— Ох, ты брат Иван-царевич, а я только про тебя слышал, как ты родился и в зыбочке катаешься!
Иван-царевич и говорит:
— Я не в зыбочке катаюсь, а на доброем коне по дико́й степе помыкаюсь. Я не привык в царстве царствовать, я привык по дико́й степе́ летать и больше себе горя увидать.
— А что ты, Иван-царевич, на добром коне по дико́й степе помыкаешься, чего ты себе розыскивашь?
— А вот что, — говорит Иван-царевич, — за тридевять земель, в тридесятом царстве есть Марья-Краса, Черная Коса; мне хочется ее достать и за себя замуж взять.
Ка́рка-богатырь и говорит:
— Мудрено ее взять, а надо один раз умирать, тело и кости по дикой степе раскидать.
— Ох, брат любезный, Карка-богатырь, убытку не принять, так в торговыем деле и барыша не видать; а если нам, богатырям, по вольному свету не полытать, да хорошей суженой не поискать — это нам не честь, не хвала, чтобы мы по вольному свету не лытали, чтобы нужды себе не видали.
— Ну, — говорит Карка, — эту сказку, Иван-царевич, бросим, а еще но́ву начнем.
Тут начиналась сказка, начиналась побаска от сивки и от бурки, и от курицы виноходки, от зимняка поросенка наступчатого. Вот поросенок наступает, сказывальщика с дерьма сбивает; вот сказывальщик, он был Недорода, сел класть на дорогу, где свинья шла.
Ка́рка-богатырь и говорит:
— Ну да, брат, пошутил да и будет. А спроси-ка гуся не зябут ли ноги? Я третий год езжу за своей нареченной невестой. Айда-ка помо́ги, да послушай, что я расскажу: у моей-то невесте сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы. Да еще, брат, у моей-то невесте сорок деушек; они сидят в комнате; у кажней деушки сорок булавочек, а ох-то, как булавочкой-то ткнет, и солдат-то на бой готов. Я буду солдат-то бить, а ты будешь кузнецов-то рубить; я буду невесту любить, а ты деушек бить.
Иван-Царевич и говорит:
— Умру, брат, с тобой! — Сели да и поехали.
Приехали в Новодевиченское царство к Царю-Девице.
— Ты, брат Иван-царевич, близко не ходи, а по комнатам ходи, деушек руби, да кузнецов-то губи и близко ко мне не подходи!
Вот да они и поехали, а вот скоро они и приехали. Начали силушку рубить, красных деушек душить и Царь-Девицу в плен брать. Не пиво нам было варить, не вина нам тут было курить, а дорого Царицу-Девку взять. Кузнецов-то погубили, красных деушек порубили. Царь-то Девицу в плен взяли.
Ка́рка-богатырь ее взял и туго к сердцу прижал и отправились они с ней домой. Хватился Карка-богатырь, что с ним Ивана-царевича нет.
— Ох, — говорит, — мамынька, я его знать убил!
А Иван-царевич и говорит:
— О да, брат, я здеся!
Они тут пили, гуляли, веселились.
— Ну-ка, Иван-царевич, дава́-ка выпьем по третьей. Я пью, гуляю, веселюсь и тятьки с мамкой не боюсь!
— Ох да, Ка́рка-богатырь, головушка болит, больно мочи нет.
И чаю не воскушат и водки не принимат.
— Положи ты меня на воздух, на самый легкий!
Думает себе Иван-царевич:
— Что мне Ка́рка-богатырь рад или не рад? Дай я себе нарочно захвораю.
И сделался болен, не может ног таскать. Карка-богатырь ходит за ним, как за малым детищем; вынес его во зеленый сад, положил на тесовую кровать, где бы можно его было ветром обдувать.
Лежит Иван-царевич в саду на кровати; прилетает к нему его большого брата первая жена, сидит в саду, подняла ногу:
— Ох да, не попробавши товар да бросил меня!
Иван-царевич прицелился из ружья, хлоп раз и попал ей в правый глаз. Она и улетела.
— Ну, Ка́рка-богатырь, — говорит Иван-царевич, — благодарю тебя: приспокоил ты меня хворого.
Немножечко время продолжало Иван-царевич и говорит:
— Ох, брат, давай-ка, выпьем зелена вина!
Ка́рка-богатырь больно обрадовался, сам за вином сбегал, водкой, чаем угощает и словами улещает.
— Ох, ты брат ты мой любезный, как с устатку чуешь в себе здоровье?
