Судьба давно написана для нас Вечностью. Но предугадать ее никто из простых смертных не в силах. Слепец может прозреть, величайший воин пасть глупой смертью, а неплодоносная земля взойти урожаем. Мир, сотворенный Вечностью полон чудес. Но простому дитю Ицы не познать всей глубины этого творения. И ни о чем нельзя сказать наверняка. В этих думах Аайя покачивала Хадима на руках, пока приступ не отступил.

– Ты будешь воином, – прошептала ему она, прижимая младенца к груди. Роиц Ицнай уступала место яркому солнцу и лунный хрусталь полумесяца переливался в его лучах.

Экипаж тряхнуло на пригорке крутого склона и повозку качнуло так, что на мгновение мужчине показалось, что они свалятся и вместе с лошадьми покатятся кубарем по острым утесам прямиком в море. Дурная вышла бы история, зато наелись бы чайки. Если они вообще смогли бы взлететь в такую ненастную погоду. Ветер снаружи их едва ли роскошной кареты завывал так, что казалось, будто экипаж сейчас унесет ураганом, а дождь молотил по крыше и стенкам повозки так, словно осыпал их градом камней.

Погодка на каменных холмах Верхнего Грандстоуна была не сказать, чтобы королевской. Ветра здесь выли так, словно они хотят содрать кожу с твоих костей. Дождь, такой мокрый, что Эндри и его спутники походили на старых, промокших под ливнем дворняг, а не на достойных людей, направлявшихся в знатные покои под каменными стенами с эскортом из королевских людей. Какого было снаружи беднягам на лошадях, мужчине и представить было страшно. Он глянул за небольшие ставни их повозки, наблюдая, как бедный боевой конь, сродни любимого жеребца его племянника, тащится против ветра кое-как переставляя копыта. Всадник цеплялся в поводья так, словно его сейчас снесет, а плащ на его плечах уже почти сорвался, будучи унесенным воздушным вихрем далеко в море.

Колеса кареты считали каждый камень, которым здесь была покрыта вся дорога к вершинам пиков, на которых зиждился замок. Кучер все твердил, что им недалеко, но за дождем и ветром, на темных скалах, крепость из того же черного камня едва ли была различима. Повозка вновь всколыхнулась на крутых камнях под колесам и сердце у Эндри замерло, икнув так, словно в него вонзили клинок, провернув лезвие.

Сир Джесси Редмаунт едва ли был оптимистичней своего попутчика относительно этой дороги. Худой, высокий и бледнолицый, с редеющими волосами и острой козлиной бородкой, Джесси щурился и жался от каждого камня, на который натыкалась повозка, так, слово лично шел по ним, притом босыми ногами. Его дублет и плащ промокли насквозь, небольшая шапочка, которую он прикупил на базаре еще до отплытия вся сжалась и скукожилась, облепляя его вскоре полысеющую голову. Сир Редмаут обхватил свой меч, как будто бы он был для него опорой, столпом, держась за который, он не свалится со своего места в повозке. Вода стекала с его плаща на пол кареты.

Эндри Каранай тоже был не лучше своего попутчика. Промок до нитки и весь чесался от влажной одежды, прилипающей к его массивному телу. Он бы с радостью сорвал ее, лишь бы не мешалась, но едва ли это было бы хорошей идеей, заявляться почитай в королевский замок с разодранным камзолом. Завывающий ветер проникал внутрь и мокрая одежда превращалась следом в холодную одежду. Эндри чуял как он озяб и дрожал. Пожалуй, матушка была права, стоило облачится в меховой плащ.

