, но князь рукой указал охране, чтоб не позволяли вмешиваться.

Всё занялось неожиданно. Едва горе-жениха и девку вытащили из костра, разом вспыхнули три стола в низине.

Князь встревоженно поднялся:

– Воевода! – позвал он, но тут доска под ним проломилась, и он рухнул на мостки.

Костры занимались с быстротой ветра. Видно, Птах не пожалел смолы да соломы. Люди кинулись врассыпную. Бабьи вопли смешивались с детским плачем. Слуги тут же схватили княгиню и повели к ступенькам. С громким треском огонь пожирал дерево. Мостки стали складываться. Столы рухнули вниз. Падали опорные столбы. Князь провалился на землю, охранники бросились доставать, пока его не завалило горящими досками.

Волк за ногу стащил на землю няньку, что приставлена к княжичу, вскочил на перекошенную лестницу и выхватил из опрокинутой люльки младенца. Только бы никто из колдунов не приметил. Спрыгнул вниз, и встал лицом к лицу с нянькой. В огненном свете блеснуло острое лезвие. Она замахнулась высоко, целя в шею. Волк присел, выхватывая поясной нож, и резанул её под коленом. Нянька повалилась на землю. Волк поставил ногу ей на запястье, и быстро, как на охоте, пересёк горло. Тёплая кровь брызнула из раны, заливая примятую траву, одежду и руки Волка.

Крепче прижав к себе младенца, он побежал к ключу, поросшему ивняком. Бабы визжа, тащили за собой детей, мужики старались увести свои семьи, а кто и просто сбежать. Крики и вопли обезумевшей толпы разносились на несколько вёрст. Люди толкались, не замечая ничего вокруг.

Миновав густые заросли ивняка, Влаксан вошёл в реку, и тихо двинулся к мосту через Гратку. Под мостом он положил на землю орущего младенца. Быстро скинул с себя мешковатый скомороший наряд, свернул одежды в тугой узел, завязал туда небольшой валун и швырнул подальше в реку.

Нужно хватать малого и бежать на встречу Быку.

Над головой тихо заржали кони. Волк испуганно обернулся: неужели прослушал погоню? Но приметив знакомую поступь, облегчённо выдохнул и сел на землю.

Бык осторожно спустился к воде и бережно взял княжонка:

– Молодец, парень, – протянул он.

Влаксан поднял на него потухший взгляд. Бык говорил ещё что-то, но тот его не слышал, только видел, как главарь на бабий манер приматывает к себе младенца, и что-то при этом говорит.

Волк заметил кровь на своих сапогах, рукавах и ладонях. Он неуклюже склонился к реке и попытался отмыться. Тело стало чужим и непослушным. Он остервенело тёр пятна, но те только расползались огромными, тёмными следами. Влаксан обернулся к Быку: того уже не было. Растерянно озираясь, он побрёл в сторону городских ворот.

Жажда, голод и сон навалились разом. Волк ещё никогда не ходил так шумно и тяжело, он спотыкался и с трудом переставлял ноги, падал, вставал и снова шёл. Лента, стягивавшая волосы, лопнула, и некогда тугой хвост рассыпался спутанными сырыми космами, перепачканными кровью, сажей и землёй. Тяжёлым камнем на душу легло осознание: задание выполнено, он это сделал.

Громко проломившись сквозь кусты, Влаксан вышел на пожарище. Огромный праздничный костёр ещё полыхал и трещал, озаряя разбитую поляну. Два стола наполовину уцелели, и горы угощений стыли, покрытые хлопьями пепла. Несколько пьянчуг развалились на траве, надрывая тишину богатырским храпом. У реки лежали обгоревшие тела: одно, два, три… дальше не то тюк, не то человек. Возле кострища неудачник-прыгун и его девка, а чуть поодаль молодая красивая женщина в белой, замаранной кровью сорочке с мятым венком на голове – видно, затоптали в давке.

Усталость, сырость и прохлада пробрали до костей. Волк подошёл к костру так близко, что лицо обжигало жаром, но дрожь продолжала колотить его изнутри.

– Ты что забыл здесь, малый? – раздался за спиной хриплый голос.

Волк оглянулся, перед ним стоял щуплый мужичок в чистой рубахе и штанах. Окружённый изуродованными остатками пира, он выглядел очень странно. Волк безразлично оглядел мужичка и повернулся к костру.

– Щенок, ты что застыл? Сейчас ворота запрут! Идём! Конные уже выезжают, – потянул его за рукав щуплый.