Из-за приоткрытых дверей в коридоре, ведущих к отцовским покоям, доносились мужские возгласы и обсуждения. Все домочадцы итак были облачены трауром, а весть, которую Тайал привез сегодня, когда солнечный диск еще стоял над горизонтом, и без того обратила некоторых ее родичей в ярость. Тай что-то тихо сообщил дяде, но Аайя, даже издали глянув в приоткрытую дверь, не смогла понять, встревожен он или в негодовании.
– Так с чего произошла эта стычка у реки? – через плечо глянул на дядю отец, явно не в восторге от новостей в такой горький час.
– Несколько общинных мудрецов заявили, что видели анваров, разъезжавших рядом с поселеньем ночью. И мужчины пустились разъяснять отношения с ближайшими крестьянами, – тяжелым голосом доложил Саиф Шайхани. – Говорят, они пустили в ход палки с камнями, но окромя ушибов и побоев дело не дошло, стража Шеппа разогнала беспорядок.
– Кто пропал? – задумчиво нахмурился отец.
– В этот раз молодая девушка, – пояснил Тайал. – Говорят, она отправилась загонять скот в стойла, и не вернулась.
– Скот в стойла? Кто же в семье отпустил ее к ночи ближе? – хмыкнул Яхир. – А уж не блудница ли эта пропащая девка?
– Не спеши с выводами, Яхир, – постарался урезонить его господин Раид.
– Соляр еще светил, когда она ушла, – пояснил Тай. – Поначалу, семья и их односельчане пытались искать ее вдоль рек, но она не вернулась и отец девушки явился к нам с тревожной вестью. Они боятся, что та убита.
– Среди народа поговаривают, что это милоняне, скрывающиеся в городе, крадут детей и женщин, чтобы принести их в кровавую жертву безбожным старухам, – пожал плечами дядя Саиф.
– В народе уже нашли виноватых, верно? – грустно хмыкнул отец.
– Кто знает, так ли они не правы, отец. Милоняне издревле ненавидят нас, как ненавидели они Ицхиль за то, что она несла истину в… – начал было Яхир, однако отец легонько стукнул тростью о пол и он замолчал.
– Нам стоит отправить смелых мужей охранять поселения, – сказал свое слово господин Раид. – Дай им верных коней, Саиф. Пускай ночь через две несколько отрядов сменяют друг друга, патрулируя окрестности житниц и рек. Нельзя допустить, чтобы в праведном гневе они бросались на чужих крестьян, – устало сказал он.
– Дядя, не допускаете ли вы мысль, что наши… соседи… – процедил Тай.
– Вы полагаете, Каранай лишился рассудка? – прищурился отец.
– По его приказу это может быть или нет, за свою чернь рыжий червяк сам в ответе! – бросил господину Раиду его сын.
– Это может быть и чистая случайность… Пару лет назад, какой-то юнец сам упал в реку и утоп. Может и здесь та же беда, – пожал плечами Тайал, раздумывая. – Мы не можем обвинять анваров без доказательств.
– Их ублюдок убил Нарима. Это ли не доказательство?! – грозно прошипел дядя, сжав свои мощные дубовые кулаки.
– Вот-вот, кто знает, а не анварская ли это мразь? – выдавил в привычном гневном тоне Яхир, тряхнув своими белокурыми с серым, будто пепел, волосами. – Их гнилое нутро на все способно!
– Твой дядя уже сообщил лорду Шеппу о пропаже простолюдин. Если он соизволит сдержать свое слово и отправить городскую стражу на поиски, правда вскроется, – тихо сказал отец, потирая в руках трость.
– Если эта жирная туша вовсе сможет встать с кресла, мы должны еще и ждать его соизволения?! – одернул руками Яхир. – Эти горные выродки, Каранаи, наверняка решили пролить кровь наших братьев и…
– Не спеши судить других так рьяно, сын мой, – обратился к нему Раид Шайхани, – всех нас рассудят по делам нашим.
– И долго ли нам ждать этого суда? – стиснул зубы Яхир, но, сделав глубокий вдох, поубавил тон, устыдившись перед отцом.
– У тебя есть вечность, чтобы его обождать, – тихо ответил отец. – Тайал, сообщи, что мы сейчас выедем. Пускай готовят лошадей.
– Как скажете, дядя, – поклонился он Раиду Шайхани, выходя из дверей в коридор, где легонько витал запах благовоний, привезенных им в подарок от дяди Линерия сестре, которые скопец уже разжег по всему дому.
