За Болью последовала Ярость. Он никогда не был гневлив, наоборот, отличался терпением и выдержкой, и это оказалось едва ли не проще.
Справиться со Страхом было тяжелее, слишком много у него граней, но не сложнее, чем полгода планомерно подбираться к тогдашнему главе Морского клана, страдавшему паранойей.
Жажда… Сложный противник для того, кто голодал в детстве, он понимал это и готовился тщательно. Наверное, именно это помогло справиться с ней удивительно легко и быстро.
А вот Любовь оказалась слишком осторожной и трусливой тварью, она попыталась сбежать. Решила, что с её подругами разобрались истинные хозяева этой земли, те, чьи имена они бессовестно присвоили, а потому думала найти приют где-то ещё. И после — отомстить руками дюдей.
О том, что именно один из тех, кого они презирали и называли «смертными», убил четверых, она узнала только тогда, когда Маран пришёл за ней. Не своей волей тогдашний король Транта попытался влезть в войну, которая обернулась бы катастрофой не только для Илаатана.
Он думал, что с ней будет просто. Наверное, стал слишком самоуверен к тому моменту, не воспринимал её как опасного противника. Он никогда и никого не любил, поэтому считал, что она не имеет над ним власти. Но просчитался, что-то пошло не так, и…
А вот дальнейшего он не понимал. Что-то случилось. Они оба провалились куда-то — туда, где должны были сгинуть безвозвратно, в чуждое этому миру ничто, в пёстрый хаос цветов, мыслей, теней предметов и обрывков воспоминаний. Вспомнить, что там было и как это выглядело, Маран не мог: от этих попыток кружилась, трещала и грозилась расколоться голова.
Кажется, Любовь попыталась вытолкнуть его туда, а он отказался уходить один и утащил её с собой. Её часть, сущность, душу — это можно было назвать как угодно, суть не менялась. Она легко сумела открыть эту дверь… Наверное, это что-то значило? Уж не через неё ли явились в их мир те, кто назвал себя богинями?
Но потом случилось что-то ещё, и его вытащили сюда. А её…
Доказательств этому не было, но Маран почти не сомневался, что последняя из богинь ухватилась за шанс воскреснуть. Вот только в каком виде и в каком качестве она сюда вернулась — это был большой вопрос.
То зелье, которое он приготовил первым, как теперь помнилось, ослабляло связь души с телом. Оно было необходимо, чтобы видеть тех, кто называл себя богами, в любых обличьях, а если смазать им нож — этот нож мог стать оружием против них. И стал. Простая сталь и простое зелье.
Не Маран придумал это зелье, его составила личный алхимик Владыки. «Всё гениальное — просто», — любила она повторять и подтверждать практикой. Эксцентричная и по-настоящему гениальная женщина, одна из немногих людей, с кем Маран находился в относительно тёплых отношениях; не дружеских, но, по крайней мере, приятельских. Она была немного безумна и напоминала богинь, которых помогла уничтожить, сознавала это и оттого лишь строже придерживалась установленных для самой себя рамок. Когда-то она вполне серьёзно попросила Марана зарезать её, если очередной эксперимент над живыми существами она начнёт не потому, что хочет добиться какой-то цели, а потому, что ей любопытно или скучно. Он пообещал, но…
Он не мог поручиться, что не убивал её, но смерти этой не помнил. Оставалось надеяться, что она всё-таки не сорвалась.
Мысли и воспоминания теснились в голове и пытались занять свои места, их было так много, что в висках тяжело пульсировала боль, и он всё никак не мог ухватить в этом вихре самое главное, принципиально важное, постоянно отвлекаясь на какие-то несущественные детали вроде давно покойной мастера-алхимика и прожитые эмоции вроде напряжения перед схваткой и эйфории от первой победы, от понимания того, что этих «богинь» действительно можно убить.
Маран заставил себя подняться. В сад его никто не отпустил бы, но хорошая разминка была жизненно необходима: незаменимый малый цикл позволял привести в порядок мысли и казался сейчас единственным спасением от того хаоса, который воцарился в голове.
