— Читал и твою писульку, и протоколы... — Евгений Павлович был чем-то недоволен, он всегда язвил, когда что-то складывалось не так, как ему хотелось. — Только и без твоей Тюльпановой уже известно, что за рулем сидел Кузьмаков: криминалисты идентифицировали отпечатки пальцев.

— Тюльпанова этого знать не могла, она призналась во всем, можно сказать, добровольно, — защищал ее Иван Иванович.

— Можно и «сказать», но лучше — не говорить, — бурчал Строкун. — Умная баба, почувствовала, что мы обойдемся без нее, вот и раскололась. Ты, Иван, не очень полагайся на ее слова о том, что она якобы подцепила эту пару на Мариупольской развилке. Представь мне объективные данные, тогда, может быть, я и поверю.

Иван Иванович рассердился на упрямого начальника: не хочет считаться с действительностью!

— Шурин — лицо реальное. Он находился в машине Тюльпановой, когда она выезжала из Донецка. Александр Васильевич тоже подтверждает, что в машине никого из посторонних не было, — с жаром перечислял Иван Иванович убедительные, по его мнению, факты.

— А вот этого доцент Тюльпанов как раз и не подтверждает. Сидел он в своих «Жигулях», к машине жены не подходил, в салон не заглядывал. Так что не забывай, подполковник Орач, старую истину: где у черта не получается, он посылает женщину в образе твоей Тюльпановой.

Ивана Ивановича раздражала такая манера разговора:

— Почему «моя»? Могу ее подарить...

— Поддался и ты ее чарам, — заключил Строкун. — И слепнешь. Как бы это «джентльменство» не вылезло тебе боком. Помни о судьбе Крутоярова.

Иван Иванович возмутился:

— Мне хватает и жены! — выпалил он.

— Да я не о том, — начал оправдываться Евгений Павлович. — Найди неопровержимые доказательства, что Кузьмаков с напарником добирались до Мариупольской развилки не на тюльпановской машине, и я лично освобожу твою Алевтину Кузьминичну под расписку.

— Да никакая она не «моя», — кипятился Иван Иванович. — Тюльпановскую машину за Касьяновкой обогнал на скорости ста сорока километров серый «Москвич» с номерными знаками, начинающимися на букву «Ц».

— Это показания Тюльпановой. Я их изучал. А ты положи мне на стол докладную инспектора ГАИ о том, что «Москвич» с номерными знаками ЦОФ 94—32 двадцать девятого апреля в девятнадцать десять в районе Касьяновки превысил скорость.

Такого документа у Ивана Ивановича не было.

Пока еще не было...

Никто в краснодарском аэропорту Ивана Ивановича не встречал. До города пришлось добираться автобусом.

Демонстрация уже закончилась, и очистительные машины елозили по центральным улицам, подбирая лопнувшие шарики и остатки растоптанных цветов у длинной трибуны, которая, отслужив свой недолгий срок, одиноко стояла на краю площади.

В сизом небе, словно подсолнух, висело огромное солнце. По улицам праздно бродили нарядные горожане. Детишки в цветастых кофточках и платьицах несли в руках связки шариков: длинных, как сосиски, и круглых, как футбольные мячи. Играла музыка. Вокруг веселье, оживление.

У Ивана Ивановича было тоже приподнятое настроение: большое, сложное дело наконец сдвинулось с места. «Поехало», как говорил в таких случаях генерал.

Он нашел управление. Вызвал «кого-нибудь из розыска». О нем знали, его ждали. Навстречу Ивану Ивановичу вышел человек в гражданском и представился:

— Подполковник Звягинцев. В свое время занимался случаем на кубанском мосту, так что это нераскрытое до сих пор дело числится за мной. Сообщили, что у вас «всплыл» автомат.

— Не всплывал, он так и лежал на дне, но река Сухой Яр обмелела, вот автомат и вылез наружу, — в тон подполковнику Звягинцеву ответил Иван Иванович и тоже представился: — Майор Орач.

Они понравились друг другу. Это гарантировало успешную совместную работу в будущем.

Когда они прошли в кабинет, Иван Иванович вкратце изложил своему краснодарскому коллеге всю историю с автоматом. Показал снимки места обнаружения, которые привез с собой, копию акта металлографической экспертизы, обнаружившей стертый напильником номерной знак оружия.

