– Вот отродье, – покачал головой Патрик Тонн, отпустив рукоять меча.

– Не распускай язык, Патрик, тем целее будешь, – грозно посмотрел на него отец и сын кастеляна сразу замолк. Роддварт обратился к Данни. – Как твоя рука? Пошевелить можешь?

– Я… – он осторожно двинул пальцами кисти и вздрогнул от острого укола боли в теле. – Ох… кое-как.

– Не береди раны, Данни! – нахмурилась мать, осторожно приподнимая подол, чтобы на запачкать его о пыль ступеней. Джина все вилась вокруг нее.

– Стараюсь, – опустил взгляд он. – Отец, вы позволили лорду оставить Чадда в темнице? – вздохнул он.

– Это не я позволил, а он – соизволил, – хмыкнув, поправил его отец. – В его власти было избавиться от ублюдка. Но, зная старую креветку, он предпочтет не марать руки кровью. Лишний раз. Особенно сейчас.

– Итак, мы снова на свободе! Ах, этот сладкий воздух! – радостно воскликнул, на пару с стражниками ведя коней за поводья, Энхе Заян Ифир, улыбаясь во весь рот. – Всего день в казематах, а чувствую себя, словно Таа’натес, избавившийся от вековых оков.

– Им стоило оставить там и тебя, индавирец, – хмыкнула мать, глядя на подаваемую им лошадь. – Не ты ли повел моего сына бросаться на чужие клинки? – прищурилась леди Кинарин.

– Позвольте, миледи! – поклонился он, с легкой насмешкой, якобы «извиняясь». – Я помог одному вашему сыну, почем мне губить другого?

– Помолчи, Энхе, – отмахнулся лорд Роддварт. – Она права. Ты такой же соучастник этой передряги, как и мой сын с братниным ублюдком.

– Как прикажете, господин Каранай, – подал ему свободные поводья Энхе.

Данни, завидев Рассветную Синеву, улыбнулся. Лошадь не отрывала от него взгляда, фыркала носом и притоптывала по раскаленной от жаркого солнца, кладке плит на площади. Он подошел, протянув к кобыле целую руку и погладив ее по морде. Синева дыхнула теплом ему в лицо.

– Сам забраться то сможешь? – кивнул на седло Энхе. Данни пожал плечами в ответ. – Давай помогу, – индавирец подошел ближе, протягивая ему руку и, осторожно, подсобил усесться в седло. От этих телодвижений плечо все равно отдавало жжением и тяжестью.

– Долго будет заживать, верно? – спросил у Данни, подводя матери лошадь, Патрик. Леди Кинарин погладила кобылу.

– Шрамы останутся, – посмеялся Энхе Заян, похлопав третьего сына Каранай по бедру. – Но что за мужчина без шрамов, верно?

– Быть может, – покачал головой Данни, стараясь устроиться в седле поровнее. Рассветная Синева, видимо, чуяла запах крови, пропитавшей его и топала копытами, ощущая себя неуютно.

– Моя мать всегда говорила, рожаешь не детей, а бед себе на голову, а коль они растут, то множатся и беды, – покачала головой леди Кинарин. – Я никогда не понимала, что за глупости она говорит. До того, как вы все не начали расти. Рей, Эна… теперь и ты, Данни, – поглядела она на младшего.

– Попридержи язык, Кина, – оправляющий перчатки на руках отец грозно поглядел на свою жену, – эти дети – наша кровь.

– Потому-то и беда, что теперь когда проливают их кровь, болят, почему-то, наши сердца, – вздохнула она, устраиваясь в седле.

– Мы не хотели причинять тебе боль, матушка, – отвернулся Данни.

– Твоя мать всегда будет переживать за тебя, даже когда ты по дурости своей не лезешь на ицхские ножи, – бросил ему отец, беря у стражника поводья своего жеребца. – Но это не значит, что тебе дозволено бередить ее душу, следуя примеру выходок твоего брата.

– Но Энрик говорил… – начал было парень.

– Энрик мастак не только потрепать языком, но и ткнуть кого-нибудь своей пикой. Я не видел на нем кровавых ран, – лорд Роддварт покосился на запёкшуюся кровь на кафтане Данни. – Коли хочешь трепать языком, что твой брат, умей постоять за свои слова, как настоящий анвар. А если не можешь держать клинок крепко, подумай – а стоит ли вовсе болтать.

