Командир роты охраны, уже без всяких церемоний, легко, точно пушинку, закинул её в седло подведенной Серро лошади.
— Держитесь, госпожа!
Ее отряд клином, с трудом набрав скорость на ограниченном пространстве, врезался в ряды сражающихся, давя и своих и чужих. Шерон охватило совершенно детское желание зажмуриться. Но она смотрела, вздрагивая от близких смертей, и держалась, как ей и было сказано.
Четверо ехали практически вплотную, и бока их коней касались боков её лошади. Вышколенной, знающей, что следует делать, даже без команд хозяйки.
Они вырвались на простор, обогнули две сотни копейщиков, спешащих вступить в свалку, начавшуюся из-за прорыва фронта, и... выскочили на четыре линии уже построившихся лучников. Знамена у тех были с водоворотом.
— Поворачивай! — взревел лейтенант где-то рядом, но Шерон, как и все, понимала, что они не успеют обогнать стрелы.
И она сделала то, к чему была готова, когда еще с утра попросила гвардейцев принести с поля боя тела погибших. Тогда её охрана смотрела со смесью отвращения, ужаса и любопытства, как мёртвые под её взглядом становятся прахом, исчезают из этого мира, превращаясь лишь в серо-черную мелкую пыль, тут же мокнущую под дождем, грязью липнущую к земле.
Подчиняясь желанию некроманта, грязь скаталась в пять шаров, каждый величиной с кулак, и Шерон убрала их в седельную сумку.
Теперь прах покинул свое вместилище, точно рой злых насекомых, рассыпался по воздуху и собрался в огромную полукруглую стену, достаточную, чтобы защитить отряд. Принявшую на себя удар стрел.
Шерон, хоть в этом и не было большой нужды, швырнула прах в лучников, не убивая, но ослепляя их, заставляя забыть о дальнейшей стрельбе.
Они развернулись, пронеслись через узкий коридор между сходящимися друг с другом полками, и внезапно в них врезался таран...
Вокруг Вира была свалка. Кошачья драка, без всякого порядка и разбора. Плотная, жесткая, без малейшей жалости. В ход шло все, от мечей до кулаков и зубов.
Воины из всех отрядов, из разных герцогств перемешались друг с другом. И конечно же убивали. Хрипя, рыча, потея, оскальзываясь на чужой и собственной крови. Часто слишком погруженные в схватку, не чувствуя боли от ран, пока силы окончательно не покидали их.
Рядом больше не было его людей. Тех, кто выжил в стенке на стенку, разметал бой. Унес далеко вперед или забыл позади. Некем командовать. Только драться.
Он рубил и резал. Бил щитом в лица или под подбородки, ломая челюсти, носы, выбивая зубы. А иногда, когда падал, по голеням, если те были не защищены. Все как его учили. Все как подсказывала память прошлого. Его задачей было дать себе хоть немного пространства, не оказаться сдавленным со всех сторон тисками стали.
Опасался он лишь укола случайной алебарды из-за голов врагов.
Ученик Нэ берег таланты, полагая, что время еще не пришло.
В жесткой собранной стойке, с щитом перед собой, по-бычьи наклонив голову, защищая лицо, он угадывал появление брешей в строю напирающего противника прежде, чем они появлялись, и атаковал со стремительной практичностью.
Плечом к плечу с ним дрались многие, и самым заметным среди них был высоченный (выше Вира), какой-то казавшийся из-за странной худобы (несмотря на полный темно-серый доспех) нескладным рыцарь. Точно богомол, отлитый из стали, он был вооружен массивным двуручным мечом.
Этим клинком воин орудовал легко, словно перышком, ничуть не обращая внимания на вес, держа в тесноте, во время ближнего боя, точно посох, широким хватом — за рукоять и клинок. Колол в лицо, грудь, живот, подрезал бицепсы на руках и сухожилия на ногах, дробил кости противовесом и крестовиной гарды.
Его пытались повалить, взять числом, пробить доспех, смять армет1, но он был точно морской утес, о который разбивались все волны.
##1 А р м е т — закрытый шлем.
Вир в краткие моменты видел, как великан, махнув страшным клинком, сносил головы целому ряду. А в другой раз проткнул человека, точно жука, и поднял его, кричащего на мече, к небу. Он работал с обстоятельностью крестьянина с цепом, которому предстояла долгая, нудная, тяжелая работа.
