— Мо, я хочу предложить тебе работу в моем доме. У меня просто не хватает времени, и я просто не успеваю следить за порядком в доме.

— Работать прислугой? — из ее уст это прозвучало унизительно. Конечно, так оно и есть. Для девушки ее лет — это более чем унизительно. Работать в огромном особняке какого-то богатого болвана — это низко и неприятно. А я нафантазировал себе небесных замков. Клоун в черном костюме!

— Я согласна…

— Что?

Она согласилась. Я ушам своим не верю. Мо согласна работать в моем доме. Каждый день с утра пораньше следить за чистотой и порядком в моем особняке. Смахивать пыль с раритетных вещей в спальнях, в которых я даже ни разу не был. Она дала согласие без малейшего промедления и запинки. Не думаю ни о чем: нигде будет жить, ни сколько я буду платить за работу. Ничего! Ее совершенно не смутило, что вместо официантки в кафе она будет прислугой у меня в доме. Но почему? Почему она так легко согласилась? Возможно, ей всего лишь надоело работать в этой дешевой забегаловке на хозяина, который вечно орет и срывается по пустякам. Возможно, ей не хватает денег? Она ведь учится в одном из известных университетов, а на зарплату простой официантки Мо не сможет оплатить даже самые дешевые курсы. В любом случае, я был готов к чему угодно: к отказу, негодованию и возмущению. Готов был валяться у нее в ногах и умолять согласиться принять мое предложение. Но все произошло так быстро, что я потерял вкус к победе.

— Надоело работать в этом кафе. Игорь постоянно орет на меня и срывается, словно я одна виновата во всех его бедах. И мне нужно… — она осеклась и резко замолчала. — Хочу просто уйти из этого кафе, — Мо заправила прядь волос за ухо. Она нервничала, скрывая какую-то свою тайну, и вовсе не желала рассказывать о ней.

— Я понимаю. Мо, наверное, ты догадалась, что и жить ты тоже будешь в этом доме.

— Да, — ее светлые брови взлетели вверх, — конечно. Честно, мне порядком надоело жить в общаге и делить комнату на двоих. Ну, вы наверно знаете, как это… — она снова резко замолчала и стала теребить мочку уха. Она смутилась. Пожалуй, этот ее жест стоит запомнить.

— А что именно я должна делать?

— Держать в чистоте и порядке мой дом. В некоторые комнаты я даже не захожу, и ты тоже можешь особо над ними не трудиться.

— А готовить входит в мои обязанности?

— Вообще, я готовлю себе сам, но, если однажды после рабочего дня я приду, и меня будет ждать вкусный ужин, я буду благодарен тебе.

— Иногда я готовлю не очень вкусно, — Мо поджала губы и с осторожностью смотрела на меня.

— Я пробовал стряпню моего брата, а хуже этого, уж поверь мне, ничего не. — Мо немного успокоилась и улыбнулась. Ее светло-серые глаза горели теплыми лучами. Молча, в полной тишине, она говорила мне «спасибо». Вот прямо сейчас. Смотря в мои глаза, невидимые теплые лучи от ее серых глаз благодарили меня за возможность все изменить. А уголки губ дрожали в скромной улыбке.

— Тогда я могу сегодня вечером забрать тебя и отвезти. Покажу тебя дом, — я запинался почти через каждое слово.

— Да, я заканчиваю…

— Я знаю, во сколько ты заканчиваешь работать, — я поднялся на ноги. Мо тут же встала следом за мной, все еще бережно держа розу в руках. Она все еще боялась, что ее отберут у нее.

— До вечера, — я улыбнулся и поддался вперед, но резко вспомнил, что это было не свидание, а деловая беседа, и поцелуй, даже в щеку, еще совсем не уместен.

Я вышел из кафе с чувством победителя. Готов был горы свернуть. Готов совершить что-то масштабное и не совсем разумное. Невероятно! Что одна девушка может сделать с парнем, у которого казалось, есть все. Изменить его до неузнаваемости. Взбудоражить и пробудить новые, до сегодняшнего дня неведомые ему чувства. Невозможно! Она управляет мной, само того не подозревая. Контролирует. Ее улыбка вызывает мою, и я чувствую, как грудь наполняется приятным теплом. Ее смех, как мелодию великого композитора, хочется слушать снова и снова. Невозможно…

***

Ровно в восемь вечера я уже был около кафе и сидел в машине, слушая радиоприемник. Играла моя любимая песня Augustana — Boston. Я негромко подпевал вместе с исполнителем, настукивал ритм по рулю и смотрел на двери кафе. Когда они открылись и вышла Мо, я махнул ей рукой и, перебежав дорогу, она села в мой автомобиль.

