Мостик у Пашева ручья совсем подгнил, концы бревен свалились в воду и качались под сапогом. Я осторожно перешел ручей и последний раз остановился в своей дороге. Здесь, у ручья, не было рябин, не было и шумных дроздов, и лишь какая-то заблудшая пичуга редко подавала тоненький голосок.

И как раз тут чуть в стороне от дороги, где за елками была старая развалившаяся охотничья избушка, услышал я треск-щелчок сухой ветки... «Чик-чик...» — донеслось до меня.

Я замер и почти тут же услышал еще раз: «Чик-чик...» Хозяин был на месте и, как положено всякому хозяину, провожал меня из леса домой...

А может быть, это был и не тот медведь, может быть, другой таежный хозяин занял место пожилого зверя и теперь, узнав о человеке, вышел к краю дороги проверить, кто я и с чем ухожу из тайги...

Прошло почти два года с тех пор, как попрощался я со своим лесом, со своими медведями, и за все это время мне так и не удалось побывать ни в лесной деревушке, ни в охотничьей домике на берегу таежного озера... Как он там без меня, мой лес? Как там мои медведи? Лишь изредка приходили ко мне короткие письма от охотников и рыбаков, с которыми я успел познакомиться за два года жизни в лесу. Но охотники и рыбаки бывали теперь в тайге редко и почти ничего не могли мне рассказать. Жив ли еще Хозяин? Бродит ли по тропе у Верхнего озера угрюмый Лесник? Не убили ли кого из моих старых друзей? А может быть, кто-то из них уже успел состариться, оставил свои лесные тропы и навсегда расстался с тайгой?..

Я знал, что медведи погибают от выстрела, погибают от удара лосиного копыта, но животные умеют еще и просто умирать. Надолго остался у меня в памяти рассказ лесника Виктора Герасимова о том, как умирают медведи на лесной тропе, вытянув впереди себя последний раз уже слабеющие совсем лапы и тяжело опустив на землю между лапами большую, лобастую голову. От такой памяти мне становилось другой раз грустно, грустно было и оттого, что не мог я, как прежде, с весны до зимы бродить по знакомым лесным тропам.

У меня в это время была другая работа. Я должен был рассказать людям о тайге, о медведях, сказать главное, что узнал и во что поверил.

Я уже заканчивал свою работу над книгой о заонежской тайге. Совсем близко была зима, я угадывал ее приближение и очень хотел еще до зимы хоть на день попасть туда, где жили мои медведи. И вот наконец поезд, небольшая северная станция, автобус по долгой и холодной позднеосенней дороге и в конце дороги большое северное село, откуда еще совсем недавно начинались все мои лесные тропы.

В пути я задержался, потерял один день на дорогу в поезде, один день на автобус, и времени у меня оставалось теперь лишь на обратную дорогу домой, да здесь еще пошли дожди и вспухли разом под густыми дождями лесные болота. Попасть на свои таежные озера я уже не мог. За вечерним чаем у теплой печи сидели мы с Петром и Василием до глубокой ночи, вспоминали лесные тропы, телушек и, конечно, наших медведей.

С той поры в лесу многое изменилось. Медведи действительно разбрелись из леса, ушли поближе к другим лесным деревням, где еще жили люди, и только на Прямой дороге да тропе у Верхнего озера встречал Василий в это и в то лето следы медведей.

Конечно, на Прямой дороге у Пашева ручья по-прежнему бродил Хозяин, а у Верхнего озера оставался Лесник. Характер у Хозяина, по словам Василия, не изменился. Он так же «встречает» каждого человека — или показывается впереди на дороге, или трещит в стороне по кустам. А вот Лесник вроде бы одичал и теперь не уходит в сторону, когда идешь по его тропе...

Совсем недавно на Верхнее озеро отправились рыбаки. Правда, среди этих рыбаков не было настоящих лесных старателей. Рыбаки шли шумно, окликая друг друга и надеясь, что зверь, заслышав их, уйдет в сторону. До Верхнего озера оставалось совсем немного. И тут на тропе вырос здоровенный медведь...

Покидав мешки и ружья, взрослые люди с криком бросились бежать и долго потом не решались вернуться обратно и подобрать растерянное имущество...