Воин вытянулся в струну, выбросив клинок вперед одной рукой, и тот прошелестел рядом с лицом Вира, отрубив чье-то запястье с секирой.
Тут же вернул меч к себе, закрылся широким лезвием, точно щитом, от укола полэкса, пнул ногой в сабатоне, выбивая колено, перехватил оружие за клинок двумя руками, ударив, как дубиной, бронированного солдата, пытавшегося зайти сбоку. Его феноменальная сила довольно скоро стала внушать ужас, и враги отшатывались от стального чудовища, пятились, желая оказаться как можно дальше, найти себе кого-то более похожего на человека, а не на выходца той стороны, пожиравшего всех, кто вставал у него на пути.
Именно этот воин, а не ученик Нэ, стал тем тараном, вокруг которого собирались солдаты. Они пробивались назад, к своим, туда, где уцелевшие баталии Дэйта и Дикая сдерживали натиск и разворачивались свежие полки Ириасты, последний резерв перед Улиткой, чтобы вступить в бой и спасти положение.
Вир прикрыл рыцаря, поймав на щит арбалетный болт, который должен был влететь в нагрудник союзника. На несколько долгих томительных секунд онемела, почти отнялась левая рука. Великан заметил помощь, кивнул скупо и быстро. Его армет, поцарапанный, заляпанный чужой кровью, полностью скрывал лицо, забрало с десятком круглых отверстий не давало никакой возможности понять эмоции.
Все так же легко, одной рукой, он сместил Вира в сторону, убирая из-под падающего топора, шагнул в открывшуюся прореху, косым мощным движением разваливая человека на две неравные части, словно тот был не из плоти и костей, а из воска.
Вир получил скользящий удар по шлему. Тот даже не оглушил его, но заставил отшатнуться назад. Тут же кто-то сунул под подбородок корд, желая прикончить. Парень отбил тычок щитом, но отклонился еще сильнее, рухнул на спину, на чье-то тело, под ноги множества бойцов. Ощутил удар, еще удар, еще. В живот, под ребра и, когда вставал на четвереньки, коленом в висок. Довольно ощутимо, даже несмотря на подшлемник и шлем.
Его выудили из толпы, подняли на ноги, хлопнули по плечам. Он даже не знал кто. Кто-то из своих, заметивших, что союзник упал и пытается встать.
Дрался он. Дрался рыцарь. Дрались остальные. Битва на Четырех полях была в самом разгаре.
— Вы улыбаетесь. — Тэо с удивлением наблюдал за невысоким капитаном наемников. Тот, поставив правую ногу на верхнюю часть укрепления, сложенного из брёвен, где находились его арбалетчики, следил за битвой.
Винченцио Рилли скосил глаза на акробата, которого одели так же, как и других стрелков отряда: черные штаны, коричневая куртка, зеленая лента на предплечье. Разве что кольчуги нет, и от шлема Тэо тоже отказался.
— Есть такое, сиор. Радуюсь своей удаче.
Пружина понял.
— Что не оказались там? — Он махнул вперед, на бесконечное пространство, где сходились и умирали люди. Он видел немного, но достаточно, чтобы понимать — дело движется не слишком хорошо. С последней линии обороны подняли резервы, и теперь они направлялись к центру и правому флангу, чтобы помочь сражающимся.
Арбалетчик вытащил зубочистку, повертел её в пальцах и, подумав, убрал обратно в карман.
— Совершенно верно, сиор. Удача наемника — вещь хрупкая и ненадежная. Точно снежинка в жаркий летний день. Удержать и сберечь довольно трудно. Многие из моего цеха молятся ей ничуть не меньше, чем Шестерым. Мы суеверные люди. — Последнее он сказал едва ли не с извинением в голосе. — Удача к нам заглядывает не всегда, но иногда везёт. Пару дней назад мы чудом не попали в переплёт. А сегодня, спасибо сиору де Ровери, остались здесь, охранять вас.
— Меня? — удивился Тэо.
— Что поделать, сиор. Таков приказ человека, который платит нам деньги. Не лезть вперед, следить, если бой подойдет близко, и отступать к лесу. Не допустить, чтобы вам причинили вред. Каждый из нас благодарен вам всей душой, что мы можем хоть немного передохнуть. Мы не чураемся своей работы, но порой чудесно получать монеты просто за то, что стоишь на месте и в твоей шкуре не появляется новых дырок. Приятно, знаете ли.
