— Давай руку, Мамура.

Одной рукой она держалась за край балкона, другую протянула мне. Фильмоскоп, перевязанный косынкой, висел у нее на шее. Он страшно мешал ей прижаться к стене. Оставалось сделать всего два-три шага до козырька, но как их сделать? Мне самому было не по себе, а каково восьмилетней девчонке, хотя это и наша боевая Мамура.

— Оставь фильмоскоп на барьере и давай руку, — почему-то шепотом сказал я. Ухватившись за раму над козырьком, протянул Мамуре свободную руку.

Осторожно переправив девчонку на козырек, я полез за фильмоскопом. Руки у меня подлиннее, поэтому я без труда дотянулся до барьера, передал фильмоскоп Мамуре и стал закрывать створку рамы. И тут — о ужас! — краешек выступа обломился и я провалился вниз. Летел я что-то слишком долго и мягко, но на всякий случай закрыл глаза. Нет, честное слово не от страха, а только от удивления…

Очнулся от возгласа октябрят:

— Жив! Жив! Он жив!..

Разомкнув веки, я убедился, что жизнь моя действительно продолжается и за это нужно благодарить виноградные лозы.

Сбежались соседи. Осторожно сняли меня со спасительного виноградника. Одни совали мне в нос ватку с нашатырным спиртом, другие упрашивали глотнуть холодной воды.

От криков и хлопот я полностью пришел в себя, но на всякий случай спросил:

— Я жив, да?

— Жив, жив, — жестяным голосом проворчала Мамурина соседка с первого этажа. — Скажи спасибо нашему бедному, поломанному винограднику, а то бы некому было ремня дать. Вот родители Мамуры придут, всыплют тебе, монтажник-высотник, по первое число.

— Думать надо! — подхватил подошедший старичок, бесцеремонно ткнув меня клюшкой. — Сам-то ладно, а малышей зачем за собой тянешь?.. Правонарушитель, хулиган!

— Ничего страшного, товарищи, — сказал я каким-то деревянным голосом, как робот. — Я знаю два случая из газет, когда один ребенок упал с четвертого этажа на брезентовый навес универмага, а другой ребенок — на бельевые веревки: ничего с ними не случилось…

— Это наш вожатый, он хороший, он Мамуру спас! — со слезами в голосе сказала Светлана.

— А вы его ругаете, — подхватил Гани.

— Это моя идея, — угрюмо буркнул Батыр, — это я виноват.

Мамура незаметно дернула меня за руку:

— А фильмоскоп достали все же. Пошли скорее, нас ждут малыши, — прошептала она.

Не обращая внимания на взбудораженных соседей, мы торопливо зашагали в сторону детского сада. А вслед нам донеслось:

— Вот, пожалуйста, им все это как с гуся вода!

— Да-а, дети пошли. Они и с небоскреба свалятся, только отряхнутся.

— Соседи правы, ребята, — сказал я строго, обернувшись к своим октябрятам. — Чтоб больше этого не повторялось. Только если спасать кого надо — тогда другое дело. Поняли?

— Поняли, Вундергай, поняли! — загалдела моя ребятня. Они улыбались, а в глазах стояли слезы: видно, испугались за своего отчаянного вожатого. Захотелось их расцеловать, но это было бы непедагогично.

К малышам немножко опоздали. Но это все же лучше, чем если бы совсем не пришли. Главное, спектакль наш прошел с большим успехом. (Прошу прощения за нескромность, но в записях моих все правдиво. Я ведь не собираюсь их печатать или кому-нибудь читать, пишу для себя). Сценарий мы придумали сами и назвали его «Веселый факир». Это сказка про то, как лесные звери и птицы подружились с добрым волшебником, который их защищал от всяких бед и в свободное время играл с ними в прятки.

Малышам так понравился наш ОТТ, что они стали умолять тут же научить их складывать на пальцах фигурки птиц и зверей. Мы показали им, как изображать петуха и собаку. Надо сцепить восемь пальцев обеих рук, при этом, если большие пальцы рядышком выставить вверх, то на стене получится тень петуха. А если сложить ладони, выставить большие пальцы и сложить один на другой указательные, то получится волк или овчарка… Ну, в общем, не буду выдавать тайны. Если хотите, приходите к нам в ОТТ — все покажем, всему научим, целый зоопарк будете показывать сверстникам и малышам…

Когда мы уходили, малыши долго стояли у ворот, пока «артисты» не скрылись за углом.

