Нар не знал, что происходило в голове его создателя. Высшей сущности, в чьем извращенном и неподдающемся осмыслению разуме зародился слепок метафизических поющих и пляшущих испражнений жизни, из которых безглазым червем выполз Отец Монстров, он же Колян Фарш, он же тот хмырь из второсортной книжонки, которую даже нормально отредактировать не могут, исправив все то говно, которое не заметил замыленный глаз Пресвятого Костолома.

Когда ты понимаешь, что если сдохнешь — плевать как, в глубокой старости, плохо понимая, что ты такое, в шумной драке, в которой нет того самого четвертоподходового Гарри или из-за кирпича, который проломит твою черепную коробку, расплескав во все стороны кровь, ошметки мозга, кусочки раздробленных костей и желтоватое крошево зубов вперемешку с тем месивом, в которое превратилось твое лицо, воскреснешь в иной реальности с полным набором знаний из предыдущей жизни… в сознании что-то меняется.

Меняется отношение к этой жизни из-за чего узким кругам широких масс грозит так и не узнать, чем закончились похождения персонажей, которых они никогда и нигде не встретят, за исключением Полигона. Несущий Слово просто перестает видеть в этом смысл. Понимание того, что человеческой цивилизации, как в общем, так и в частности будет глубоко плевать на сам факт его существования, и тем более что он что-то там писал. Время сотрет его имя из истории, как и большую часть смысла в его текстах. И лишь смерть имеет какой-то смысл.

Четверо учат — жизнь равна смерти.

Когда ты умираешь, это происходит не только с тобой. Это происходит со всеми окружающими. Смерть близкого ложится на их лица несмываемой печалью. Трудно кидать горсть сырой земли на крышку гроба человека, без которого не видишь причин дальше оставаться в пределах этого пласта мироздания.

Но смерть, как и жизнь создаем мы сами.

Богов нет, по крайней мере в таком виде, в котором мы их представляем. Мы — жертва хаотической репликации хромосом в склизком теле амфибии по воле случая выползшей из первичного бульона. Не боги создали нас. А мы богов. За исключением Четверых, конечно же, которые были до момента создания самой первой версии Вселенной и которые определяют сущности творений своих, ходящих, бегающих, ползающих или летающих под их немигающим взором.

Когда душа вылетает из тела она сама решает что и как ей делать. У Ада и Рая нет над ней власти. Она направляется туда, куда хочет или куда заслуживает по ее же мнению. И по итогу все боги, все последователи, все жертвоприношения, все молитвы и все тому подобное сводится к Четверым.

Бесконечный хоровод созидания и разрушения.

Ненависть.

Благодеяние.

Равнодушие.

Не больше и не меньше.

Атеисты верят, если можно так выразиться, что после последнего вздоха и последнего удара сердечной мышцы о реберные прутья грудной клетки их ждет тьма. Ничто. Абсолютная и непроглядная пустота. И они оседают там сгустками покоя, забывшимися в глубоком сне, без намека на сновидения. Покой, умиротворение, полная расслабленность.

Кто-то верит в одно, кто-то в другое. И каждый уходит туда, куда проложил путь его агонизирующий в метастазах разложения мозг.

Не все это понимают и немногие могут принять.

Пятьдесят на пятьдесят — либо так, либо ничего, смешанное с чем-то поистине непостижимым для человеческого разума.

Проливается кровь и падают в грязь мертвые тела ради этого вопроса всего нашего существования. И каждый считает, что именно его вариант самый верный, а остальные, погрязшие в ереси, имеют право лишь на смерть. По возможности насильственную. И постепенно, если ты разумный человек, то начинаешь ставить свои идеалы под некоторое сомнение. Ибо… каковы ваши доказательства? Ты пребываешь в сомнамбулическом оцепенении, задаваясь вопросом — а может быть это очередная уловка разума, хватающегося за любую нитку, объясняющую что там. За гранью.

Нар видел Четверых.

И ему определенно не стоило этого делать, ибо в отличии от пантеона бессмертного Лавкрафта эти Темные боги не погружают твой разум в пучину неописуемого психоделического ужаса.

