И. П. Сенченко
Государство Катар. Отражения во времени
Народу Катара
и
правящей в этой стране династии Аль Тани
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Часть I.
Древний Катар.
История седой старины
Катар дней ушедших в воспоминаниях и рассказах путешественников и дипломатов
Одно из самых ярких и нашумевших в свое время описаний Аравии, в том числе Катара, принадлежит перу известного исследователя-портретиста Аравии Уильяма Джиффорда Пэлгрева (18261888), предпринявшего экспедицию в Аравию в 1862–1863 годах.
В Катар он прибыл с Бахрейна, на местном паруснике, расположившись, как писал, на самом удобном месте — на палубе, у кормы. 29 января 1862 г. судно встало на якорь у Эль-Бида’а, «главного города» полуострова Катар, «жалкой столицы» убогой и невзрачной, по его словам, аравийской провинции. Представляла она собой опаленную солнцем «печальную песчаную равнину», практически лишенную какой-либо растительности, с возвышавшимися над ней и тянувшимися на многие и многие мили «бесплодными и унылыми» песчаными холмами.
Поселки на полуострове Катар, вспоминал Дж. Пэлгрев, являли собой небольшие группы жилищ в виде шалашей, сплетенных из пальмовых ветвей, «нищенских, тесных, низких и уродливых». При этом каждое поселение окружала стена — для защиты от нападений разбойников. На холмах, лежавших вокруг этих поселков, которые катарцы величали не иначе как городами, возвышались укрепленные дозорно-сторожевые башни, служившие также убежищами для местных жителей во время набегов бедуинов, «хищников пустыни», как они их называли. Каждая из них имела входную дверь, но не внизу, «а на половине высоты башни». Оттуда свисала «веревочная лестница, с помощью которой катарские пастухи влезали в башню», когда возникала угроза, и сразу же втягивали за собой и саму лестницу, отрезая, таким образом, доступ в башню налетчикам.
Жили катарцы в основном морем, отмечает Дж. Пэлгрев. Средства к существованию им давала не земля, а воды Персидского залива и Индийского океана. Одну половину года они посвящали «жемчужной охоте», а другую — ловле рыбы и морской торговле. «Все мысли, все разговоры и все заботы» местных жителей были о жемчуге, их «кормильце и благодетеле», как они о нем отзывались. Все другое там считалось тогда «делом побочным и даже менее чем второстепенным». Образно, сжато и емко в разговоре с ним, повествует Дж. Пэлгрев, высказался об этом шейх Мухаммад ибн Аль Тани, тогдашний правитель Эль-Бида’а. «Все мы, арабы Залива, — сказал он, — рабы одного господина — жемчуга».
Самого шейха Мухаммада ибн Аль Тани путешественник характеризует как «истинного араба Аравии». Встреча их проходила во дворе резиденции шейха, сообщает Дж. Пэлгрев, человека мудрого, «хитрого и осторожного», известного «своим благоразумием», гостеприимством и непринужденностью общения, но в то же самое время — жесткостью и «неподатливостью в сделках с жемчугом». Делом этим он занимался активно. Поддерживал тесные отношения с таввашами (торговцами жемчугом) на Бахрейне и в Бомбее.
Вокруг шейха во время их встречи, попивая кофе и покуривая наргиле (кальяны), замечает Дж. Пэлгрев, «сидело много желтолицых людей». Думается, — ловцов жемчуга в прошлом. Со временем они, должно быть, сделались торговцами. «Кожа их загрубела от ныряний в море, а лица — иронизирует путешественник, — покрылись морщинами от вычислений и счетов».
Шейх Мухаммад ибн Тани, пишет Дж. Пэлгрев, был «довольно сведущ» в арабской литературе и поэзии. Интересовался преданиями и сказаниями арабов Аравии, их пословицами и поговорками, родословными семейно-родовых кланов и племен. Говорил об этом увлеченно. Обладал некоторыми «познаниями в медицине». «Любил пошутить», и «благосклонно принимал чужие шутки».
Проявил «знаки внимания» и к Дж. Пэлгреву, и к его компаньону — разместил их в одном из подсобных помещений своей резиденции. В этих целях приказал очистить небольшой амбар от сложенных там мешков с финиками, и приготовить его, на «катарский лад» радушия и гостеприимства, то есть «разостлать там циновки и только», — говорит с иронией путешественник, — для проживания «чужеземных гостей».