Их главный проводник, сир Кельвин Стонфист держался куда раскрепощённее, чем гости, которых он вез в крепость. Молодой, с темно-каштановыми волосами, средний рост, узкое лицо и тонкий нос. Гладко выбрит. Подвижный малый происходил из рода кастелянов королевских территорий. Сам он лордом-надзирателем не был, но выполнял поручения старого хворающего лорда-отца. Облаченный в расшитый красными узорами волн дублет, под которым виднелась кольчуга и меховой плащ из шкур горностаев, он казался типичным жителем этой непривлекательной для Эндри земли. Привычный к ухабистым горным подъемам и штормам с дождями, Сир Стонфист даже не поморщил лоб, когда повозку покренило так, словно они сейчас упадут.

– Сколько там еще? – уже без надежды покачал головой Джесси Редмаунт.

– Мы уже достаточно высоко, – глянул за окно сир Кельвин, – еще несколько поворотов и окажемся в придворье замка, – виды этих скал и каменных пик были ему так знакомы, что легким взглядом на них он уже оценил проделанный ими путь.

– Хорошо бы… – с тяжестью в голосе процедил сир Редмаунт, корчась от дрожащей и кренящейся повозки. Эндри тоже покачал головой. Кельвин Стонфист лишь улыбнулся, искоса глядя на них. Фарры, обитающие в этих неприглядных условиях, все как один гордились этим, словно бы было чем. Суровые соленые ветры и холодные скалы стачивали их, что точильный камень стачивает меч. Из-за того многие фарры считались хорошими воинами, и не мудрено, что Его Светлейшество смог удержать свою легендарную корону.

Эндри проводил на этих холодных сырых землях больше времени, чем ему бы хотелось и явно больше времени, чем это нужно было бы их матушке. Зябкий соленый ветер пробирал до костей даже его, что уж говорить о куда более пожилой женщине. Леди Иринэ Каранай, уже отмерившая большой срок своей жизни, давно пережила своего мужа, их лорда-отца. Эндри уверял мать, что ей стоило остаться в землях у Ричатта, куда более гостеприимных, чем эти беспокойные странствия через море и обратно. Замок, доставшийся Ричатту от отца, выходил прямиком на горы, которые так любила вспоминать леди Иринэ, засиживаясь под пледом в кресле. Но мать была непреклонна, а спорить с ней не решался даже его старший брат, что уж говорить о нем самом. Иринэ Каранай четко сказала, что возраст ее уже тяжел и она ощущает, будто скоро подойдет ее последний час. И меньше всего она хотела бы проводить эти часы в холодных предгорьях земель ее мужа. Ни Ричатт, ни Эндри, переубедить ее не смогли.

– Позвольте уже вашей матери погреть свои старые кости и взглянуть на внуков, которых я видела в последний раз… ох, словно коршун в лоб клюнул, уже и не помню… сколько лет назад? – возмутилась леди Иринэ.

– Рано вы себя хороните, матушка, – возразил ей тогда Эндри. Ричатт молчаливо поддержал его слова. Его близняшки и сыновья молчали.

– А ты, сынок, уже и позабыл о своих собственных дитях, не так ли? – мать была не права. Эндри их не забыл, но все же… – Или ты считаешь, что Роддварту будет мало четырех собственных детей и он воспитает твоих за тебя? – Эндри Каранай хотел было воспротивиться, но не стал перечить пожилой женщине, к тому же, собственной матери.

Был бы отец жив, он может, и отговорил бы ее. С Эрвином Каранаем, мужчиной суровым, высоким и плечистым, с голосом, как громовой раскат, мать никогда не спорила, будучи примерной женой. Да и переубедить отца в чем-либо было невозможно, тут никто из его братьев спорить бы не стал. Но отец уже давно упокоился и душа его следом за телом была развеяна по ветру. И матери отныне никто не мог возразить. Старшая из всего рода Каранай, она воспитала своих сыновей в строгости. Идти против слова леди Иринэ было не принято.

Спокойное море было названо так кем-то, видимо, в шутку. Путь через него на архипелаг, где ныне восседал король, всегда было опасным делом. Но мать, будучи женщиной, еще помнящей обычаи анварских предков, не страшилась какого-то моря. Единственное, что удручало леди Иринэ, это перспектива в нем утонуть.