Прошагав так несколько кварталов, я настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала рядом с собой клаксон машины и резкий свист тормозов. Лишь когда водительская дверь резко распахнулась, и из нее выскочил злой как сто чертей Антон Петрович, я остановилась.

- Где ты витаешь, черт возьми? - рычит он и хватает меня за руку.

Я в таком замешательстве от его напора, что не сразу соображаю, что нужно дать отпор.

- Антон Петрович, что вы делаете? - вместо ответа пыхчу я, пытаясь выдернуть руку из его цепких пальцев.

Он грозно сдвигает брови и возвышается надо мной как скала, явно с целью запугать. Возможно, я бы и испугалась, но этот человек видел меня голой и пальцем не тронул, так чего уж там.

- Почему ты не сказала, что уходишь? - все еще угрюмый, но уже не такой злой спрашивает он.

- А должна была?

- Да, ты мой ассистент!

- Вы поэтому так разозлились?

- Я не злюсь.

- Ну конечно.

Мы стоим и пререкаемся посреди улицы, а его машина с открытой дверью и работающим мотором припаркована почти на тротуаре.

Он делает глубокий вдох, потом выдох и уже мягче, но не менее требовательней, командует:

- Сядь в машину, Калерия.

Почему-то я безропотно подчиняюсь и, обежав машину, сажусь на переднее сиденье. Как только за мной закрывается дверь, Антон Петрович садится на водительское место, молча наклоняется ко мне и, потянув за ремень безопасности, пристегивает одним щелчком. У меня буквально отвисает челюсть, и, пока он медленно возвращается в исходное положение, я зачем-то делаю глубокий вдох носом и пропускаю через свои рецепторы запах его кожи.

- Ага, вижу, память начинает возвращаться, — весело произносит он и выруливает на проезжую часть.

Молчу, но в голове проскальзывают какие-то воспоминания, которые я никак не могу закрепить в сознании. Какие-то мелькающие картинки, словно рой пчел, — жужжат, но не складываются в единый пазл.

- Куда мы едем? - наконец стряхнув наваждение, спрашиваю этого знакомого незнакомца.

- Домой.

- Что? - даже на сиденье подпрыгиваю от неожиданности.

- Я везу тебя домой. Почему ты вообще идешь одна по улице? - снова злится он.

«Больной что ли? Какое твое дело вообще?» — хочется закричать мне, но беру себя в руки и спокойно объясняю:

- Люблю ходить пешком. Тем более, я не так далеко живу.

- Калерия…

- Я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лерой, — отчеканиваю, беспардонно перебивая его.

Этот несносный человек снова улыбается и парирует:

- А я бы предпочел, чтобы ты называла меня Антоном.

Фыркаю и, сложив руки на груди, с вызовом смотрю на него.

- Вы мой начальник.

- Мы целовались, я видел тебя голой и даже мыл, — смеется он. — Ты прижималась ко мне своей восхитительной маленькой грудью, цитировала Бродского и называла Давидом.

Краснею так, что кажется, еще секунда, и вспыхнут мои волосы. Господи, распутная девка, что ты там вытворяла?

- Давидом Микеланджело?

- Угу.

- О Боже, — шепчу с тоской и закрываю лицо руками.

Калерия Калимерис, ты идиотка! Нет, с другой стороны, Антон - видный мужчина, мужественный, статный. Благородный, если учесть, что мог воспользоваться моим невменяемым состоянием, но вместо этого помог. У него выразительный взгляд, симпатичное, я бы даже сказала, красивое лицо, но сравнивать его с Давидом — это уму непостижимо.

Когда я впервые увидела статую Давида во всей красе, то заявила родителям, что хочу за него замуж. Мне было пять! Папа сокрушался и закрывал мне глаза, а мама сказала, что если я приложу усилия, то всегда добьюсь того, чего хочу. И что однажды я обязательно встречу своего «Давида», пойму, что это именно он, и никогда не отпущу. Возможно, в моей жизни еще не разу не было серьезных отношений именно по этой причине. Никто никогда не вызывал у меня таких эмоций, чтобы сравнивать его с Давидом. И на тебе! В баре, под кайфом, я нашла свой идеал! Идиотка!

- Так что там с Давидом? - слышу заинтересованный голос.