Из Эль-Бида’а, где Дж. Пэлгрев находился с 29 января по 6 февраля 1863 г., он «отправился в Шарджах [Шарджу, нынешний эмират ОАЭ]», бойкий, по его выражению, торговый город на Оманском побережье. До Шарджи побывал на легендарном острове Ормуз, одном из ключевых в прошлом коммерческих центров Востока, владевшим некогда и землями Катара. Передвигался на катарском быстроходном паруснике, корму которого «украшала красивая резьба». Во время перехода познакомился с одним интересным обычаем, бытовавшим среди мореходов Персидского залива, рассказывает Дж. Пэлгрев. Суть его состояла в том, что лица, передвигавшиеся на судне, бравшем их на борт, какого бы звания и положения они не были, считались «гостями капитана». И в качестве таковых имели право, если хотели, «на его стол без особой за то платы» (1).
Путешествуя по Восточной Аравии, Дж. Пэлгрев описал и торговавшие с Катаром города Эль-Хуфуф и Эль-Катиф, и провинцию Эль-Хаса. По наблюдениями Дж. Пэлгрева, арабы побережья, связанные с морской торговлей, в отличие от жителей внутренних районов Аравии, хорошо знали «людей другой веры, манер, обычаев и одежды». Часто встречались с ними как в портах своих земель, так и во время торговых морских экспедиций в Басру, на Бахрейн и в Оман, в Индию, на Цейлон и в Восточную Африку.
Повествуя об арабах Прибрежной Аравии, того же Катара и Бахрейна, путешественник отмечает, что курили в тамошних землях все и повсюду, притом как мужчины, так и женщины; и питали пристрастие к благовониям. О древних прибрежных городах Верхней Аравии говорит, что они являлись зеркалом истории этого края, где задолго до англичан оставили свой след ассирийцы, персы и карматы, ормузцы, португальцы и турки.
Поделился Дж. Пэлгрев в заметках об Аравии и мнением об аравитянках, которых он оценивает по своей, выстроенной им на основе личных наблюдений, многоступенчатой шкале аравийской красоты, как он ее называет. Самыми красивыми и элегантными в землях Восточной Аравии он именует жительниц Катара, Бахрейна и Эль-Хасы (2).
Арабы, населяющие полуостров Катар, пишет в своем увлекательном информационно-справочном материале под названием «Заметки о местности Катар» (26.10.1892) русский дипломат-востоковед, управляющий генеральным консульством Российской империи в Багдаде статский советник Алексей Федорович Круглов (1864–1948), — «люди воинственные» (3). Население данной местности «отчасти — кочевое, отчасти — полукочевое и полуоседлое». Племена кочевников перемещаются по полуострову «со своими… жилищами», шатрами. Из племен этих, «более или менее значимых», по выражению А. Круглова, являлись бану сбей, ал-давасир, ал-мурра, ал-‘аджман и бану хаджир.
Племя бану сбей, пришедшее в Эль-Катр из Южного Неджда, А. Круглов характеризует как «истинных бедуинов», настоящих «сынов пустыни», с «презрением относящихся к земледелию». Указывает, что они владели «многочисленными стадами верблюдов», и что «жизнь свою проводили в набегах [газу]» на места обитания (даиры) соседних племен.
Рассказывая о племени ал-давасир, которое он также относит к кочевникам, А. Круглов отмечает, что, в отличие от племени бану сбей, у нескольких семейно-родовых каланов племени ал-давасир имелись в собственности финиковые сады.
Об арабах племен ал-‘аджман и ал-мурра тоже отзывается как о кочевниках. Обработкой земли, замечает А. Круглов, они не занимались. «Владели довольно большим количеством породистых лошадей, и считались хорошими наездниками».
О племени бану хаджир, обитавшем в то время «в северной части полуострова Катар», сказывет, что «лошадей у него было мало, зато много верблюдов», и что славилось оно «разбоем и набегами» — на соседние племена, поселения и торговые караваны. С наступлением весны некоторые семейно-родовые кланы этого племени, равно, как и племен ал-мурра и ал-‘аджман, перебирались поближе к побережью, чтобы принять участие в «жемчужной охоте».