- Она всего лишь девчонка, Алекс. Она…боится потерять то единственное хорошее, что у нее осталось.

Он несогласно покачал головой.

- Наша мать – это не хорошее. Это самое…нехорошее. Я – хорошее, почему меня она не боится потерять и всегда убегает к тебе? – его яркие на солнце глаза метали молнии, он правда был уязвлен поведением той, чьему воспитанию посвящал в последнее время гораздо больше времени, чем ее родная мать за всю жизнь.

- Она боится. – Я отвела взгляд, складывая руки на коленях и стараясь собрать мысли воедино. – Просто иногда ты бываешь невыносим. Ты не слушаешь ее, запрещаешь то, что она итак пробовала. Ты… придерживаешься каких-то своих идеалов. Но, Алекс, твоя сестра больна, к ней требуется немного другое отношение, более лояльное. Рамки – это не выход. – Он закатил глаза, снова не желая ничего слушать, поднялся и, кивнув на прощание, ушел. Упрямец! Ведет себя как ребенок!

Вздохнула, поправляя волосы, прилипшие к стенке, и направилась в сторону выхода. Мама наверняка уже волновалась. Нужно ее успокоить. Перелома не было, и это доказывал снимок, болтающийся в папке вместе с другими документами в сумке.

Забравшись по пожарной лестнице вверх, оглядел город с высоты птичьего полета. Здесь, действительно, было очень высоко и красиво. И будь у меня хоть капля способностей да Винчи, Шишкина или других известных всему миру художников, я непременно запечатлел этот момент.

Красные всполохи, мечущиеся облака, розоватое свечение неба… Наблюдал, как плывут эти белые кони, стремясь перегнать друг дружку. Они спешили к своей матери-солнцу.

Я отпил из бутылки, что держал в руке, сощурился, присматриваясь, стараясь разглядеть хоть кого-то, чье-то лицо или чью-то судьбу. Ноги, не чувствующие никакого сопротивления, наткнулись на пустоту. Равновесие теряло свой смысл. Ведь я парил и падал. Каждый день.

Вы знаете, каково это оказаться на грани? Сидеть просто так, смотреть в пустоту и знать, что тебе не хватает всего грамма силы, чтобы закончить все это, прекратить борьбу. Однако разве в этом смысл? Разве мы были рождены, чтобы взять и сдаться? Разве перед смертью не хочется сделать хоть что-то значимое? Я помотал головой, разгоняя сгущающиеся сумерки мыслей и отступил от края.

- Ах, вот ты где! – женский голос из-за спины резал уши своей наигранностью. Ее слова всегда воспринимались, как дорогое вино, правда, с привкусом стекла, с его осколками на донышке граненного стакана.

Ловкие женские пальчики опустились на спину, она одной рукой провела по всей длине позвоночника, а второй обняла за шею, проводя линию острым кончиком ноготка. Приятные возбуждающие мурашки прострелили все тело.

- Я скучала, - мурлыкнула в ухо.

А я снова отпил из бутылки, держа ту за горлышко, мечтая вцепиться в другое горло, хозяйка которого не давала сейчас покоя.

- Я думал, ты удовлетворенно сопишь в своей койке, Белка. – Она вздрогнула всем телом, убрала пальцы с шеи и обняла, стараясь похоже удушить.

- Ты слишком много пьешь, Саш! – ее капризы меня не волновали. Она протянула руку к бутылке, но я одернул ее, выворачиваясь из объятий.

- Что-то не так? - я встретился взглядом с гладко причесанной девушкой, замечая свою рубашку на ее плечах, ее голые ноги в тапочках-носках. Хотелось сморщиться от досады на самого себя. "Что ты творишь", - кричала совесть. Хотелось бить в грудь и кричать, стараясь хоть часть темноты, скопившейся внутри, выпустить наружу. Но я молчал, снова отпил из бутылки и выкинул ее вниз с крыши.

- Господи, Алекс! Что ты творишь? – Белка приблизилась к краю, наклоняясь и замечая, как с громким треском разбилось стекло, встретившись с асфальтом. Как осколки маленьким водопадом выстрелили в небо и рассыпались по дороге. – А если бы ты попал кому-нибудь по голове? Ты вообще думаешь, что делаешь? Чего ты добиваешься? – не утихала она, а я молчал, сжимая и разжимая кулаки, стараясь успокоиться, и прийти в себя. Это был всего лишь писклявый голос, но как же все-таки хотелось, чтобы она замолчала.