Он промолчал, не посмев перечить отцу. «Как настоящий анвар»… Какие простые слова, и как больно они прозвучали. Данни был всего лишь третий сын. И ему не досталось талантов своих братьев. Прекрасный любимец дам Рейвин, на которого цепляли взгляды все придворные и крестьянки, был мастером слова. Бодрый, неутомимый и дерзкий Энрик – умел махать мечом столь же успешно, как их старший брат – складывать в рифмы прелестные слова. Данни не умел красиво говорить и ловко разить лезвием меча. Братья не корили его за это, всегда готовые вступиться. Да и не только братья. Эна тоже за словом в карман не лезла, если кто-то пытался обидеть ее «маленького братишку». Однако, покровительства всех прочих детей леди Кинарин мало помогали ему ощутить свою значимость. Быть, как настоящий анвар.

Щеголяя длинными, размашистыми шагами, с охапкой заключенных в ножны оружий, обмотанных легким, отделанным кожей, плащом, Энрик вышел к ним в сопровождении городской стражи. Он явно приободрился и теперь, ощущая себя свободным, старался дышать полной грудью.

– Благодарю за столь скорое освобождение меня из пут, отец, – вновь обратился он с благодарностью к лору Роддварту, проведя рукой по своей рыжей, слега волнистой, шевелюре. – Энхе, нам повезло не лишиться своих клинков даже сейчас! – вытащил он из свертка кинжал и меч, принадлежавшие индавирцу и протянул их Заяну.

– Без них я чувствовал себя голым, – похлопав по плечу Энрика, Ифир перенял у него из рук свое оружие, принявшись пристегивать его к своему расписному поясу.

– Ты надеешься, получить от меня благодарность, не так ли? – с высоты своего скакуна, бросил на сына суровый взгляд лорд Роддварт.

– Надеюсь хотя бы на понимание, отец, – положил руку на сердце тот.

– Не нужно много ума, чтобы понять сердечные порывы молодого глупца схватиться с кем-то на мечах, – нахмурился старший Каранай. – Ты поступил опрометчиво, глупо и посрамил нас всех.

– Позвольте, отец, я защищал наш род! Наш народ! И…

– Ты никого не защищал, а только лишь следовал за огнем своего сердца, – сказал отец. – Это не одно и то же!

– Сама пророчица завещала следовать своему сердцу и его пламени, не так ли? В чем тогда мой порок? – улыбнулся Энрик, покосившись на стоявшую поодаль Часовню Очага.

– Пламя в сердце может согреть тебя, а может испепелить, вот в чем твой порок Энрик. Пламя твое безудержно и превращается не в очаг, но в пожар, – сказал ему отец, пока Энхе подводил Рёгунвальда Энрику.

– Прошу вновь простить меня, отец, – не посмел спорить с лордом Роддвартом Энрик, потрепав грозного черного скакуна за гриву, – я постараюсь впредь не позволять гордости толкать меня на глупость.

– А теперь соизволь прояснить, ты решил похоронить своего младшего брата из гордости или из глупости?! – обратилась к брату с седла своего коня леди Кинарин.

– Матушка, я лишь хотел, чтобы Данни наконец сравнялся со всеми нами, научился вступаться за нашу семью и народ, как всякий анвар! – парировал он, глядя на мать. – Неужто эти побуждения вы назовете глупостью?!

– Сплетать слова в лукавство, трогающее материнское сердце, лучше получается у Рея, чем у тебя, – с прищуром покачала головой Кинарин Каранай. – Не стоит бросаться этими словами попусту.

– Энрик тут ни при чем, – наконец вступился за брата Данни, – я пошел с ним по собственной воле! Мне и держать за себя ответ. – «как настоящему мужчине и анвару», добавил про себя Данни.

– Ты еще слишком юн, чтобы понимать, что не всегда достаточно держать ответ за глупость, иногда важнее ее не совершать, – укорила его мать.

– Оставьте юного господина в покое, ему итак нелегко, – усмехнулся Энхе, подзывая свою новую «Ланну». – Довольно с него и боли от ран.

– Держи, – сказал брат и протянул Данни его меч в ножнах. – Рейвин был бы недоволен, коли бы ты его потерял, – улыбнулся Энрик.