- Ты свободна, Калерия! Счастлива? Мне больше дела нет, что в твоей жизни происходит, — вопит со злостью Антон, а я замахиваюсь и со всей силы бью его по лицу.

Голова Антона дергается, и он смотрит с такой невыносимой злобой, что вся моя прыть улетучивается со скоростью ветра. Разворачиваюсь и бросаюсь к двери, но он одним рывком хватает меня и притягивает к себе. Успеваю только жалобно всхлипнуть, когда его губы в жестоком поцелуе накрывают мой рот. Мне больно и обидно, но я знаю, что это наказание за мои слова и поступки.

Когда он жестко просовывает свой язык сквозь мои зубы, чувствую, как кислород перестает поступать в легкие, и я панически начинаю задыхаться. Про то, что можно еще дышать носом панически настроенным сознанием, просто не дохожу. Начинаю с перепугу биться в его руках, но Антон от злости лишь сильнее сжимает меня. Где-то на краю сознания осознаю, что наши силы неравны, и в сопротивлении я рождаю только еще большее насилие.

В мозгу навязчивым набатом звучит одна лишь мысль: «Борись… Борись… Борись... За него... За нас... Борись!». Обхватываю его голову руками, запускаю пальцы в волосы и прижимаю к себе еще сильнее. Антон чувствует эти движения и тут же с брезгливостью отпихивает меня от себя. Падаю у его ног и судорожно хватаю ртом воздух.

- Калерия, уходи, — снова цедит он, и на этот раз решаю, что, пожалуй, спорить не буду.

Губы нещадно болят, и без того узкая грудная клетка, казалось, стала в два раза меньше и совсем не пропускает воздух. Поднимаюсь на ватных ногах. Дрожащей рукой убираю волосы с лица и в последний раз смотрю на Антона. Знаю, что своим поведением, своим отрицанием довела этого мужчину до подобного состояния, и мне становится обидно до слез. И за себя, и за него.

Взявшись за ручку двери, замираю лишь на мгновение, чтобы попрощаться.

- Прости, что разочаровала тебя, — шепчу тихо. — Прости, что по своей наивности и глупости последовала неправильным советам и все испортила.

Мой голос срывается, и я скорее выхожу из комнаты. Уже почти дохожу до прихожей, когда сквозь слезы и тихие рыдания, чувствую тяжелую руку на своем плече. Волна озноба проходит вдоль позвоночника, судорожно выдыхаю и резко оборачиваюсь.

- Каким советам, Лера?

Антон говорит обманчиво мягким голосом, и я не могу понять его мотива, чтобы снова заговорить со мной. Что он хочет знать? Решил помучить меня еще? Хочет наказать сильнее? Помню, что уже не впервые рядом с ним прихожу к неверным выводам, поэтому послушно отвечаю:

- Ну, Нина Ивановна сказала, чтобы я не сдавалась сразу, ты этого не любишь. Ната утверждает, что мужчину нужно как следует помариновать, чтобы он больше был в тебе заинтересован.

- Ты издеваешься? - устало спрашивает Антон и смотрит на меня как на идиотку.

Несколько раз растерянно моргнув, начинаю оправдываться за свои слова.

- Откуда мне знать, что вам, мужчинам, нужно? Я в этом деле ничего не понимаю. Сам подумай, у кого мне еще было спросить? У Гугла? - растерянно шепчу, взглядом ища в его глазах понимание .

Продолжая на меня смотреть, как на пациента психушки, Антон поднимает руку и кладет свою большую ладонь на мою щеку. Знаю, чувствую, понимаю, что это проверка моих слов и, не отрывая от него взгляда, легонько трусь мокрой щекой о его большую ладонь. Антон громко выдыхает и одним движением прижимает меня к своей груди, крепко сжимая в объятиях. Наслаждаюсь каждым мгновением, каждым новым ощущением, лишь сильнее прижимаясь к нему и вдыхая носом запах его тела.

- Если обманула, горько пожалеешь, — шепчет он и целует мою макушку.

Стою в объятиях этого необыкновенного мужчины и понимаю, что испытываю невероятное счастье. Еще никогда, ни с одним представителем мужского пола, я не позволяла себе ничего подобного и абсолютно точно осознаю, что хочу большего. С ним! Только с ним и больше ни с кем! Упираюсь лбом ему в грудь и склоняю голову.

- Что? - настороженно спрашивает Антон.

- Хочу пить, в горле пересохло, — всхлипываю от переполняющих меня эмоций.

Антон разжимает объятия и тянет меня на кухню.