Я не уверен, что мне придется встретиться с ними еще раз, хотя очень бы хотелось. Ведь решается моя вожатская судьба. Думаю, хорошего исхода ожидать не стоит. А я уж смирился. Осознаю: два ЧП на одного вожатого — это непростительно.

На этом заканчиваю свои записки. Благодарю за внимание.

Вундергай бросил на стол прочитанную тетрадку и, ни на кого не глядя, сел за свою парту в крайнем ряду у окна. Класс молча переваривал события, описанные чудаковатым одноклассником.

— А кто донес на Вундергая? — нарушил молчание Болтабек.

— Не донес, а сообщил, — поправила Хадича. — И неважно, кто сообщил, важно, что сообщил правду.

— Но все же, кто? — настаивал Болтабек.

— Бабашкин, — ответила старшая вожатая. — Ой, Тургунов…

— Бабашкин? — возмутился класс. — Вот вам и Бабашкин!

Старшая вожатая нетерпеливо постучала авторучкой по столу:

— Тише, успокойтесь. Имеется в виду Тургунов-отец.

— Отомстил за Тургунова-сына, — язвительно процедил Болтабек.

— Может, ты позволишь и другим высказаться? — урезонила Болтабека старшая вожатая.

Тот досадливо махнул рукой.

И тут затараторила Хадича:

— По-моему, признание Вундергая само за себя говорит. Как он там написал? «Два ЧП на одного вожатого — это непростительно». Действительно, Вундергай слишком далеко зашел в своих сумасбродных затеях, в чем он чистосердечно признается. Как говорится, комментарии излишни.

— Вот такие комментарии, конечно, излишни, — укоризненно заметил Дамир. Он посмотрел на старшую вожатую, которая быстро записывала что-то в свой блокнотик, и сказал:

— Товарищи семиклассники, мало серьезных выступлений. Учтите, при такой пассивности объективного решения не будет.

— У вас что, нет своего мнения? — вожатая оторвалась от блокнота. — Или вам все равно, как оцепить поступок товарища? Случайное совпадение эти два ЧП или своеволие, сумасбродство, в чем, конечно, не откажешь вашему одноклассницу? Смелее, высказывайтесь!

Дамир снова поправил очки и заговорил, почему-то обращаясь к старшей вожатой:

— Откровенным сумасбродством этого нельзя назвать, как некоторые здесь утверждают, но элемент безответственности значительный. Пожалуйста, Гияс, ты что-то хочешь добавить?

Гияс нехотя вылез из-за парты, словно его вытягивали к доске, а он не готов отвечать.

— Дамир правильно сказал про это самое… как его, элемент безответственности. — Он почесал затылок, переступил с ноги на ногу и неожиданно взорвался: — А вот она пусть скажет, — под местоимением «она» имелась в виду Хадича, — пусть она честно скажет, чьи октябрята живут интереснее всех! Даже без всяких там ЧП? Может, ее?

Хадича скривила губы:

— Это надо спросить у самих октябрят. Во всяком случае, у меня в больницу никто не попадал.

— Еще бы! — фыркнул Гияс. — Ты же их опекаешь, как в детсаду, шагу ступить не даешь самостоятельно. А мне записки Вундергая… Гайрата понравились. Он правду написал и недостатки сам учел, правда?

Вундергай мрачно безмолвствовал.

С последней парты поднялась кокетливая Ляля. Она поправила янтарную заколку на распущенных волосах и с туманной улыбочкой на устах заявила:

— Вы все ничего не понимаете. Дело не в октябрятах. Ха-диче больше всех надо, чтобы Вундергая освободили от вожатской работы. Да, да, именно так, Хадича. Сиди, не дергайся, как неврастеник… Думаешь, я не догадываюсь, почему ты всю жизнь на него нападаешь? Для отвода глаз. Скажи прямо, что ты в него…

— Стоп! — Дамир вскочил и едва успел подхватить очки. — Ляля, у нас идет деловой разговор, а ты… в общем, мы не имеем права обсуждать личное.

— Вам деловой нужен? — Ляля уселась на спинку парты, сложив на груди руки. — Пожалуйста, извольте. Сейчас вы освободите Гайрата от вожатской работы. А ему это только облегчение. Он свою фантазию и энергию куда-нибудь на хулиганство направит. Вы, мальчишки, все такие. Я считаю, его нужно спасти, — дать еще несколько нагрузок.