— Привет, — она мило улыбнулась и пристегнула ремень безопасности.

— Попрощалась со своим шефом?

— Нет! Я ничего ему не сказала. Пускай побесится, когда увидит, что я не вышла на работу. Не мне же одной страдать от его напастей, — Мо победоносно вздернула подбородок.

— А ты бы тоже наорала на него, — я завел машину, и мы тронулись с места.

— Я орала, только все без толку. Он не пробиваем. Разговариваешь, как со стеной. Гнет свою палку и все, — Мо сложила руки на груди. Она злилась и была недовольна. Еще одно движение, выдающее ее эмоциональное состояние. Уже третье за сегодняшний день. Совсем скоро мне придется завести книгу: «Состояние Мо по ее движениям». Сдуреть можно, я и название уже придумал.

— А как твое полное имя?

— Мошель, — еле слышно ответила она.

— Необычное имя…

— Да оно ужасное! И абсолютно все так реагируют. Секундная тишина, а потом все считают его необычным, — Мо недовольно фыркнула. — А все из-за того, что мои родители хотели чего-то особенного. Маму зовут Мишель, и она решила изменить одну букву в своем имени. Вот и получилась Мошель, — Мо снова сложила руки на груди. Но сейчас она не злилась, а скорее негодовала. Да, за настроением девушек не угнаться. Оно меняется с молниеносной скоростью.

— Мне все равно нравится твое имя. Очень необычное для девушки с розовыми волосами, — она довольно захихикала. Мо смотрела на меня, а я на нее.

— А тебе нравится твое имя?

— Вполне! Правда, мне не нравится, когда меня называют по имени отечеству.

— Как именно?

— Никита Сергеевич!

— Как известный кинорежиссер — большая величина в киноиндустрии! — она захохотала, как маленькая девчушка, и остановить ее смех было невозможно. Как будто он так давно рвался наружу, что пока весь не выйдет, смеяться она не перестанет. — Так и ты. Только в музыке.

— Нет, — я боролся со своим смехом, — меня назвали не в честь режиссера, а в честь моего дедушки. Он умер совсем недавно.

— О, прости. Иногда я говорю ужасные глупости, — она опустила глаза.

— Ничего страшного. И кстати, мы приехали. — Мо вышла из машины и во все глаза рассматривала мой дом.

— Ты здесь живешь? — ответ ей не требовался. Она просто была переполнена восхищением, диким восторгом и волнением, окутывающее ее. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась от нечастых вдохов и выдохов.

— Это дворец! И ты живешь в нем один?

— Да, он слишком большой для меня одного, — я незаметно приобнял Мо за талию, подталкивая к входной двери. А то если бы я не сделал этого, она так бы и стояла на улице, смотря на мой особняк.

Мы зашли внутрь дома, и пока я закрывал дверь, Мо, не переставая, оглядывалась вокруг и с еще большим азартом в глазах созерцала огромный холл. На темно-синей плитке на полу отражались блеклые лучи света от люстры, которая висела высоко на потолке. Мо вертела головой, как ребенок, стараясь не упустить ни одной детали.

— Ты можешь выбрать любую спальню, которая понравится тебе.

— Я могу выбрать спальню? Я? — она смотрела на меня с таким нетерпением, с таким восторгом и диким испугом. Как с белой розой, она боялась, что сейчас это все отберут у нее, и она снова останется ни с чем. А искреннее удивление, с которым Мо смотрела на меня, не укладывалось у меня в голове. Неужели она никогда ничего подобного не видела? Неужели до сегодняшнего дня ей было неизвестно, что столь прекрасное, по ее мнению, находилось рядом. Вот, на расстояние вытянутой руки.

— Конечно, но для тебя у меня есть особая спальня.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и свернули налево, в длинный коридор, где на полу была выложена светло-коричневая плитка, и Мо изо всех сил старалась не пропусти ни одной.