Я слушал эту историю, которую в лицах пересказывал мне еще и еще раз Василий, смеялся вместе с Василием и Петром и точно догадывался, что там, на тропе к Верхнему озеру, встретил слабонервных рыбаков мой Лесник. Лесник оставался верен себе и ревностно берег лесную тропу, в конце которой на берегу Верхнего озера три года назад произошла наша первая встреча...

Был среди рассказов, которые поведали мне мои друзья, и такой рассказ, что заставил меня задуматься... Совсем недавно журнал «Наука и жизнь» опубликовал мою повесть о медведях. Хоть и старался я скрыть настоящие имена рек и озер, по берегам которых бродили мои медведи, хоть и не приводил я адрес Медвежьего Государства, но кто-то из охотников как-то дознался, где именно обитают Хозяин, Мамаша, Черепок и другие знакомые мне звери. И вот в конце лета этого года, почти под самую осень, прибыла в наши места «моторизованная бригада» стрелков с ружьями и с желанием заполучить медвежьи шкуры.

Прибыли «догадливые» охотники в наши места на мотоциклах и на мотоциклах же надеялись попасть в лес. Но свои мотоциклы отважные стрелки бросили, еще не добравшись до начала лесной дороги. Может быть, и встретили бы эти люди моих медведей, но, к счастью, никто из них не умел носить тяжелые мешки с продовольствием и снаряжением по топким лесным дорогам — болотам. Да еще местные охотники, посмеиваясь и подтрунивая над городскими стрелками, наговорили им таких ужасов, так страшно разрисовали наших медведей, что гости, сразу забыв все свои желания и напрочь отказавшись от медвежьих шкур, тут же повернули обратно и под визгливый лай местных собачонок умчались на своих мотоциклах подальше от нашего леса.

Хоть и смеялись мы в тот вечер над горе-охотниками, но горькое чувство обиды не покидало меня... Неужели ради шкуры, которая потом будет пылиться на стене или на полу, можно поднять оружие на зверя, который еще только вчера открыто смотрел в глаза человеку? Нет, это было предательством. И помогать дальше предательству я не мог. Вот почему так долго отказывался я начать большой рассказ о своих медведях, вот почему так поздно появилась эта книга. И только сейчас, когда в моем лесу давно уже все изменилось, когда на месте вчерашних болот проложены лесовозные дороги, а охота на медведей в наших местах почти запрещена, позволил я себе вспомнить своих старых знакомых.

Но и сейчас по Архангельской тайге бродят бурые медведи, живут эти звери и в соседних Карельских лесах. И я очень прошу всех, кто встретит на лесной тропе следы этих больших, неторопливых зверей: вспомните, что эти звери нередко бывают доверчивыми и любопытными, что никогда без особых на то причин не поднимется медведь на человека, а постарается отойти, уступить человеку дорогу. Такой уж наш русский медведь, хозяин северных лесов, такой уж у него характер, прямой и откровенный. И чем-то характер этого таежного зверя симпатичен русскому человеку, не забывшему лесные дороги. Поверьте мне, что наш медведь, давно живущий бок о бок с людьми, не любит пустых ссор, хотя в то же время может по-своему не простить горькой обиды. И не будет никогда настоящего русского леса без нашего медведя, станет такой лес походить скорей на пригородный парк, чем на северную тайгу, и не будет в таком парке ни таежных троп, ни лесных сказок, которые с детства учат нас доброте и откровению...

1965 — 1974 г.г. Архангельская тайга — Москва.

Это следы медведя, свежие, оставленные на песке совсем недавно. Кажется, что большие, глубокие вмятины-отпечатки еще хранят тепло медвежьей лапы... Что искал здесь, на берегу залива, хозяин тайги, зачем вышел сюда из леса и долго шел вдоль воды по песчаной отмели? Может быть, он приходил на водопой или искал выброшенную волной на берег рыбу? Часто такие медвежьи путешествия по берегу озера, реки кажутся на первый взгляд бесцельными — зверь может идти вдоль кромки воды долго, не забираясь в воду и ничего не подбирая по дороге. И только потом, когда подобные медвежьи тропы по песчаным отмелям встретятся тебе уже не раз, начнешь догадываться: «Нет, не напрасно вышел зверь из глухой чащи к самой воде — ведь путь по песку, обкатанному, уплотненному водой, куда легче, чем дорога по глухому бурелому». Выходит, медведь умеет неплохо выбирать себе дорогу.