Вот ведь, угадала мое состояние!..

— Сам справлюсь, — буркнул я, стараясь скрыть свою неуверенность.

— Сам, так сам, — ответила вожатая, и я понял, что отступать некуда…

Последний урок провел я в мучительных раздумьях. Как мне предстать перед своими октябрятами? Ведь первое впечатление остается на всю сознательную жизнь. Значит, я обязан такую встречку организовать, чтобы авторитет мой сразу же вырос до недосягаемой высоты.

Звонок заставил меня вздрогнуть и прервать беспокойные мысли. Сделал глубокий вдох и, выхватив из парты сумку, даже не прощаясь с ребятами, кинулся вниз по ступенькам на первый этаж.

В коридоре сбавил скорость, на цыпочках подкрался к приоткрытой двери. Решил немножко понаблюдать со стороны за своими октябрятами, как они себя ведут на свободе, в отсутствие строгой учительницы. Мне подумалось, так легче будет подыскать ключи к характерам моих подопечных.

Прильнул к двери. Замер. Слышу, стучит ведро. Плещется вода. Шлепает об пол мокрая тряпка. Даже чье-то кряхтение уловил. Потом раздались голоса:

— Провалился что ли этот наш вожатый? — сказал мальчишеский голос. — Звонок прозвенел сто лет назад.

— Придет, когда надо будет, — ответили басовито, но, кажется, девочка.

— Скорей бы пришел, — опять сказал мальчишка, закряхтел, видно, выжимал тряпку. — Одним что ли тут пыхтеть над полами?

— Мальчишка, а хнычет, — усмехнулся бас. — Думаешь, он за тебя дежурить будет? Он — семиклассник, уже взрослый.

— А как его зовут? — спросил кто-то тоненьким, словно у синички, голосом.

— Вожатого?.. Ну… как-то вроде Др-бр-гай, — с сомнением ответил бас.

Все голоса смешались в общем звонком хохоте.

— Нет, постойте… — обладатель баса нетерпеливо топнул ногой. — Ну как же? О! Кажется, Киндервай… или Вандеркинд, а может Киндервуд…

Голос синички рассыпался в тоненьком смехе:

— В общем, с твоим Др-р-брр-гаем язык можно сломать.

— Таких имен не бывает, — сказал новый голосок.

А другой, очень похожий, подтвердил:

— Это не настоящее имя. Прозвали его, наверно, так.

Ведро затарахтело по полу и мальчишка сказал насмешливо:

— Настоящее, ненастоящее, а вожатый не пришел. — Загремела брошенная на пол швабра и вырвался вздох облегчения: — Ух, половину класса вымыл.

— Ладно, — сказал бас, — перерыв пять минут. Я пойду спрошу в пионерской комнате, придет, наконец, или нет… этот Киндервуд…

К двери приближались быстрые шаги.

— Приготовились… — скомандовал я себе.

— Ой! — вскрикнул изумленный бас (это действительно оказалась крепкая кругленькая девчонка). — Он… он уже идет… — девчонка растерянно посторонилась.

— Алле-оп!

И я, стиснув в зубах папку с моими планами, прошел к учительскому столу… вверх ногами. (Мне захотелось таким образом с первого раза поразить воображение моих октябрят). Но вдруг на мокром полу рука скользнула и я, чуть было не грохнувшись об пол, неловко встал на ноги: папка шлепнулась в мутную лужицу, а левая нога угодила прямо в ведро.

Октябрята не шелохнулись.

— С-салют юному п-поколению, — произнес я как можно бодрее, вытаскивая из ведра ногу с захлебнувшимся ботинком. — Молодцы, вижу, работаете со Знаком качества…

Они продолжали стоять с вытаращенными глазами. Видно, их особенно заинтересовал мой разбухший ботинок.

Первой пришла в себя басовитая девочка:

— Я же говорила вам, что Др-бр-гай придет, — сказала она, осмелев.

Две совершенно одинаковые девочки, большеглазые, с ажурными манжетиками и воротничками, переглянувшись, прыснули. Другая, светловолосая, как ромашка, с короткой стрижкой, — самая маленькая в звездочке, так разглядывала меня, словно перед ней стоял не вожатый, а какой-нибудь пингвин.

— Я буду вашим вожатым, — постарался произнести я тоном бывалого человека. Ткнув в себя пальцем, зачем-то спросил: — Не возражаете?

— Не-ет, — вразнобой прогудели октябрята.