— А вот же, слава богу, старого по старому, а вновь ничего. Долго я здесь с тобой, Ка́рка-богатырь, прогулял, путь свою дороженьку потерял. Что я задумал нужно делать и куды нужно надо ехать.
Карка-богатырь и говорит:
— Куды знаешь, туды и едешь.
— А куды, брат, я вздумал, туды и поеду.
— Если я тебя, брат Иван-царевич, не научу как ее взять, как держать — жив не будешь.
Вот Иван-царевич слезами заливался, полотенцем утирался и говорит:
— А да и будет и прощай!
Сел на добра́ коня и поехал. Ударил своего доброго коня, бил его по крутым бедрам, пробивал его кожу до́ мяса, бил мясо до́ кости, кости проломал до́ мозгу — его добрый конь горы долы перепрыгивал, темные леса между ног пускал. Ехать ему было три года, он доехал в три часа.
Приезжает в то место, где ему нужно, идет по широкой улице и спрашивает православных людей:
— А где живет Марья-Краса, Черная Коса?
Попадается ему навстречь баушка просвирня, которая имеет проживанье с Марьей-Красой, Черной Косой, и готовит для нее кушанья.
— Ох, баушка просвирня, а будь-ка ты сми́рна! Где бы мне повидать Марью-Красу, Черну Косу?
— А на что тебе, Ванюшка, ее?
— А хочется мне ее увидать, в саха́рные уста поцеловать, и за себя замуж взять.
— Поди-ка, Ванюшка, да купи разныих цветов, разныих духов, а я пойду да ее в гости позову. А ты, добрый молодец, ляг на диван, спать-то не спи, а послушай что будет.
Вот Иван-царевич лег; баушка просвирня пошла к Марье-Красе, к Черной Косе, и говорит:
— О, да здравствуй же Марьица-Краса, Черная твоя Коса! А пожалуй-ка ко мне в гости!
Марья-Краса обрадова́лась и в гости к ней собиралась. Восходит к ней в комнату: воскрашена ее комната заграничными цветами и разными духами. Говорит Марья-Краса:
— Где ты, баушка, взяла заграничные цветы и разные духи?
— Что по морю-то плывет все-то не поймаешь, а что люди-то говорят, все не переслушаешь. Дава-ка, Марьица, мы с тобой сядем, да чего-нибудь придумам.
— А что у тебя в чулане? Кто у тебя, бабушка, лежит на диване?
— А вот погляди!
Марья-Краса подошла к дивану и спрашивает:
— А это что за мужик? А как бы я его поцеловала!
Баушка не унимала и поцеловать заставляла. Она его поцеловала.
Ну же Иван-то царевич был не глуп, он пымал ее вдруг. Он ее пымал, во саха́рные уста целовал, туго к сердцу прижимал. Они тут полежали, ну и немножко из прочего чего-нибудь сделали. Взял да будет не скажу. Иван-царевич и говорит:
— Благодарю, баушка, что ты меня свела и Марьюшку ко мне привела.
А Марья-Краса, Черная Коса и говорит:
— Я буду вовек твоя, мужняя жена и неразлушная. Садись-ка, Ванюшка, на доброго коня и бери меня с собой. Я, Ванюшка, не расстануся с тобой!
Сели да и поехали на Ванюшкином на доброем коне.
Как у Марьюшки-Красы было двенадцать братов; приезжали к ней в гости, дома Марьюшки-Красы нету. Спросили у баушки:
— А де же наша родная сестра, Марья-Краса?
Баушка и говорит:
— Был злодей Иван-царевич, они квас-от пил, а у Марьюшки квасницу не покрыл, и уехали они в путь-дорогу.
Вот же родные братья привели пегоньку кобыленку о двенадцати пежинах, сели кажний брат на пежину, сели да и поехали.
— Догоним его, злодея, растерзаем, а ее отнимем!
Сколько мало ли время продолжалось, они его догнали и сестру отняли; его изрубили на мелки части, раскидали по дикой степе́. Кровь во сыру землю, мясо воронья клюют.
У любимого его брата, Василья-царевича, у его молодой жены выкатался из очей вольный свет: увидала в крове вострый нож и сказала мужу:
— Посмотри-ка на вострый нож: твово родного братца в живе нет.
Василий-царевич и говорит жене:
— Ох да я ведь ничего не знаю! Ох да знать погиб!
Во дворе же был царскием превеличающий великий караку́льский дуб; в этом дубу сохранялася живая вода и мертвая вода. Она сохранялася, никому не открывалася. Вот же Василья-царевича законная жена подходит к караку́льскому дубу, слезно плачет и просит:
