— Я любил ее. Любил ее четыре года назад. Но я никогда и не думал сравнивать тебя с ней.

Я отошел от нее и, касаясь ее подбородка, приподнял ее головку. В ее глазах дрожали капли слез. Губы подрагивали в нервной улыбке. Я сел на кресло и потянул ее за собой. Мо села ко мне на колени и обняла за шею.

— Я хочу узнать тебя поближе.

— Хочешь знать обо мне всякие глупости? — я хитро улыбнулся.

— Да, — Мо сияюще улыбнулась. — Смешные и нелепые глупости. О которых кроме меня никто не будет знать.

— Ну хорошо, устраивайся поудобней, малышка.

Довольная, как пятилетняя девчонка, Мо заерзала на моих коленях, ища удобную позу. Но ей все было не так и все неудобно.

— Мо!

— Ну извини.

Последнее и окончательное движение на моих коленях, и она уселась, хвала духам. Ноги свесила через подлокотник кресла и, слегка откинувшись на меня, приготовилась слушать. А я обхватил рукой ее за талию. Так она была еще ближе мне.

— Хочу знать о твоих косяках.

— У меня не было косяков.

— Ага, как же, — ухмыльнулась Мо.

— Ладно, ладно. Навостри ушки, детка, — прошептал я, и по ее телу прошлась знакомая мне дрожь.

Я поделился с Мо своими детскими, школьными и самыми забавными историями. Рассказывал, вспоминая все самое смешное и сам того не замечая, погружался в приятные грезы детства. Мне нравилась эта пара. Быть мальчишкой и целыми днями гулять, смеяться и быть веселым — непередаваемые ощущения. А гулял я всегда в маленьком парке около нашего семейного дома. Ходил туда каждый день, а после того, как у меня появился первый личный транспорт на колесах в виде велосипеда, я ездил туда по несколько раз в день. Не знаю, чем именно меня прельщал тот парк, но он до детского безумия нравился мне. Приезжая, я всегда прятал свой велосипед в кустах, чтобы ни с кем его не делить. Это была моя первая большая игрушка, и я дорожил ей. А сам гулял по парку, разглядывая всех и вся. В парке в основном гуляли пожилые пары и крайне редко молодые родители со своими детьми. Именно в этом парке я познакомился со своим первым другом, и именно в нём меня с ног до головы окатил из лужи какой-то пацан, гнавший на велосипеде. Никогда не забуду выражение лица мамы, когда она увидела меня всего мокрого и грязного. Она не пустила меня в дом. Потому что с меня капала грязь. А по словам мамы я мог закапать ее чистые ковры. Пришлось мыться на заднем дворе. Из такого длинного и зеленого шланга, по которому течет прохладная вода. Хорошо, что в округе не было домов, а то было бы ужасно стыдно.

Мо хохотала, как ненормальная. Мне пришлось прервать свой рассказ из-за ее громко и неистового смеха. Она не могла остановиться. Запрокинув голову назад и обхватив себя за талию, Мо надрывалась от угарного смеха.

— Грязный, мокрый. Хм…

Загадочная ухмылочка на ее губах. Что-то новенькое.

— Я бы посмотрела на тебя сейчас, грязного и мокрого. Это… возбуждающе, — прошептала она. — Когда вода стекает по твоему телу вперемешку с грязью. Ты стараешься стереть назойливые капли, а они все текут и текут, и текут…

Мо дышала мне в шею, ненароком задевая языком мочку моего уха. Дьявол!

— Еще одна такая выходка, и я перестану рассказывать и займусь совсем другим.

Глупый набор слов, за которым я спрятался. Я мог бы поиметь ее прямо здесь, у себя в кабинете, на своем столе. Но мне почему-то самому нравилась идея рассказывать смешные истории. Я словно возвращался в детство.

— Мне нравится ласкаться к тебе. Ты так порыкиваешь, словно большая и дикая кошка, которую я приручила.

— Решила завести домашнее животное.

Моя рука пробралась под ее майку и гладила ее впалый животик. Мо приоткрыла губы. Она всегда так делала, когда ей было приятно.