Они просто объясняют что ты такое.

В чем смысл твоего существования.

Зачем ты был рожден.

Почему, зачем, нахуя и чтобы что? Каждому дают свой ответ и этот ответ меняет человека, порой до неузнаваемости. Божественное откровение.

Чуть отодвинуть Темного в сторону.

Морфы шипят у ног, давясь едкой слюной. Они вздыбливают шипы на спинах, скребут когтями и хвостами по земле, выпятив вперед загнутые клыки. Порой ты просто плывешь по течению. А иногда, ты разбираешь неукротимый поток на простейшие химические соединения, ибо твоя пылающая яростью душа способна на пугающе многое.

Их лагерь взяли в плотное кольцо.

Демоны.

Несколько сотен темных фигур среди стволов деревьев.

Что приходит в мозг человека из середины второго тысячелетия, когда он слышит о замесе в котором участвует не больше пары тысяч вооруженного до зубов сброда? Что-то не слишком эпичное. Разум уже отвык от реальной раннесредневековой поножовщины, когда даже самый задрипанный пехотинец стоил до непозволительного дорого и большую часть терок решали чисто стенка на стенку, если не раз на раз. Монструозные громады воинских подразделений, простирающиеся от горизонта до горизонта были значительно раньше, плюс-минус в эпоху расцвета Римской Империи и чуть позже, до изобретения пороха. Количество голов в армиях превысило размеры мобильной и довольно неплохо снаряженной дружины до исполинского цепного пса войны, грязного, побитого, со свалявшейся шерстью, с гноящимися ранами, обрубком хвоста и адскими полчищами блох — обозов, мародеров, наемников, шлюх, торговцев и прочего сброда, стервятниками следующими за любым кипишем, грозящим закончится неплохим наваром.

Итак… началось.

Братва собирается у стен.

Мрачные лица. Злые, колючие взгляды.

Они знали на что шли и они не отступят.

Истинные воины Зла.

Ощетинившийся копьями боевой порядок, закупоривший единственный вход и по совместительству выход, слегка расходится, выпуская наружу своего полноправного и неоспоримого хозяина. Ни вопросов, и пререканий. Взгляд Темного буравит спину, в области лопаток.

В большинстве своем разорители, Гвардейцы Инферно, немного бесов и по флангам одержимые. Конницы из кошмаров, ковровой бомбардировки из ифртиов и танкового дивизиона из дьяволов не предвидеться. Толпа на толпу, минимум ультимативных юнитов идущих по курсу один к паре десятков. Старая добрая собачья свалка, где трудно понять кто есть кто и в какую сторону нужно воевать. Кровь и грязь. Крики и стоны. Живые и мертвецы.

Классика.

Отец Монстров не спешил. И не медлил.

Размеренный шаг полностью уверенного и отдающего отчет в своих действиях человека.

Будем честными, план довольно рискован. Но это не стычка двух бастардов у стен Винтерфелла. При любом раскладе полномасштабного противостояния кого-то если и не вынесут вперед ногами, то сильно потрепают, а в реалиях господства Кровавого Ужаса и постоянных мутных делишек его прихлебателей, оставаться с горсткой обессилевших калек не самое лучшее решение.

Невысокая нескладная фигура отделяется от основной копошащейся массы рогато-чешуйчатой братии.

Переговоры, епта. Агрессивная дипломатия с бластерами и световыми мечами, конечно, неплохое решение, но никто не отменял компромиссы.

Они встречаются посередине куска изрытой сапогами земли, отделяющего голодно смотрящих из-за деревьев демонов и хилые укрепления. Дежавю.

Отступник не впечатлял.

Снаряга стандартного мага, раскачавшегося в запас маны, но не больше.

Нет, тесное общение с эманациями Хаоса нарастило ему пару десятков кило костей, мышечной массы и подкожного жира, тронутого смердящей порчей, воплотившейся в образе мелких чешуек, пластинок и наростов. Но колдовские стероиды чисто физически не способны сделать из забитой и озлобленной на весь окружающий мир школоты, кого-то со стальными яйцами и железобетонной уверенностью смертника.