Наверное, медведь все-таки узнал обо мне — он вдруг поднял нос от муравейника и уставился на меня удивленными глазами. Нос его вытянулся, уши приподнялись. Правую лапу, которой ворошил муравейник, он от неожиданности не опустил, и по ней все так же ползали потревоженные насекомые.

Потом медведь опустил лапу, тряхнул головой, фыркнул — наверное, муравьи все еще ползали и по его носу — и снова посмотрел на меня. Последние тревоги и сомнения покинули меня, и я откровенно улыбнулся, посочувствовал зверю: его все еще донимали муравьи, он никак не мог избавиться от них, а тут стой и гадай, кто это смотрит на тебя из елочек...

Не знаю, правильно ли понял медведь мою улыбку, только он склонил набок голову и, переступив с лапы на лапу, чуть сдвинулся назад. Я улыбнулся еще раз и не очень громко сказал: «Здравствуй, Мишка!»

Наверное, эти слова произнес я все-таки достаточно уважительно, по крайней мере, медведь не зарычал и не бросился на меня. Он еще раз переступил лапами, попятился, и теперь его скрывала от меня широкая еловая лапа. Оттуда, из-под елки, зверь еще некоторое время изучал меня. Я медленно поднялся с земли, расправил затекшие ноги, и медведь исчез. До этого я не спускал с него глаз и мог отмечать каждое его движение. Но на какое-то мгновение я отвел глаза, и зверь, будто ждал этого момента, неслышно скрылся в лесу.

За медведем я не пошел. Домой я вернулся довольный и в своем дневнике записал, что сегодня в девять часов сорок семь минут я сказал «Моему Мишке» приветливое «здравствуй».

На часы я посмотрел, когда встал из елочек и не увидел своего нового знакомого. А имя «Мой Мишка» я дал этому медведю потому, что по-другому не мог и назвать этого первого моего медведя, которого отыскал сам и которому вслух сказал: «Здравствуй, Мишка!..»

Недалеко от нашей деревушки, за озером, была лесная поляна — Черепово. Когда-то здесь сеяли овес, но теперь по всей поляне росли большие белые ромашки и красный клевер. Среди клевера и ромашек находил я кустики лесной земляники и подолгу сидел в траве, собирая вкусные ягоды.

Посреди поляны стояли невысокие, но очень пушистые сосны. Под соснами селились муравьи. Чуть в стороне от муравейников я всегда находил веселые семейки грибов маслят. Маслят было много. Они прятались под старыми сосновыми иглами и оттуда лукаво посматривали на меня своими желтыми головками-шляпками.

По краю поляны росла черемуха и рябина. Весной от цветов черемухи вся поляна была белой. А осенью, когда поспевала рябина, вокруг загорались красными фонариками рябиновые ягоды. К ягодам рябины собирались большие стаи беспокойных дроздов, и начинался шумный птичий праздник.

Откуда взялось среди глухого леса это веселое, светлое место? Откуда взялось само название поляны Черепово?

Когда-то здесь на поляне стояла лесная деревушка. В деревушке жили гончары. Но потом дома сгорели и люди ушли отсюда. Я разыскал в стороне старый, заброшенный колодец, а на месте бывшей гончарной мастерской нашел много глиняных черепков. Черепки встречались повсюду. Вот по этим-то глиняным черепкам и назвали светлое веселое место Черепово.

Поляна мне нравилась, но больше всего привлекали меня здесь не ягоды, не грибы, не птицы, а небольшой и не очень осторожный медведь, следы которого я встретил в своей первой дороге в лес.

Как-то, посетив поляну, я заметил свежий след этого медведя. След вел к соснам, к муравейникам. Один муравейник был разрыт. Муравьи бегали взад и вперед по своему разрушенному дому и, казалось, еще не успели понять, что произошло.

Медведь у муравейника был совсем недавно. Он заглянул и к малине, оборвал ягоды с крайнего куста и не спеша побрел в чащу. Теперь, подходя всякий раз к поляне, я останавливался и прислушивался, нет ли там медведя. Но по-прежнему он еще до меня успевал поворошить муравейники, покопаться в земле у дорожки и пособирать малину. Получалось, что мы оба живем неподалеку и нам нравятся одни и те же места. Выходило, что мы настоящие соседи, но пока не встречались и не познакомились друг с другом. А что если предложить этому медведю познакомиться?