— Знаешь, в моем детстве очень мало смешных моментов. Помню, когда мне было десять лет, мы с родителями пошли на пляж. Мама и папа загорали, а я играла на берегу. На мне была еще такая белая панамка, и мама постоянно кричала: «панамка, иди погрейся! Панамка, вылезай из воды!» Люди оборачивались и смеялись. Мне тоже было так весело. И в тот день ко мне подошла девочка. Мне показалось, что она старше меня. У нее были темно-коричневые волосы, заплетенную в длинную косу. Она села около меня на песок и сказала: «будем с тобой дружить». Я с непониманием посмотрела на нее. Как дружить с тем, кого не знаешь? Но она протянула мне руку в знак знакомства, и я приняла ее. С тех пор мы и вправду ни разу не перестали быть лучшими подругами.

— Так это что, Люся?

Моя челюсть отпала, а глаза были вообще, как у филина. Мо, пораженная моим удивлением, улыбчиво кивнула.

— Она и в детстве была такой бунтаркой?

— Люся всегда была очень буйной. Она всегда защищала меня. Рядом с ней я чувствовала себя в безопасности. А мне это было необходимо. С детства она твердила, что когда вырастет, то купит себе байк, и отрежет свою длинную косу. В восемнадцать лет она так и сделала: купила байк, отрезала волосы и выбрила висок. Родители чуть не убили ее.

— Хорошо, что у тебя есть такая подруга.

— Да.

Мо встала с моих колен, запрыгнула на стол и легла на бок, подсунув руку себе по голову. Не знаю почему, но это выглядело забавно. Немного уставшая, с затуманенным взглядом и охмелевшим сознанием, она глядела на меня и улыбалась. Так томно и даже слегка лениво. Ее ноги поджаты к животу. И вся она выглядела такой крошечной и маленькой.

— Ник, — она протянула ко мне руку и, ухватившись за рукав пиджака, притянула к себе. Обхватила рукой меня за шею, и я уперся своим лбом в ее лобик.

— Если я засну, то это твоя вина, — я ухмыльнулся. — А два дня назад, — Мо повернулась на спину, — был другой напиток.

Два дня назад я причинил ей боль, и поток этой боли был так велик, что я был не в состоянии остановить его.

— Поначалу он был ужасно горький. Но после нескольких бокалов она совсем потеряла вкус и только туманило сознание.

Мо лежала на спине и смотрела в потолок. Больше она ничего не говорила.

Я поднялся с кресла и встал на колени у нее в голове. Мо повернула голову, наблюдая за мной. Я положил руки ей на плечи, и она тут же накрыла их своими.

— Я идиот, и этого не исправить. Но я люблю тебя и идиотские поступки, тем кто безумно влюблен, надо прощать.

Поцеловал ее лобик, щечки, пока не добрался до губ. Я так соскучился по ним. По их сладковатому вкусу.

— А у меня, наверное, такая судьба, влюбляться в идиотов.

Мо засмеялась, и на душе у меня стало полегче. Но какое-то недоброе чувство все еще оставалось. Страх. Страх того, что она все-таки уйдет, даже после всех сказанных мне слов.

Моя ночь удалась. Я спал крепким сном. Признаться, я уже и забыл, какого это — крепко спать. Без единого сновидения за закрытыми глазами. Не видеть ничего, кроме мрака, и чувствовать себя при этом абсолютно счастливым. А причина моего счастья спала рядом со мной, подсунув руку под подушку и укрывшись одеялом до самого носа. Негромко дыша, Мо бормотала во сне. Это смешило меня и оставляло на душе теплый отпечаток. Она заснула раньше меня. Я перенес ее из кабинета в свою спальню. Мо даже не почувствовала, что ее потревожили, и сон ее не прервался. Она умела засыпать быстро и до самого утра. У меня так никогда не выходило. Если я быстро и крепко засыпал, то только на каких-то жалких пару часов. А потом я резко просыпался, не понимая отчего, и весь остаток ночи проводил в полудреме. Но не сегодня нет. Сегодня лучшая ночь из всех в моей жизни. Меня не терзают сомнения и чувство вины. Я полностью спокоен и расслаблен. Никаких тревог и смятений. Все самое важное и необходимое мне спит рядом со мной и шумно сопит.

Ранним утром, хотя черт его знает, насколько ранним, я неожиданно проснулся. Точно также я просыпался ночью, но это было давно. И просыпался я от непонятного чувства. Чувства одиночества, настигшего меня и сейчас. Я ощутил внезапную пустоту не только в своей постели, но и на душе. Словно меня лишили самого важного и нужного в жизни. Я будто остался без воздуха, но продолжал дышать, а моя грудь продолжала подниматься и опускаться.