Буйная, молодая поросль осины и березы вытянулась за два года почти до самой деревни. Казалось бы, что еще может быть лучше для тех же самых лосей, какие другие места нужны теперь лесным быками коровам, когда корм рядом, вокруг, но поубавилось почему-то около нашей деревни и этих животных. А ведь совсем недавно, когда здесь жили люди, лосей было много. Они выходили к полям и покосам еще по весне, по настам. Здесь, около деревни, лосихи приносили каждую весну лосят и бродили со своими телятами чуть ли не рядом с колхозным стадом. К зиме, когда открывалась охота на лосей, лесные быки и коровы обычно разбредались по тайге, но весной снова возвращались обратно, будто зная, что охота в это время запрещена и что здесь, рядом с деревней, не тронут их ни волки, ни медведи... Неужели эти, казалось бы, недогадливые звери-тугодумы ушли из нашего леса только потому, что не стало здесь людей, не стало защиты от врагов?
Я вспоминал свое Долгое озеро, заросший мелкий залив около избушки, куда по ночам выходили на кормежку лесные были и коровы, и соглашался с лосями: «Действительно, около людей этим животным было куда спокойнее по летнему времени...» А может быть, и медведи ушли из нашего леса только потому, что отсюда ушли лоси, за которыми они не прочь поохотиться?..
Потеряв Дурного и Мишку, шел я теперь к лесной поляне по имени Черепово с особой надеждой. Как хотелось тогда мне встретить своего Черепка, небольшого, покладистого медведя — медвежонка! Весной по дороге в лес я видел его следы, слышал его неосторожные шаги за кустами, но, поселившись в избушке на Долгом озере, так и не собрался раньше прийти в гости к Черепку.
Бурана в эту дорогу с собой я не взял. Он стал совсем взрослым зверовым псом и мог помешать желанной встрече. Вот наконец и поляна, и сосенки, и муравьиные кучи под соснами, которые постоянно ворошил Черепок. Муравейники были на месте, трудолюбивые насекомые уже успели отстроить свои дома после нашествия медведя. Муравейники казались теперь выше и шире. Вокруг них густо поднялись перезрелые, позднелетние травы. И нигде среди этой травы не отыскал я медвежьих троп.
Я долго бродил вокруг поляны, искал следы Черепка, потом прошел по его старым, размытым дождями следам дальше по лесной дороге, добрался до ручейка, где заканчивались владения этого медвежонка и начиналось хозяйство медведицы Мамаши, но и здесь не нашел ничего, что говорило бы о недавнем хозяине светлой лесной поляны. Черепка нигде не было.
Теперь я шел по лесной дороге к Вологодскому ручью — я торопился узнать, бродит ли там еще Мамаша со своими медвежатами или она тоже почему-то покинула свои владения и переселилась в другие места.
Дальше Вологодского ручья я не пошел, боясь и там, у Пашева ручья, у развалившейся охотничьей избушки, где прятались мы с Бураном от весеннего дождя, не встретить следов медведя, боясь узнать, что и Хозяин, как Черепок и Мамаша, покинул свое прежнее хозяйство.
А может быть, все-таки виноваты во всем только овсы? Может быть, в этом году овес вызрел раньше срока и раньше обычного позвал к себе медведей?..
Я давно не ходил по лесной дороге, которая вела к такой же небольшой, но пока не опустевшей деревушке. Этой дорогой, пожалуй, уже никто не пользовался, упавшие в ветер ели и осины перегородили ее тяжелыми заборами, и мне пришлось чуть ли не всю дорогу перелезать через эти завалы. Но вот лес окончился, начались поля, на полях полосами и клиньями колосился овес. Он был еще не зрелый, местами совсем зеленый. Сеяли овес в этом году поздно, и конечно, никаких медвежьих следов около полей с овсом я не отыскал. Но зато в деревушке услышал рассказы о медведях.
Все жители деревушки утверждали, что медведей в этом году развелось вокруг очень много... «Страсть божья, сколько медведя в лесу — так и ползают по ягодникам, будто откуда разом пришли. Пожалуй, в этом году все овсы потопчут...»
К овсам, к охотничьей поре, готовились в этом году в деревушке основательно и задолго — лили пули, заряжали патроны и присматривали места, где положить с дерева на дерево жерди лабаза, где удобнее ждать зверя, вышедшего к овсяному клину. Приглашали и меня пожаловать на эту охоту, но я отказался и вернулся к себе домой. Я не мог отправиться на охоту туда, где бродят теперь мои медведи, где бестолково шастает по лесу Дурной, где старательно обирает ягоды Мой Мишка, где еще не очень осторожно и осмотрительно выходит на дорогу людей мой Черепок.
