Чижа перспектива не то что обломила, а натурально взбесила. В отличие от Саныча, не готов он был к такой резкой перемене семейных ценностей. А вот фермер от таких мыслей аж молодеть начал. Как говорится, прямо на глазах: в его взгляде появились огоньки, а с лица не сходила пошлая улыбка.
Или самогон бабкин на него так подействовал.
— Бать, а если тебя рабочие твои впалят? — выдал Чиж последний аргумент. — Ты ж со своими работягами то не пьешь, да и им запрещаешь квасить? А тут они увидят, как ты на лавочке самогонку киряешь, с кем попало, и всё. Весь авторитет, наработанный годами, накрылся.
— У меня из любавинских, на самом деле, никто не работает. Принципиально не беру. В сравнении с нашими, они ленивые, — пафосно провозгласил фермер. — По бумагам, для налоговой, они есть, а по факту — нет, — буркнул Саныч и осекся, оглядываясь по сторонам.
Видать, всё же несмотря на свой авторитет, не все ему были по барабану и не всё он мог разрулить.
— В жизни каждого из нас были моменты, за которые очень стыдно. А когда ты их потом вспоминаешь, кажется, что эту дичь творил не ты. Ну не мог ты такого сделать. Чисто физически. Однако ж, сделал, — с многозначительным видом изрек я. — Но именно эти моменты в припадке ностальгии вспоминают чаще всего. Так если ты взрослый и состоявшийся, а дичь не противоречит уголовному кодексу, то почему бы ее не учудить? — принял я сторону старого друга, чуя приятные бонусы.
— Во, — обрадовался поддержке Саныч. — Умные люди — умные вещи толкают!
Поняв, что переубеждать двух ностальгирующих мужиков себе дороже, Чиж, как с недавнего времени стало модно говорить, отнесся к этому с пониманием.
Сборы были недолгими. Для удобства двигать решили на моей «Старушке».
А пока мы переливали бензин и перекидывали аккум, благо на «Чезетке» он тоже шестивольтовым оказался, Саныч осчастливил телефонным звонком агронома и выпросил у моей бабки ещё полторашку её волшебной настойки.
— На легкий ход ноги нужно обязательно бахнуть, — бескомпромиссным тоном выдал Саныч, загребая с импровизированного стола, замаскированного под пенёк, граненый стакан.
Опрокинув в себя желтоватую жидкость, он налил мне. Бабкина настойка влетела, как к себе домой. Даже закусывать не хотелось. Дальнейшее действо повергло меня в легкий ступор. Смерив Чижа пристальным взглядом, Саныч накапал на дно стакана и протянул его сыну.
— Водителю всегда треть дозы наливать нужно, — нравоучительным тоном произнес фермер. — Запомни, если выжить в этой круговерти хочешь.
Чиж от такого развития событий натурально охренел. Видно в первый раз батя ему официально налил.
— Да держи уже. Как будто я не видел, кто давеча в гараже мой вискарь прям из горла лакал, — хмыкнул фермер-отпускник.
Состроив для порядка морду по типу, я за последствия не ручаюсь, и вы сами настояли, юный панк колхоза имени Саныча, шумно выдохнув, с размаху закинул в рот настойку и закашлялся.
Фермер наблюдал за действиями сына с неподдельным интересом.
— Не в то горло пошла? — спросил он у Чижа, учтиво протягивая ему моченое яблоко.
— Угу, — выдал малой, пытаясь подавить рвотный позыв.
— Ибо нехер элитные напитки вкидывать, как уголь в топку, — изрек мудрость Саныч. — Бухать не умеет, а по бабам собрался, — надавил он на больное.
Но Чижа, с блаженным видом дожевывавшего вымоченное в бочке яблоко, видно уже начало накрывать. Или наоборот отпускать. Перестал он на подколы отца так эмоционально реагировать.
Саныч оценил. Мы с ним ещё по одной бахнули и раскрыли ворота.
— Трогай. Нас ждут вино и бабы, — распорядился фермер, втиснув свою задницу в мотоциклетную коляску. — Чиж за руль, Санёк страхует.
— Эээ. Ты забыл что ли, как он водит? — запротестовал я.
— Нормас. Все такими были, — отрезал Саныч.
Чиж, буркнув что-то нечленораздельное, явно довольный оказанным ему доверием, попытался завести мою старушку. С пятой попытки и третьего пенделя от меня, малой с задачей справился.