Что же, решаю, что часть правды - это все же правда, и нехотя произношу:

- Когда мне было пять, мы с родителями были во Флоренции в Академии изящных искусств. Папа был в рабочей поездке и в тот раз взял нас с собой, чтобы показать великие произведения человечества. Там было, на что посмотреть, но самое большое впечатление на меня произвела статуя Давида работы Микеланджело.

Антон молчал и с интересом ждал продолжения.

- Все. Конец истории, — проведя потными ладошками по коленям, жизнерадостно заканчиваю я.

- Почему ты мне врешь, Калерия? - спокойно спрашивает мой мучитель.

Антон смотрит на меня добродушно без издевки, и я со смехом поражения сдаюсь.

- Хорошо, не конец. Я сразу же влюбилась в статую Давида и заявила, что хочу за него замуж.

- И? - допытывался он.

- И все. Мне было пять, и я явно погорячилась.

- Сейчас тебе не пять, и ты с первых секунд нашей встречи называла меня Давидом и никак иначе, — безжалостно напоминает он.

- Я была под наркотиками. Мало ли, что могло произойти с моим сознанием, — возмущаюсь до предела. — Это нечестно, все время говорить мне о том, что я не помню и не могу опровергнуть или подтвердить.

Машина подъезжает к моему подъезду, и, заглушив мотор, Антон поворачивается ко мне.

- Калерия, рано или поздно тебе придется принять эту правду и жить с ней. Между нами с первых секунд пробежала искра, и честно хочу предупредить тебя, что я планирую разжечь из нее огонь.

Смотрю на этого самодовольного типа, а в душе бушует пламя. Размечтался! Мы еще посмотрим, чья возьмет. Тяну руку к ремню безопасности, одновременно дергая ручку двери.

- Спасибо, что подвезли, Антон Петрович, честно, не стоило.

Вот так-то, и никак иначе. Дистанция и формальное общение помогут все вернуть в исходную точку. Хлопаю дверью и на негнущихся ногах марширую к подъезду.

- Калерия, — доносится до меня, и я нехотя оборачиваюсь, - завтра заеду за тобой в восемь тридцать, чтобы довезти до работы. Не хочу, чтобы ты ходила одна. Это небезопасно.

Скриплю зубами, но молчу, про себя повторяя, что он мой босс и только. Уже взявшись за ручку двери, снова слышу веселый голос этого сумасшедшего:

- И больше не затягивай волосы в этот ужасный пучок. Хочу видеть их красоту.

Резко разворачиваюсь, чтобы сказать, что мне глубоко наплевать, что он там хочет видеть, но этот мерзавец жмет педаль газа и срывается с места, так и не выслушав всего того, что я планировала до него донести.

За пять минут влетаю на шестой этаж. Адреналин бушует в каждой клеточке моего тела, заставляя шевелиться. Открываю дверь и вваливаюсь в квартиру. Ната с зажатым яблоком в зубах озадаченно смотрит на мои метания, пытаясь понять, какая муха меня укусила.

- Лера, как прошел твой первый рабочий день? — все же решается спросить она.

С вытаращенными глазами, словно полоумная, я останавливаюсь посреди комнаты и что есть сил кричу:

- Ната, мой начальник - это мужик, в постели которого я проснулась вчера утром!

В любви и на войне одно и то же:

крепость, ведущая переговоры,

наполовину взята.

© Маргарита Наваррская Валуа

Когда не в восемь тридцать, не в восемь сорок пять Калерия так и не появилась у своего подъезда, я понял, что она решила поупрямиться. Что же, так даже интересней. Набираю номер поста охраны компании и спрашиваю:

- Сан Саныч, доброе утро. Подскажи, там случайно мой новый ассистент, Калерия Калимерис, на работу не подошла?

- Мелкая такая, в очках, с пучком на голове? - как-то уж больно жизнерадостно спрашивает он.

- С пучком говоришь? - усмехаюсь, не в силах сдержаться.

- Ага, затянула так, что того и гляди кожа на лбу лопнет.

- Значит, пришла! - констатирую я и отключаю телефон.

Малышка решила дать бой. Хм, забавно. Только, милая, ты не на того напала. Почему-то настроение резко улучшается, и я срываюсь с места в сторону офиса. Когда подъезжаю к зданию, план уже созрел, и, поднявшись на свой этаж, с каменным лицом прохожу мимо столов секретаря и ассистента.