Значит, не показалось тогда, на площади…

– Ты что ли мне псарню баламутишь? – строго бросил он Волку.

– И тебе здравствуй, – кивнул Влаксан.

– Что надо? – сурово процедил Инг, через решётку замахиваясь на собак дрыном.

Приметив, что сейчас влетит палок, собаки чуть разошлись, продолжая жалобно поскуливать.

– Не замечал раньше, чтоб ты псов любил, – протянул Влаксан.

– Ты тоже о себе не рассказывал. Уж дело-то не хитрое. Тем более, что князь суровый вдруг закончился. Княгиня – вон какая мягкая, даже за мужа на кол не сажает. Либо же ты думал, Бык так просто тебя оставит?

Волк огляделся. Не лучшая затея посреди двора такие разговоры вести:

– Знаешь, я помогу тебе их покормить, – кивнул на собак Влаксан, снимая со стены кнут. – Сейчас им корок сыпану, а ты принеси навар.

Инг тихо выругался и пошёл в черновую кухню.

Псы громко огрызались и толкались, хлебая из корыта, что помоложе, радостно повизгивали и скакали кругами.

– Значит, Бык тебя мне в няньки поставил? – прошептал Влаксан.

– Глядя как быстро и радостно ты творишь глупости, не самая дурная затея, – кивнул Инг. – Когда Птах сказал, что ты князя извёл, я не поверил. Какой бы подлый ни был человек, всегда должен быть порог низости, но у тебя его, похоже, нет.

– Ты сюда нанялся, чтоб меня учить?

– Скорее, напоминать, чтоб ты язык не распускал.

– Что мешает вам сорваться, и пойти искать богатств в других княжествах? Где-нибудь в Арградоне, Лардере или в срединном Гвенеше вам везде будут рады, – пожал плечами Волк, кидая из мешка ещё горсть корок в сторону.

Псы, восторженно крича, бросились на них.

Инг прислонился к стене:

– Честное слово, сначала действительно бежать хотелось, но город был закрыт, не оставить же Косого да тебя. Потом, когда ты при дворе нанялся, стало боязно, что через тебя колдун нас углядит, но обошлось. Правда, язык твой мог выдать нас, и стоило бы приглядывать, с чем Птах вполне справляется. Когда же князя псы загрызли, то и зачем бежать? Князя нет, и гнев его уже не страшен. Да и интересно, что ещё ты можешь выкинуть. А коль дурить надумаешь, то и мне плетей не страшно получить, – нагло ухмыльнулся Инг. – Княгиня же за убийство не строга.

В избу Волк пришёл к закату. Следом за ним вошли пятеро дружинников, разом стянули алые кафтаны, повесили на крюки под потолком. Один снял с лестницы небольшой мешочек и протянул приятелям. Те сняли с шеи круглые жетоны и положили в мешок. В избу вбежал ещё один суетливый мужичок:

– О! И мне давай, – он потянулся, прямо с порога кинул туда свой кругляш и вбежал в обеденную прямо в кафтане.

Остальные тоже, не обращая внимания на Волка, пошли следом. Волк заглянул в мешок: деревянные жетоны блестели полированными рёбрами. Он достал один. Кружок с ладонь, с двух сторон нарисованы ворота красного цвета. Вверху, насквозь пробита дырка.

Дверь снова распахнулась, вошли ещё три дружинника: лысый, высокий пожилой и совсем ещё юный мальчишка.

– А ты новый! – улыбнулся мальчишка, – Привет! Меня Трифоном звать, а тебя?

Волк посмотрел на Трифона: на вид едва ли пару лет, как в весну вошёл, высокий, статный и гладкий, как баба.

– Чего молчишь? – спросил Трифон, вешая алый кафтан на крюк.

– Волком зови, – произнёс Влаксан, переворачивая в руке жетон, – Что это?

– А это? – Трифон потянул за шнурок на шее, и достал из-за пазухи такой же жетон, – эт жребий. Гляди, – быстро развязав шнур, Трифон протянул Волку свой жетон, – нарисована стена дворцовая, значит моя смена на стене. А этот, – паренёк забрал жетон из рук Влаксана, – указывает на Красные ворота. Каждый раз, когда собираешься на смену – берёшь жетон. Если терем, то идёшь в терем, если деревья, значит сад, ну, и так далее. Коли не понятно будет – спросишь. А ты поди, вместо Белорада, в нашу смену? – он не скрывал любопытства и радости от появления нового дружинника, – Откуда будешь? Да, проходи в избу, чего в сенях тереться?

Трифон быстро затолкал Волка в избу. В шумной и душной обеденной за столами сидели с десяток дружинников. Те, что моложе, возбуждённо пересказывали день. Мужики постарше тихо обсуждали дела, пытались угадать как же теперь без князя будет. Их голоса наполняли комнату густым неразборчивым басовитым гудением. Третьи же громко смеялись, травили байки о жизни до дружины, вспоминали весёлые истории из юности и детства. Влаксан окинул взглядом собравшихся и снова вышел. На спальном этаже народу было меньше. Двое дружинников крепко спали, заливая горницу молодецким храпом. Волк прошёл в угол и улёгся прямо на полу.

Надо бы завтра спросить у Белорада, какую лавку занять. День дружины начинался ещё до рассвета: кто-то шёл чередовать ночную смену, остальные лениво спускались к завтраку. Обеденная была полна молодцев-богатырей, так что Волк среди них казался тщедушным. Разве что, Трифон по юности был ещё хилее.

Шустрый стряпчий разливал из чугунка кашу, кидал в миску сверху ломоть хлеба и выставлял перед собой. Дружинники разбирали миски и садились за столы. Волк замешкался, высматривая свободное место, и остался стоять в проходе.

Стряпчий окинул взглядом собравшихся, отставил на лавку у двери котелок, рядом – ведро с водой, для пустой посуды и ушёл. Трифон поманил Волка, отпихивая черноволосого соседа справа, чтоб тот подвинулся. Волк подошёл, поставил на стол миску.

Здоровый рябой молодчик за соседним столом отложил ложку, и, нагло ухмыляясь, уставился на Волка:

– Заблудился, псарь? Так тебе не сюда, твоё место в клети на улице!

– Скажи это княгине, – отмахнулся Влаксан, перешагивая скамью. Не успел он сесть, как черноволосый дружинник локтем смахнул миску ему на колени.

– Да, что ж ты делаешь? – вспылил Трифон.

– Недоглядел, – пожал плечами тот, и, прищурившись, добавил, – как наш псарь за сворой!

– За языком следи, – не выдержал Волк, по привычке нащупывая поясной нож.

– Ты мне не грози! Нашёлся тут, хилы пугать! Что? Князя загубил, и нас загубишь, паскуда?

Все смолкли, даже перестали есть, так что было слышно, как возмущённо сопит черноволосый.

Волк закрыл глаза и медленно проговорил:

– Я не губил…

– Ага! Ещё скажи, псарём не был, – громко перебил с другого стола рябой.

– Хорош вам, видят духи, на пустом месте взъелись, – возмутился Трифон, его юный голос звучал слишком звонко и мягко против мужицкого баса.

– На пустом месте? – взвился черноволосый, – Скажи, сколько лет тебя в дружину готовили, Трифон? А тебя, Колыван? – черноволосый глянул на рябого.

– Меня вот, батя с детства натаскивал, дядьке отдал на пятом году, чтоб выучил, – подхватил Колыван, – а сейчас что? То за псами дерьмо убирал да блох гонял, даже доглядеть не смог! А тут пожалуйте, место уступите! – швырнул он ложку на стол и вышел из обеденной.

– Тьфу! – плюнув в сторону Волка, черноволосый тоже поднялся, на ходу швырнул в ведро свою миску и вышел.

Дружинники один за другим поднимались и выходили из обеденной. Осталось меньше десятка, когда за соседним столом заговорил седой мужик:

– Не бери в голову, малец. Меня тоже не сразу приняли. Ты себя ещё покажешь, а они привыкнут. Деваться некуда. На-кось, лучше, –мужик бросил тряпку, – утри кафтан-то.

Дверь распахнулась, и в обеденную влетел воевода:

– Что здесь происходит? – прокричал Белорад, – Какого лешего вся дружина на прогулку выперлась? Что? Жрать никто не хочет?

– Поди их разбери, – пожал плечами старый.

– Вы все, – воевода обрисовал круг в воздухе, – поедите и на поле! – приказал он и, выругавшись, пошёл на улицу.

– Меня Ваном звать, – невозмутимо продолжил беседу старый дружинник, – А тебя?

– Волком зови, – кивнул Влаксан, отирая одежду.

Возле оружейной на поляне собралась вся свободная дружина. У крыльца оружейной выставили с два десятка разбитых старых мечей, покрытых тёмными пятнами и зазубринами.