И я сделал единственное, что хоть не надолгое время могло ее заткнуть. Подошел к ней ближе и притянул за шею, целуя ее мягкие полные губы. Затем подхватил девчонку под коление, перекинув через плечо, и понес по лестнице вниз, к квартире. Дверь была не заперта - Белка прошла на крышу за мной через чердак, я же сделал это через балкон. В этом и была наша отличительная черта – я не искал легких путей, а она не искала сложностей…

В квартире продолжил целовать мягкое податливое тело, лаская наиболее чувствительные места языком и доводя ее до экстаза. Я любил секс. Ведь он всегда давал мне то, что я хотел.

***

- Да, Коша, все будет в порядке. Да, Мариш, я буду кормить собаку. Да, мама, все будет в порядке, и я смогу пожить здесь до твоего возвращения одна. - Повторила уже в который раз. Но они будто и не слышали вовсе, продолжая задавать одни и те же вопросы снова и снова.

Я смогла выдохнуть только через пару часов, когда Коша и Маришка благополучно покинули город, желания немного отдохнуть, а мама укатила в командировку, оставив на меня квартиру и дом сестры. Потерла лоб, стараясь собрать мысли воедино. Однако все размышления перебил телефон.

- Алло.

- Сашка, закачаешься! Такая новость! – послышался из динамика довольный голос Машки.

- Что случилось? – по привычке накрутила прядь волос на палец и отпустила пружинку, заставляя ее болтаться над кроватью.

- Не по телефону. Ты сейчас где?

- У Маринки дома.

- Жди, скоро подъедем.

- Ты не одна? – я вновь накрутила прядь и улыбнулась. Это простое движение успокаивало покруче самых сильных препаратов.

- Я с Гришей. Все, целую, сейчас будем. – И в трубке стали раздаваться громкие гудки.

Прикрыв глаза, я продолжила наслаждаться попадающими из окна теплыми лучами солнца. Они приятно грели кожу и дарили настроение лучистым светом.

Громкий звук домофона разлетелся по всему дому, отталкиваясь от стен и стараясь снести их, как стоящие на пути преграды, но отскакивая и несясь вперед.

Я быстро спустилась вниз. Заметив на экране знакомые лица и машину, нажала на кнопку.

Большая Niva Chevrolet остановилась у входа. Машка, как вечный двигатель, была бодра и ворчлива. Она появилась передо мной в синем платье до колен: открытые плечики, едва заметные ключицы и длинные ножки в милых голубых босоножках с лукаво торчащими пальчиками - вот весь образ этой дивы.

- Ты! – она развернулась на плоской подошве и подошла к водительской двери, абсолютно не замечая ни меня, ни садовника, прилежно стригущего газон. Немолодой мужчина лишь сокрушенно покачал головой и продолжил двигаться к гаражу, убирая лишние ветки с кустов, удобно расположившихся по краю дорожки. – Ты ведь знаешь, что я ненавижу! Твою…. – остальные слова заглушила включившаяся газонокосилка. – Да я тебя… – и второй садовник подошел ближе, занимаясь газоном и будто нарочно не давая разобрать ни слова из гневной тирады.

Я же, рассмешенная этой ситуацией, вернулась в дом. После взаимных придирок и подначек ребята также присоенились ко мне. Но даже в доме бестия внутри подруги рвала и метала, не давая хозяйке успокоиться.

Я села рядом напротив подруги и закинула ногу на ногу. Через пару минут в доме появился и Гриша. Он выглядел очень строго и официально, как жених: черные брюки в серую клеточку, белая рубашка, заправленная за пояс, начищенные туфли и галстук. Я с трудом узнавала балбеса Гришку в таком образе, сразу замечая и разницу в возрасте, и его природную горделивую осанку. Странно, но я проводила параллель с Алексом, сравнивая их. Алекс всегда выглядел дорого, и не важно, что он надевал. Сейчас же эти образы слились в одно, и оставалось лишь наблюдать за таким преображением со стороны и надеяться, что шизофрения отступит. Как можно одновременно недолюбливать человека и делать ему мысленно комплименты?