Со двора мы выехали с песнями. Репертуар у нас был конечно так себе. Но нам было глубоко фиолетово и весело. Даже Чиж приободрился и, тряся хаером в такт нашим воплям, гнал мою видавшую виды «Яву» по улицам родного села.
— Бля, как охеренно-то! Реально, как тогда. Помнишь? — пытаясь переорать ревущий двигатель, расчувствовался фермер, когда мы летели по полевой дороге навстречу закату.
Ноздри щекотал аромат зелени и свежести, а воздух реально пьянил похлеще бабкиного самогона.
— Злился подо мной, мотоцикл мой. Ночью, он вез меня домой, — орал я в ухо в край охеревшему от таких превращений Чижу. — Я гнал через поля, и не увидел я, что кто-то чешет прямо на меня, — вторил мне Саныч, коверкая слова Кишовского хита. — И раздался крик во мгле, кровь в лицо попала мне. Кто-то сзади голосил, а я гнал что было сил. Еее. Уее, — выводил Саныч, чуть ли не выпрыгивая от переполнявших его эмоций из коляски.
Эти-то телодвижения и сыграли с нами злую шутку. Перед поворотом распаленный Чиж не сбавил скорость, Саныч, пытаясь нивелировать действие центробежной силы и прочие физические законы, вылез из коляски больше чем на половину, вопя от удовольствия и адреналина. Я тоже расслабился, за что и поплатился. На кочке меня с мотоцикла, как ветром сдуло.
— Вот дурак пьяный. Опять на те же грабли, — корил я себя, лежа на пыльной дороге и разглядывая первые звезды.
Пропажу ценного пассажира, я искренне надеялся на это, семейка мажоров, судя по реву моего мотика, заметила не сразу. Метров через пятьсот.
— Ты нахрена катапультировался то? — поприветствовал меня Саныч по возвращению.
— Ну вас нахер. Сам за руль сяду, — бросил я в ответ. — Ин-на с мопеда, — наехал я на водятела.
— Э, бычку то попридержи, — цыкнул на меня фермер. — Ошибся малой. С кем не бывает. А тебе держаться крепче нужно было.
Крыть мне было нечем.
— Ладно, не держи зла. Давай бахнем. А то я уже и забыл, как это в чистом поле бухать. Я ж тут по работе в основном. А я на работе не пью. Пример для подражания, мать его! — последнюю фразу фермер произнес со злостью и сквозь зубы.
— Как пиздюку, в машине или гараже приходится. Ну и в гостях ещё. А чтобы так вот, — вздохнул Саныч стоя на краю полевой дороги и разглядывая окрестности.
К кому он обращался я так и не понял.
Чиж, вальяжно развалившись на мотике, посасывал травинку. Я шарил в коляске в поисках стакана.
Сам с собой наверное. Мысли вслух излагает. Что ж, это тоже нужно.
— Держи, трудяга. Умаялся поди, руководить-то, — ухмыльнулся я, протягивая другу детства граник с бабкиным самогоном.
Саныч на подкол никак не отреагировал. Сгреб стакан, опрокинул в себя и вновь погрузился в наблюдение за окрестностями. Пожав плечами, я капнул Чижу и себя не обделил.
В голове шумело, но от былого веселья не осталось и следа. Было какое-то умиротворение. Хотелось молчать, любоваться природой. А в голове было пусто-пусто. Совершенно.
Смерив нас равнодушным взглядом, Чиж хмыкнул и погрузился в мобильник. То ли переписывался он там с кем, то ли посты разглядывал. Но нашего состояния он явно не разделял.
Медитировали мы минуты три. В реальность нас вернул восхищенный вопль Чижа.
— Эх, нихера се! — выдохнул он, разглядывая что-то в своем телефоне.
— Ты бы за языком то следил, — буркнул Саныч. — Выпил, веди себя прилично. Чего ты там нашел?
— Да я не специально, — засмущался подросток, судорожно пытаясь выключить мобильник. — Ничего я там не нашел. Курс доллара увидел, — отмазался он, заблокировав телефон и убрав его в карман.
— Вот что за человек. Батя к нему со всей душой, а он картинки от него прячет, — сплюнул фермер. — Я не обиделся, я просто запомнил. Усёк?
— Ага. Мамке что ли пожалуешься или ремнем выпорешь, — съязвил малой.
— Не, ну ты видал? — толкнул меня Саныч. — Связался с шантарапой, отцу дерзить начал.
Я лишь ухмыльнулся. Ненастоящей какой-то казалась эта перепалка. Наигранной.