— Вам в подарок, — сказал он.

— Еще бы и ту троицу в придачу, — пошутил подполковник Звягинцев.

— За ней я и приехал. Найдем — поделимся.

Звягинцев был чуть помоложе Ивана Ивановича. Легкий, подвижный, белобрысый. Светлые глаза. Открытое лицо. В глазах — лукавинка. Парень с юмором. Такие быстро находят общий язык со всеми, независимо от ранга и возраста. Его звали Игорем Карловичем. («Сын папы Карло», — пошутил он.) Через полчаса Звягинцев был уже с гостем на «ты» и требовал, чтобы тот, в свою очередь, тоже величал его по имени.

— Так себя чувствуешь моложе, — пояснил он.

И хотя Иван Иванович привык обращаться к коллегам по имени-отчеству или по званию и фамилии («подполковник Звягинцев»), он перешел на более простую форму: Игорь.

— Ты когда-нибудь бывал в Краснодарском крае?

— Не доводилось.

— Оно и чувствуется. От Ростова через Батайск до Кущевской — рукой подать. Там есть железнодорожная ветка. А ты ложку в рот — через левое ухо: в столицу края.

Признавая правоту Звягинцева, Иван Иванович все-таки возразил:

— Мне же надо было вначале встретиться с тобой. Поинтересоваться, что есть в архивах. В частности по Тюльпановой. Девичья фамилия Шорник. Тридцать четыре года. Уроженка Кущевской.

— По случаю праздника архивы опечатаны, — отрубил Звягинцев. — Но в Кущевской побываем. Это двести километров с хвостиком. На Калинино, далее на Березанскую — и по трассе на Ростов. Понимаешь, по Кущевской за мной числится еще одно «мокрое» дело — участковый. Прихлопнули мальчишку, забрали пистолет, а труп — в полую Ею. Так говоришь, ваш мебельный брали с пистолетом? — Звягинцев так быстро тараторил, будто торопился освободиться от лишних слов.

— И с автоматом тоже.

— Выходит, снабжаем «ваших» оружием.

Иван Иванович разложил свою фотокартотеку. Нет, никого из этого семейства подполковник Звягинцев ранее не встречал.

— Пока что не пересекались стежки-дорожки, — огорчился он.

Иван Иванович показал телеграмму, вызвавшую Тюльпанову к больной матери. Звягинцев повертел ее в руках.

— Отправлена из Кущевской, не вижу здесь никакой «липы».

Он извлек из несгораемого шкафа бутылку коньяку, полбуханки белого каравая и кусок колбасы домашнего производства.

— По случаю праздника. Бог не выдаст — свинья не съест, а начальству нынче не до нас. Все порядочные отмечают праздник, а мы с тобой вкалываем. Разве это по-божески? — Он налил коньяк в стаканы.

Иван Иванович не стал отказываться от угощения. Впрочем, в те годы такая форма общения была почти повсеместно.

— В Кущевской нас ждут караси в сметане. Приходилось пробовать?

— Слыхивал.

— А теперь отведаешь. Там у меня свой человек, дядька погибшего участкового, колхозный механизатор. Кстати, твой тезка: Иван Иванович Иванов. Мужик — из настоящих. Сам увидишь.

До Кущевской — три часа езды. Пока добирались, Звягинцев успел прочитать курс лекций по истории родного края, начиная с тех времен, когда по здешним местам кочевали отпрыски некогда могучих племен ногайцев, и до наших дней.

— Наше богатство — виноград, табак, конопля, рис. Горы риса! Чай, кукуруза, подсолнечник. Сады. А какая пшеница! Лучшая в мире! Посевы сахарной свеклы за последние годы выросли в шесть раз! — горделиво перечислял он. — В прошлом году собрали восемь миллионов тонн зерна. А в самом сытом предвоенном, сороковом, — всего три миллиона. А как у вас, в Донбассе?

На этот вопрос Иван Иванович не мог ответить. У него в голове держались совершенно иные цифры: в Донбассе пять с половиной миллионов жителей, из каждых десяти — девять горожане. А урбанизация, как известно, придает свои оттенки общей оперативной обстановке.

Открытием для Звягинцева стало и то, что в Донецке жителей в два раза больше, чем в Краснодаре. А какой промышленный потенциал!..

Звягинцев, сделав вид, будто рассердился, сказал: