– Веди вниз.

Волк тихо двинулся по лестнице, слушая как аккуратно ступает позади Брониимира. Едва она ушла, Ван махнул на лестницу:

– Эй, Ван, – подошёл к напарнику Влаксан, когда лёгкие девичьи шаги стихли за углом первого этажа. – А здесь ещё есть ход?

– Конечно! Откуда такой глупый вопрос? – удивлённо глянул Ван.

– С чего бы княгине по тёмной лестнице ходить?

– А, это… – зевнул Ван, – надо, вот и ходит. А другая лестница, конечно, есть. Со стороны красного двора. Но тебе туда всё равно пока даже и соваться не стоит. Таких зелёных туда не ставят. Там своя дружина. Они выходят только в красный терем. Его такие, как Арон с Колываном сторожат, только наши друзья пока не доросли.

Вторая сторожевая смена прошла спокойно, под тихий шум дождя и едва слышные шаги стражи внизу. К вечеру дождь стих. Едва засмеркалось, пришла смена. Ван посмотрел жетоны новых дружинников и велел Волку передать оружие смене.

В сенях Влаксан бросил жетон в мешок и снял кафтан.

– На том и всё, теперь, считай, свободен, – развёл руками Ван. – Белорад сказал, завтра днём снова заступать, значит, ночь наша.

В дом вбежал стряпчий с котелком, быстро проскользнул через сени.

– О! Кормёжку нам принесли! – радостно объявил Трифон, вваливаясь в сени, следом за стряпчим. – Жрать охота, аж пузо сводит!

– Сегодня поспели, – похлопал Волка по плечу Ван и вошёл в избу.

В обеденной уже набилась добрая половина смены.

– Чего, Ван? Выпросил себе на псарне кобелька беспородного? – нагло заржал Колыван.

Волк глянул на веселящихся дурней вокруг Колывана. Надо бы подловить как-нибудь этого скота, да познакомить с охотничьим ножом. Уж шибко неугомонный.

– Я не понял, кому тут в дружине неугодно, – прогремел грозный голос Белорада.

– В дружине угодно, не угодно, что в псарню её превращают, – встал из-за стола Колыван.

– Ты, видно, псарню не видал, – Белорад нахмурился, от чего и без того суровый вид его стал угрожающим.

– Видал, в том-то и дело. Негоже, чтоб и дружина превратилась в это!

Белорад медленно пересёк обеденную, подходя вплотную к Колывану:

– Так может, стоит тебя перевести в псари? Раз такое любопытство лютое у тебя? Я это мигом устрою, – голос воеводы звучал, словно молот кузнеца, отбивая из стали каждое слово. – Сейчас поешь, и на псарню! Чтоб всю её вылизал к утру! Может, кому ещё в дружине не угодно? Так у нас при дворе псарей-то недостаток. Ещё раз услышу подобные шутейки – все побежите клети чистить! – отчеканил воевода.

Колыван притих, Арон всё это время глядел на стол, словно воды в рот набрал, и не решался, как обычно, поддакнуть дружку. Трифон дёрнул Волка за рукав, указывая на стряпчего:

– Пошли. Чего, как вкопанный, словно есть неохота.

Влаксан встал позади Трифона, в очередь за ужином. Стряпчий быстро закидывал черпаком мясную кашу и отодвигал от себя миски. Взяв ужин, Волк окинул взглядом обеденную и вышел на крыльцо.

На ступеньках, спиной к двери уже сидел Ван.

– И ты решил на дворе есть, Волчий Сын?

– Да, – ответил Волк, усаживаясь возле старого дружинника, – А ты из Награя?

– С чего взял? – набирая в ложку каши, спросил Ван. – То, что имя твоё знаю, так не вчера родился. Много с награйцами общался. И помню, как на службу тебя князь брал.

Ван замолчал, всматриваясь в темноту. Тучи плотно затянули небо, придавая ночи особую темноту. Волк оглядел Чёрный двор: птичник, псарни, чёрная баня, кухня, распахнутая калита в Княжий двор… коли на чёрной лестнице дружинники действительно любят стоять внизу, да языками трепать, может, удастся проскочить мимо? Удачно, что Колыван да Арон шибко бурно реагируют на псаря в рядах дружины, можно сослаться на нежелание терпеть их, и потому уйти на двор спать или со двора.

Закончив ужин, любители подгулять, перешучиваясь вывалились из избы.

– В город собрались, – проводил их сердитым взглядом Ван, – Вот уж кто точно позор дружины, – проворчал он.