— Ну в таком случае, — сказал я, раскрывая поднятую с пола папку, — разрешите представиться, хотя, в общем, месяц назад мы уже, кажется, познакомились с вами. Меня зовут Вундергай. Что по частям означает: вундер — чудо, гай — начало моего настоящего имени, то есть от Гайрата.

— А почему тебя так прозвали? — спросила басовитая девочка. — Чудо-гай?

— Можно и так, — улыбнулся я и тут же заметил, как одна из близнецов покрутила пальцем у виска. Что делать, пришлось проглотить эту кислую пилюлю, и я с бравым видом продолжал:

— Признаюсь сразу. Вы мне понравились — все вместе и каждый в отдельности. Остается только узнать теперь ваши имена. Ну-ка, по порядку номеров, назо-вись!

— Я Мамура, — сказала басовитая толстушка.

— Я Светлана, — призналась ясноглазая малышка, та, которая с тонким голоском, как у синички, и очень похожа на ромашку.

— Мы Сайера с Нигорой, — представилась одна из близнецов.

— Мы Нигора с Сайерой, — подтвердила другая.

— А я — Гани, — коротко бросил единственный в звездочке мальчик.

Удовлетворенно покивав, я прошелся вдоль доски, не обращая внимания на чавкающий ботинок, и неожиданно для себя воскликнул зычным голосом:

— Прекрасно! Теперь нам с вами остается уточнить очень важную деталь. Интересно, чему вы научились за восемь прожитых лет со дня рождения и чему хотели бы научиться в следующие девяносто лет.

— Разве мы будем ходить в школу девяносто лет?! — изумилась Мамура.

Я предупредительно поднял руку:

— Не волнуйтесь. В школе вы будете учиться десять положенных лет, конечно, если не окажетесь в числе второгодников. Уверен, что мы с вами не будем плестись в хвосте, потому что в ваших глазах сияет жажда знаний. — Я во весь рот улыбнулся, довольный собой: не зря вызубрил собственную речь. Целую неделю репетировал перед зеркалом. Сделав паузу, я продолжил: — Вы будете много знать, потому что любопытные. Вы будете счастливыми, потому что умеете радоваться. Ясно?

— Ясно! — грянула октябрятская пятерка.

— А что такое счастье? — тихо спросила Светлана.

Возникни в эту минуту передо мной разъяренный бык, мне легче было бы управиться с ним, чем ответить на этот умопомрачительный вопрос. Но отвечать надо, ибо вожатый должен знать все, чтобы не упасть в глазах младших друзей. И я напряг каждую клеточку своего мозга.

— Счастье… Настоящее счастье, — я потер по привычке лоб, стараясь сосредоточиться, — счастье приходит тогда, когда вы по утрам просыпаетесь в хорошем настроении и в душе у вас… светит солнце.

— Ничего себе душа у счастливого человека, — Мамура выразила восторженное удивление, раздвинув руки, она изобразила в охапке громадное солнце. — А как она у него поместится?

Я не успел укорить Мамуру за примитивнее представление о душе.

— А когда плохое настроение, то выходит уже несчастливый человек? — опять спросила Светлана. Видно, мой ответ не до конца удовлетворил ее.

На этот раз я выкрутился сравнительно легко:

— У вас не может быть плохого настроения. Вы все смекалистые ребята, а это означает, что каждый из вас может стать волшебником, — уверенно заключил я.

— Вол-шеб-ни-ком? — скептически протянул Гани. — Ну-у, это все сказки.

— Хорошо, — многозначительным тоном сказал я, — конечно, волшебники сами по себе не рождаются. Они учатся у кого-то…

— А мы у кого будем учиться? — подхватила Сайера.

— У тебя, да? — уточнила Нигора.

— Скорее всего, друг у друга. — Эта фраза мне самому понравилась: вот какой я, оказывается, тонкий дипломат. И я продолжал в том же духе: — Уверен — каждый из вас увлекается каким-нибудь полезным делом. — Я загнул поочередно все пять пальцев. — Выходит, пять полезных дел в звездочке уже есть. А если еще одни чему-нибудь научит другого, то получится… У каждого из вас станет по пять увлечений. Значит, вы станете обладателями необыкновенных свойств. А раз они необыкновенные, то вы все, в некотором смысле, превращаетесь в волшебников. Вопросы есть?

— Будем волшебств-вовать каждый день, да? — обрадовалась Нигора.