По следам я точно узнал, что этот зверь не слишком маленький, чтобы сразу испугаться меня, и не очень большой, чтобы наотрез отказаться от знакомства с человеком. Скорей всего, это был медведь-подросток — вот почему он и бродил по тайге так легко и смело.

Именно таким, добродушным и доверчивым, я и представлял себе своего лесного соседа и даже придумал для него смешное имя «Черепок». А как же еще можно было назвать этого и не медведя и не медвежонка. Он действительно был как бы осколочком, черепком — и жил-то он в стороне от главных медвежьих владений, совсем рядом с людьми, и вел себя еще не так солидно, как его старшие собратья.

Вот для этого медвежонка Черепка я и приготовил первое угощение. У меня оставалось немного сгущенного молока. Я поставил банку с молоком на печку, молоко загустело и превратилось в настоящие тянучки. Банку с тянучкой я отнес на поляну и оставил на пеньке неподалеку от кустов черемухи.

Утром я тихо подходил к Черепову, прислушивался. Вот и сосны, и куст черемухи, вот и пенек, где вчера оставил я свое угощение. Около пенька трава была примята медвежьими лапами, а банка с тянучкой исчезла.

В этот раз я оставил на пеньке вареную рыбу и сухари и прикрыл их сверху тяжелыми сучьями, чтобы угощение не растащили птицы.

На следующее утро я снова был на поляне. Угощение с пенька исчезло, а сучья, которыми я прикрывал рыбу и сухари, валялись далеко в стороне.

Трава, смятая большими лапами, уже успела подняться, но была суха. Медведь походя стряхнул с листьев и стеблей утреннюю росу, и теперь широкая сухая полоса по поляне выдавала след Черепка. След от пенька тянулся к лесу.

Я радовался — второй день подряд Черепок наведывался к пеньку и, видимо, с удовольствием принимал мои угощения.

Теперь каждый день в одно и то же время я оставлял медведю на поляне завтрак. И очень скоро медведь запомнил не только пенек, но и час завтрака.

Усвоив эту науку, Черепок стал появляться около поляны незадолго до моего прихода. Я выкладывал на пенек рыбу, сухари, кусочки сахара и частенько слышал, как медведь, ворча и пофыркивая, бродит по кустам малины. Я оставлял завтрак, покидал поляну и издали наблюдал, как Черепок выбирается из чащи и поводит носом.

Да, это был небольшой медведь — ему еще не хватало настоящей медвежьей солидности, и он нетерпеливо косолапил к пеньку, не оглядываясь, не озираясь по сторонам. Из своего укрытия я не мог видеть, как он завтракает, — Черепка скрывали от меня сосны и кусты черемухи. Но вот завтрак оканчивался, и медведь снова появлялся на поляне.

Конечно, моих скромных подношений медведю не хватало для настоящего завтрака, и он отправлялся дальше на поиски пищи...

Черепок уходил. Я покидал свою засаду, тихо спускался к лодке, брал весло и не спеша плыл домой, вспоминая по дороге все, что было сегодня, и представляя себе завтрашнюю встречу с медведем. И тогда мне очень хотелось прийти однажды на поляну пораньше, сесть возле пенька, дождаться, когда медведь покажется, подойдет к своему лесному столу, увидит, что там ничего нет, и сам попросит у меня угощения... И такой день наступил…

На поляну я пришел рано. Солнце только-только показалось за ветвями берез. Над клевером и ромашками еще плыли, покачиваясь, тонкие пленочки утреннего тумана. Еще не проснулись и не выбрались из муравейника муравьи. Я не пошел сразу к пеньку, а остановился около черемухи, присел на камень и стал ждать.

Ждал я недолго. В лесу раздался чуть слышный, глухой звук-щелчок «чик-чик...». Потом еще раз и ближе что-то «чикнуло» и смолкло. Последний раз «чик-чик» раздалось совсем близко, и на поляне появился Черепок.

Не оглядываясь и не прислушиваясь, Черепок смело направился к пеньку. Чем меньше оставалось ему до пенька, тем шаги его становились нетерпеливее и тем чаще потягивал он носом воздух, стараясь заранее угадать, какое лакомство ждет его сегодня.