- Сейчас умоюсь и приду, — смотрю на него и совершенно по-детски утираю нос рукавом.

Пока иду в сторону гостевой ванной, Антон проходит на кухню и включает подсветку. Комната погружается в мягкий ненавязчивый свет, скорее придавая интимности, нежели освещения. Захожу в ванную и картинки прошлого начинают мелькать в голове. Одна за одной, как кадры забытого кино. Вот я лежу на полу. Вот склоняюсь над унитазом. Вот теплые струи воды льются на меня с потолка, и сильные руки держат мое обнаженное тело, мягко прижимая к себе. Все это действительно было с нами, но моя услужливая память вычеркнула эти воспоминания. Но Антон все помнит! Помнит наши первые эмоции и пытается донести до меня вот уже целую неделю, что все было всерьез. По-настоящему!

Сняв плащ, умываюсь холодной водой, приглаживаю волосы и с железной решимостью, но на трясущихся ногах, решаю, что пора самой уже что-то предпринять. Выхожу из ванной и тихонько иду в направлении кухни. Антон снова стоит лицом к окну в ожидании меня. Он о чем-то глубоко задумался, разглядывая ночной город. Надеюсь, не о том, чтобы выкинуть меня на улицу. Осторожно подхожу и протягиваю ладошку, чтобы коснуться его. От неожиданности он резко разворачивается, стакан с белой жидкостью подпрыгивает в его руке, и все содержимое летит на меня и мою пижаму с единорогами. Черт!

- Молоко? - констатирую очевидное, но выбор напитка меня удивляет.

Антон замирает с выражением комичного ужаса на лице, держа пустой стакан в руке.

Чувствую, как белая жидкость впитывается в мою хлопковую пижаму, расплываясь безобразным пятном на груди, просачиваясь в пижамные брюки. «Калерия, это судьба. Раздевайся!», - услужливо шепчет моя развратная ипостась. Отрываю взгляд от пижамы и поднимаю глаза на Антона.

- Кажется, ты накормил моих единорогов, — произношу с едва сдерживаемым смехом, отодвигая пижаму от груди.

Антон начинает смеяться и наконец шевелиться. Он ставит пустой стакан на стол и хватает кухонное полотенце, чтобы вытереть мне лицо. Отбираю у него полотенце и просовываю под пижаму, чтобы вытереть сначала мокрый живот.

- Тебе пора перестать подкрадываться ко мне со спины. Мало ли что в следующий раз будет в моих руках, — все еще усмехается Антон. — Надо это снять. Сейчас принесу что-нибудь, чтобы ты переоделась.

Он суетится вокруг меня, совершенно не осознавая, что только что подтвердил мысли в моей голове. Решаю, что это знак. Схватив полы пижамной рубашки, одним движение стягиваю ее с себя. Антон замирает, а я кидаю рубашку на стол и поворачиваюсь к нему. Он уже видел меня голой и сказал, что ему понравилось, поэтому изо всех сил стараюсь не стесняться и смело смотрю в его глаза.

Мой мужчина настолько оторопел, что стал похож на статую Давида. Только его шумное, прерывистое дыхание выдавало то, что он понимает, что перед ним стоит полуобнаженная девушка, явно на что-то намекая. Принимаю решение не останавливаться на достигнутом и, взявшись за шнурки пижамных брюк, начинаю медленно развязывать, готовая избавиться и от них.

Наконец, решив поберечь мой девичий стыд, Антон отмирает и, подойдя ко мне вплотную, накрывает своей ладонью мою руку, останавливая от последнего шага.

- Ты уверена? - шепчет он. — У тебя в запасе есть еще целая неделя.

Он щурит глаза в улыбке, но я чувствую, как напряжено его тело. Он словно дикий зверь, готовится к победному прыжку.

- И что изменит эта неделя? — отвечаю дрожащим голосом. — Ты хочешь меня, я хочу тебя. Это неизбежно.

На этот раз цитирую его самого, а не высказывания какого-то мудреца. Это последняя осознанная мысль, потому что в следующий момент я уже намертво припечатана к твердому, как гранит, телу моего Давида. Он прижимается ко мне губами, требовательно раздвигая зубы языком.

Искры... Короткое замыкание... И мир меркнет. Звуки исчезают. Кожа к коже. Есть только я, он и слияния наших губ. Совершенно не зная, как себя вести, я действую по наитию, так, как мне подсказывает мое тело. С радостью и трепетом отвечаю на каждый его выпад, каждое движение. Антон стонет, поднимает меня на руки и несет в спальню.