К сведению читателя, пиратство в Персидском заливе зародилось в период падения цивилизации Дильмун, в 1800 г. до н. э.

В 694 г. ассирийские пираты атаковали в Персидском заливе богатый морской торговый караван, шедший из Индии в Ассирию. Усилия по искоренению пиратства, предпринятые тогда ассирийским царем Синаххерибом (правил 705/704- 681/680), успехом не увенчались.

При Сасанидах, в V в., во времена властвования в Сасанид- ской империи (224–651) Йездигерда II (правил 438/439-457), много пиратских набегов на торговые суда происходило у побережья Персии.

Яркие рассказы о пиратах, совершавших у берегов Аравии дерзкие налеты на шедшие морем торговые караваны, содержатся в сочинениях знаменитого арабского путешественника и географа Ибн Хаукала (ум. 988). Он отмечал, что в 815 г. басрийцы, дабы приструнить «хищников моря», предприняли две морских карательных экспедиции против пиратов Бахрейна, и еще аналогичных две — в X веке.

Из повествований итальянского купца-путешественника Марко Поло (1254–1324) следует, что в VII в. острова Бахрейнского архипелага находились под властью пиратского, как он его называет, племени ‘абд-ал-кайс. Ведя речь о Персидском залива, он отмечает, что в IX в. залив этот был для мореходов местом небезопасным. И потому китайские суда, отправлявшиеся туда, непременно имели на борту специальные вооруженные охранные группы.

Вписали свою страничку в историю пиратства в Персидском заливе и племена кавасим с побережья Аш-Шамал, нынешнего эмирата Ра’с-эль-Хайма. Их набеги на суда, последовавшие после изгнания португальцев с Ормуза (1602), резко участились во второй половине XVIII века. Чтобы зримо представить себе флот арабов кавасим тех лет, приведем сведения, почерпнутые из архивов времени. Согласно информации Английской Ост-Индской компании, в 1798 г. флотилия племен кавасим насчитывала 900 парусных судов, транспортных и военных, в том числе 63 крупнотоннажных океанских и 669 быстроходных, превосходивших «по скорости бега», как говорили тогда мореходы-аравийцы, суда англичан. Общая численность экипажей флотилии кавасим составляла 18 760 человек (21). Парусные суда ал-кавасим отличались быстротой хода и маневренностью; лоцманы — отменным знанием морских путей, сезонов ветров, бухт, гаваней и мелей; матросы — профессиональным мастерством и бесстрашием. Поэтому со всем основанием можно утверждать, что арабы племен кавасим, властвовавшие в прибрежных водах ‘Уман-эль-Сира (земель современных ОАЭ), состоя в союзе с ваххабитами, являлись эффективным инструментом по реализации замыслов и намерений ваххабитов в Персидском заливе. Выступали в качестве рычага давления на Маскат и уделы племени бану ‘утуб в Кувейте, Зубаре и на Бахрейне (22).

Прославился своими пиратскими набегами на суда, острова и прибрежные города Персидского залива и шейх Мир Муханна, вождь племени бану са’б, правивший одно время приморским городом Бендер-Риг. Великий путешественник и исследователь Аравии Карстен Нибур (1733–1815) отзывался о нем, как о «самом кровожадном» корсаре Залива. Пиратствовал он в водах Персидского залива, по выражению арабских историков, «злостно». Нападал на все встречавшиеся ему на пути суда, за исключением тех, что ходили под турецким флагом и принадлежали торговцам Басры и Кувейта. С османами у него имелись на этот счет конкретные договоренности — в обмен на их защиту, когда потребуется. Особо доставалось от Мир Муханны судам англичан, а также мореходам Бахрейна. Морской разбой, чинимый Мир Муханной в отношении торговцев Бахрейна, подвластного в то время Персии, а также Англии, с которой шах поддерживал тогда добрые отношения, говорится в преданиях арабов Аравии, подвигли шаха Персии к тому, чтобы «приструнить эту непослушную ему шайку хищников моря». Будучи зажатым флотилией персов и бахрейнцев у острова Харк, он все-таки умудрился выскользнуть из «клещей шаха», и бежал в Кувейт (1769), не позабыв прихватить с собой все награбленные им богатства (23). Оттуда проследовал в Басру. Губернатор Басры принял его приветливо, как «друга паши Багдада». Пробыв там какое-то время, Мир Муханна возжелал явиться в Багдад, «целовать руку Омару-паше», генерал-губернатору Багдада, и просить его о турецком подданстве. Омар-паша, хорошо осведомленный о жестокостях Мир Муханны, счел, что предоставление ему турецкого подданства отрицательно может сказаться на имидже Османской империи среди торговцев Прибрежной Аравии, и определенно «очернит» в их глазах честь и достоинство турок. И потому велел губернатору Басры «избавиться от Мир Муханны». Роль свою тот сыграл, и нужды в нем, лишившимся своей «пиратской армады», больше не было. Мир Муханну схватили и предали смерти (1770). Труп обезглавленного «хищника моря» (так арабы Аравии называли флибустьеров) выбросили за городскую стену — на съедение диким зверям, как объявил глашатай (24). Но вот жизнь его нескольким сотоварищам, укрывшимся вместе с ним в Басре, все же сохранили. На всякий случай. Авось, когда-нибудь, да и сгодятся.