– А что не так? Хорошо поработали – хорошо отдыхают, – пожал плечами Волк.

– Так они молчать умеют до первой девки. Сейчас в какой-нибудь корчме или весёлом доме начнут петухами выхаживать, хвалиться, что на службе при князьях ходят. Упьются, будут дурить.

Ван махнул рукой в сторону уходящих и поднялся со ступеней.

– Ты в избу? – спросил Влаксан и протянул Вану пустую миску – Захвати мою тоже.

– Собрался куда? – нахмурился старый дружинник.

– Да, ноги не идут в спальню, покуда там эти язвы.

– Тьфу! Гляньте. Неженка хуже девицы, – в сердцах плюнул себе под ноги Ван, но миску всё же забрал.

Окно княжеской опочивальни тускло светилось в темноте. Сверху, со стены отчётливо слышались тихие шаги ночных дружинников. Волк прошмыгнул под оконцем черновой лестницы, прислушался – из-за едва слышно бормотали два голоса. Значит, Ван был прав, стража на первом этаже языками чешет.

Запрыгнув на навес уличной лестницы, Волк прокрался вверх, на дворцовую стену. Старый родовой дуб, посреди княжьего двора раскинулся до самых стен. Волк по-кошачьи ловко запрыгнул на ветвь и стал взбираться выше. Девичья комната на третьем этаже пустовала, распахнув тёмные окна на встречу ночной прохладе, этажом выше княжья опочивальня переливалась тусклым светом. Княгиня тихо разговаривала с придворным колдуном. Они стояли спиной к окну и говорили тихо, так, что разобрать слова было невозможно.

Вряд ли Брониимира будет принимать ещё кого, после колдуна, в столь поздний час. А вот если подобраться по ветвям ближе к терему, то можно и допрыгнуть до окна на третьем этаже черновой лестницы, а оттуда рукой подать до пустой девичьей.

Выждав, когда колдун уйдёт и стихнут за углом стены шаги дружинников, Волк допрыгнул до окна, подтянулся и влез в пустую девичью. Младенческая люлька сдвинута к стене и накрыта плотным покрывалом, лавки и постель убраны и белеют в лунном свете начищенным голым деревом. Волк притаился у двери: на черновой лестнице тишина. Он осторожно потянул дверь. Только бы не скрипнула. Хотя князь сюда захаживал не редко, коли б скрипели двери, мигом с ключника шкуру снял.

Снизу доносился тихий говор уже на три голоса. Тихо Влаксан скользнул на этаж выше и выглянул с лестницы – никого. Небольшая клеть и дверь княжеской опочивальни. Из-за двери доносилось едва различимое пение княгини. Он легонько толкнул дверь, и та беззвучно поддалась.

Едва переступив порог, Волк понял, насколько безрассудным было его появление здесь. Он замер, не решаясь ступить и шагу.

Княгиня сидела в углу, где раньше стоял стол князя. Теперь на стене висит огромное зеркало, а под ним вбита широкая полка. Тонкая вышитая сорочка нежно окутывала тело княгини, ниспадая мягкими складками до пола. Она словно светилась, окутанная белой дымкой ткани. Распущенная русая коса рассыпалась по спине волнистой рекой, одна прядь, подобно истоку, была перекинута через плечо на грудь. Тихо напевая детскую песню о холодных ведьмах, она не спеша расчёсывалась жемчужным гребнем.

– Пойду гляну, – донеслось с лестницы и послышались тяжёлые шаги поднимающегося дружинника.

Волк словно проснулся, быстро затворил дверь и задвинул засов. Гулко ударил об пол жемчужный гребень.

– Ты? – голос Брониимиры прозвучал привычно-испуганно.

Она не кричала и не звала охрану, только вскочила и приникла стене, не сводя глаз с Волка.

– Прошу, не бойся, – прошептал Волк. – Я не причиню тебе зла.

– Я и не боюсь, – дрожащим голосом ответила княгиня, горделиво задрав подбородок, и сильнее вжимаясь спиной в стену.

– Верю, – подняв ладони, кивнул Волк, – так бы уже позвала охрану.

– Зачем же ты пришёл, Волчий Сын? – с напускной строгостью спросила она.

– Очень хотел повидать тебя, Государыня. До красной дружины рылом не вышел, а на Чёрном дворе князья не частые гости.

– Так ты посмотреть зашёл? – подняла бровь княгиня.

– Ты ставни затвори, и я скажу, зачем пришёл.