Что-то происходит даже с самым заядлым охотником, когда выручает он из беды малого лосенка, встречает на лесной тропе медвежонка-сироту. Может быть, виноваты здесь глаза этих зверей, доверчивые, ждущие... И не поднимет такой человек ружье в сторону знакомого животного, не спустит курок, не оборвет жизнь живого существа, которое доверчиво посмотрело ему в глаза…
Если бы меня беспокоили только эти мысли, мне было бы легче. Но ведь не только я мог взять в руки ружье — моих медведей ждали на овсах и другие охотники, не знавшие, не видевшие раньше ни Черепка, ни Моего Мишку. И опять, как и в прошлом году, ждал я тревожно известий оттуда, где вызревал овес.
В прошлом году мои медведи остались целыми, вернулись обратно. Но что будет в этом году?
Осины по берегам озера давно стояли в густых осенних красках. Потемнела перед скорыми холодами еловая хвоя, и теперь еловые острова казались тяжелыми и мрачными. Улетели на юг журавли, на озеро прибыли с севера черные утки. По ночам стал приходить резкий морозец, а наутро после такого морозца звонко хрустели под моими сапогами прозрачные пластинки льда.
Овес по полям давно скосили. Медведям пора было вернуться домой и подыскивать места для берлог, но наш лес, опустев еще в конце лета, так и не ожил в эту осень новыми медвежьими тропами. На овсах в этом году убили только одного медведя. Значит, кто-то из моих старых знакомых должен был вернуться обратно, если уходил отсюда не навсегда...
Я опять бродил по тайге, встречал следы волков и лосей. Лоси к этому времени уже окончили свои осенние бои-турниры и совсем скоро должны были собраться на зиму небольшими стадами. Я разыскал в тайге тропы Лесника — Лесник оставался на прежнем месте и перед зимой собирал на Сокольих болотах клюкву. Но те места, где недавно еще бродили Дурной, Мой Мишка и Черепок, опустели. Опустела и осенняя дорога у Вологодского ручья.
Впереди была зима, меня и Бурана ждала в зимнем лесу охота за пушным зверем, но оставаться здесь дальше мне уже не хотелось — меня, как и медведей, тоже тянуло к людям, и я чаще и чаще вспоминал теперь Москву, тесные улочки старого Арбата, книжные магазины, свой рабочий стол у окна большой комнаты и пишущую машинку на этом столе.
В первых числах октября пошел густой снег. Снег лег глубоко и широко, но лежал недолго, пришло резкое тепло, снег сразу растаял, и я собрался выходить из леса к людям по последней осенней дороге.
После растаявшего снега и резкого тепла в лесу парило так, что я закатал рукава куртки. Осень еще не собиралась уходить и уступать свое место зиме. Наверное, и медведи должны были знать, что осень еще постоит, а потому я очень надеялся, что встречу на дороге свежие следы зверей.
Вот и подъем на бугор к елям, где оканчивались когда-то владения людей и начиналось Медвежье Государство. Здесь когда-то бродил Черепок. Вот его любимая поляна с необычным для светлой лесной поляны именем — Черепово.
На краю поляны верещали в рябиннике дрозды, верещали громко и бестолково. Завидев меня, они кинулись в кусты. Я остановился, посмотрел им вслед и как-то неожиданно подумал, что с этой поляной, с этими рябинами и этими дроздами прощаюсь, наверное, уже навсегда.
У Вологодского ручья я скинул рюкзак, напился воды, отдохнул. В лесу было тихо и пусто, и только осторожный голосок темной лесной воды чуть пробивался ко мне через эту таежную тишину.
На Прямой дороге перед Пашевым ручьем я снова остановился и прислушался. А что, если Хозяин все-таки не покинул свои места? Нет, он не должен был уйти — он был слишком строг и упрям в своей дороге. Пожалуй, он был еще и стар, а к старости не всех уведут от прежних мест даже самые заманчивые пути. Я искал на дороге следы этого медведя. Я очень хотел увидеть отпечатки его лап, запомнить их навсегда — ведь Хозяин был тем самым зверем, который первым встречал меня в лесу и «давал разрешение» продолжить путь по лесной дороге.