В заключение рассказа о роде Аль Халифа, который отодвинулся сначала из Кувейта в Зубару (1766), а затем забрал в свои руки Бахрейн (1782), следует отметить, что, утвердив свою власть на Бахрейне и подчинив себе все его племена (1783–1796 гг.), род Аль Халифа властвует там и поныне. Столица нового удела, заложенного им на островах Бахрейнского архипелага, располагалась вначале на острове Мухаррак, и была перенесена в Манаму, на остров Бахрейн, только в 1796 г.

Шейх Ахмад Аль Халифа, что интересно, будучи владыкой Бахрейна, по-прежнему проживал в подвластной ему и дорогой его сердцу Зубаре. На Бахрейне, в новых владениях, проводил только лето. Сам присматривал за Зубарой и теми катарскими племенами, что признавали власть над собой рода Аль Халифа, а сыновья его, шейхи Сальман (1769–1825) и ‘Абд Аллах (1769–1843), — за Бахрейном, Мухарраком, Ситрой и другими островами архипелага.

После кончины шейха Ахмада (1796) центром «удела рода Аль Халифа» с владениями на полуострове Катар и на островах Бахрейнского архипелага сделался остров Бахрейн.

В 1795 г. ваххабиты, оспаривавшие с племенем бану халид власть над землями в Эль-Хасе, наголову разбили их и потеснили оттуда. Вышли к побережью Персидского залива. Их «продвижение на восток» имело целью получить доступ к портовым городам, через которые индийские и европейские товары поступали в Неджд (1).

Тогда же, в 1795 г., ваххабиты организовали поход на Зуба- ру. Командовал их войсками генерал Ибрахим ибн ‘Уфайсан, выигравший схватку с бану халид за Эль-Хасу и назначенный эмиром ‘Абд ал-‘Азизом Аль Са’удом губернатором этой богатой восточной провинции. Многие жители Эль-Хасы, в том числе Баррак ‘Абд ал-Мухсин и Дувайхис, два лидера племени бану халид, поверженные ваххабитами, бежали и укрылись в Зубаре, тесно связанной с Эль-Хасой. Это обеспокоило ваххабитов. Они полагали, что семейно-родовые кланы племени бану халид во главе с их старейшинами и вождями, отодвинувшись в Зубару, могут объединиться с зубарцами и союзными им племенами на полуострове Катар и начать действовать, чтобы вернуть Эль-Хасу. И потому решили поставить Зубару под свой контроль, и как можно скоро. Взять город ваххабитам удалось, как отмечает историк Абу Хакима, отрезав его от источников пресной воды. Колодцы, снабжавшие Зубару питьевой водой, располагались в полутора фарсаках (10–12 километрах) от

города. Были защищены фортом. Путь между колодцами и Зубарой охраняли несколько укрепленных дозорно-сторожевых постов.

Жители осажденной ваххабитами Зубары рассчитывали на то, что противник устанет от безрезультативных действий и отойдет. Но осада продолжалась, и длилась довольно долго. В течение этого времени ваххабиты захватили несколько других городов на полуострове Катар: Фурайху, Эль-Хувайлу, Эль-Йусуфиййу и Эль-Рувайду. Овладели, наконец, и Зубарой, лишенной питьевой воды. Но вот поживиться там им оказалось нечем. Военной добычей (гана’им), на которую ваххабиты так рассчитывали, чтобы расплатиться с участниками похода и пополнить казну Эль-Дир’иййи, они там не поживились. Дело в том, что, оставив под покровом ночи Зубару перед ее решающим штурмом ваххабитами и уйдя вместе с находившимся тогда в Зубаре шейхом Сальманом ибн Ахмадом Аль Халифой морем на Бахрейн, жители города прихватили с собой и все накопленные ими богатства.