Вот только Маран не успел даже начать. Щёлкнул замок, и один из младших чинов Старшего Дракона вкатил в комнату столик с завтраком: кормить заключённого под стражу не забывали, но занимались этим почему-то не служащие дворца. Маран не задавал вопросов, хотя видеть подобное было странно. Если они опасались, что он может навредить кому-то из местных и использовать их, то почему не наложили мало-мальски серьёзной защиты? Да и стражи эти, пожелай он сбежать, не стали бы препятствием…
Сегодняшний был ему знаком. Совсем молодой ещё, лет двадцати, парень участвовал в обыске и допросах сразу после убийства. Сейчас он был по-особенному хмур и даже как будто встревожен. На Марана поглядывал с непонятным, но напряжённым выражением. Не боялся, а… Что?
— Что случилось? — не выдержал он.
Страж поколебался мгновение, но потом всё же ответил со вздохом:
— Ещё одна из девушек пропала.
— Кто? — вскинулся убийца. Вышло отрывисто и хрипло — горло перехватило дурное предчувствие.
— Идана Морнхут. Только вы не говорите, что я проболтался, ладно? — попросил он. — Но мне кажется, вы имели право знать. Она так за вас переживала…
— Спасибо, — медленно кивнул он. — Я не скажу.
Молодой страж проявил вопиющий непрофессионализм, и вообще-то заслуживал наказания, вот только лично Марану это было на руку. Да что там, непрофессионализм стражи вообще всегда был ему на руку, но сейчас…
Известие и всколыхнувшаяся тревога подстегнули разум, и главное Маран наконец вычленил: Любовь уцелела, и она всё еще здесь. Лишённая собственного материального тела, иначе во время ритуала появился бы не он один, но не вызывало сомнений, что эта живучая тварь нашла способ пролезть в мир.
И уж тем более не требовалось много ума, чтобы сложить один плюс один. В его окружении сейчас существовал всего один человек, который своим поведением вызывал подозрение, достаточно вспомнить его немотивированную, взявшуюся из ниоткуда ненависть.
Конечно, такие чувства не возникают на пустом месте. Просто ненавидел Марана не он.
— Мне нужно поговорить с принцем или с кем-то из дознавателей, — попросил он стража, когда тот направился к выходу. — Это важно. Я знаю, кто убийца, и догадываюсь, что ему надо.
— Хорошо, я попробую кого-нибудь найти, — вздохнул он. — Но, по-моему, принц улетел в столицу на рассвете, ещё когда пропажа не обнаружилась, а начальство моё попробуй поймай…
— Попробуй. Пожалуйста, — Маран постарался добавить голосу весомости, хотя и понимал, что получается плохо: тот сейчас был бесцветным и пустым. Слишком много эмоций, и они слишком мешали, поэтому он поспешил отрешиться от них — от тревог, от страхов, от клокочущей внутри ненависти.
Когда страж ушёл, первым делом Маран позавтракал. Силы никогда не бывают лишними, а ему всё равно нужно выждать некоторое время, вдруг поиски увенчаются успехом.
А еще следовало прикинуть, куда мог деться одержимый Кутум с Идой, но чем больше он об этом думал, тем отчётливей понимал, что вариант есть всего один.
Завтрак закончился за пять минут, а дознаватель не спешил переступать порог. Ещё десять минут Маран потратил на то, чтобы буквально в нескольких предложениях изложить то, что успел вспомнить и понять, и, оставив записку на столе, принялся за сборы.
Он понимал, что поступает неосмотрительно, никому ничего не объяснив и не заручившись помощью, а тот клочок бумаги, который он оставил, воспримется как бред умалишённого. Но точно так же он понимал, что неподготовленные, скептически настроенные люди скорее помешают, чем помогут, если вообще согласятся с ним куда-то пойти. Даже если он объяснит, а они — сумеют поверить на слово, всё равно они не будут готовы к этой встрече.
А если сейчас он не справится… В записке есть вся информация, которой он владеет, и если с появлением ещё более злобной, чем была ранее, Любви начнутся странности и появятся вопросы, то мыслящий человек увидит ответы. Принц не дурак, и подручные его умеют думать, и Владыка. И нет никакой разницы, услышат они те же слова от Марана лично или прочитают после его смерти. Любые же объяснения сейчас — только пустая трата времени, которого и так мало, и в этом он не сомневался. Так что даже к лучшему, что никого не удалось найти.