Завидев ожидающую неподалеку Аайю, он тут же обратил к ней взгляд, подойдя ближе и кивнув ей. Она приветственно поклонилась Тайалу.
– Я думал, ты уже внизу. Мы сейчас выезжаем, – сказал он ей.
– Матушка повелела мне сказать отцу, что она согласилась остаться с Хадимом и Хаям, пока мы отбудем, – сообщила ему Аайя, опуская глаза.
– Не беспокойся, твой отец знает, что госпоже Хашнай сегодня нездоровится, – успокоил ее Тайал. – Пойдем на свежий воздух, звездочка, сегодня ночь, кажется, жарче, чем обычно.
Тайал был прав, воздух казался затхлым и удушливым, хотя солнце и не пекло сегодня сильнее обычного. Однако от духоты уже пульсировали виски и в голове отдавало болезненное эхо.
– Что случилось с девушкой у приречья? – кротко обратила вопрос к кузену Аайя. – Леди Джесайя и господа Тарьям тоже беспокоятся. Они боятся, что там может быть небезопасно. Ница сказала, что анвары…
– Ты наслушалась сестры, или специально стояла под дверью отцовского покоя, чтобы будоражить рассудок пугающими вестями? – с неким шутливым порицанием сказал Тайал, однако Аайя все равно покраснела и опустила руки, начав перебирать четки.
– Простите. Я не хотела, – тихо прошептала она.
– Незачем юной девушке слушать эти речи и забивать ими голову, звездочка, – обратился к ней Тайал, перебирая пальцами по эфесу меча. – Позволь мужчинам разобраться в таких темных делах.
Во дворе их ожидали прислуга и стражники, устало опирающиеся на копья. В последнее время они почти не спали. Дядя Саиф боялся, что кто-то из анваров может попытаться проникнуть в поместье ближе к ночи. Тайал приказал им седлать лошадей. Обычно, стража не требовалась на похоронах, священном таинстве провожания человека в Вечность, где воин Ицхиль будет ждать своего воскресения, но в эти смутные времена, когда люди безбожно позволяли себе проливать кровь у священных берегов Ицхиль Хвироа, даже в таком смиренном деле семья боялась отправляться без охраны. Это тяжко тревожило душу Аайи. Когда она была маленькой и мать водила ее за руку в лунарий, обычно с ними отправлялся только отец или дядя, а позже – брат, когда подрос. Теперь же на священной земле нельзя было ступить без охраны и это было дурным знаком для каждого добропорядочного праведника.
Тело Нарима обернули в расшитое серебром похоронное полотно с головы до пят и обвязали тремя лентами в цвет трех лун. Зеленую, синюю и красную. Каждая из лент была украшена цитатами из Саийицавы на красивом древнем языке Сор’Навира. Плавные и ветвящиеся письмена, словно извивающиеся кудряшки пенного прибоя. Древний язык во многом стерся из памяти людей и лишь истинные богословы знали многие его диалекты и написания в точности. Аайя и сама умела читать на сор’йире, хотя и давалось ей это с некоторым трудом. Однако, цитату с ленточек, обвязывающих усопшего, она перевела без особого усердия.
«Вечность во мне, а я в Вечности». Древние и каждому из детей Ицы известные слова. В них таилась бесконечная мудрость, передаваемая из поколения в поколение предками потомкам. Наставление и обещание, что нет страха перед смертью, поскольку смерть – всего лишь песчинка в огромной пустыне Вечности. Капля в реке, зовущейся мирозданием. И в условный час, завещанный древним, как записано в Апокрифах, смерть утратит свою силу и каждый праведник воскреснет, чтобы послужить воинству под началом Дочери Луны еще один раз и навсегда вписать свое имя в незримое смертному течение Вечности.
Стража поприветствовала Тайала и спешно отправилась выполнять его поручение. Кузен ее остановился у полотна, на которое уложили обернутое тело Нарима и с каменным лицом смотрел на теряющиеся под слоями ткани человеческие очертания. Перед погребением по обычаю над телом три дня несут бдение и читают молитвы в лунарии, однако, ужасная солнечная жара иногда достигает человека первее погребения и потому почившего принято смазывать особыми маслами, чтобы запах смерти не коснулся его. Но Соляр в последние дни стоял так настойчиво, что даже запах масел медленно, но верно уступал тлетворному аромату смерти и стоило Аайе выйти во двор, как ее легких тут же коснулся сжимающий нутро покойный запах.
