II Задался по божьей воле Ветряный денек, Рыщет ветер в чистом поле Вдоль и поперек; Вот хлебами пробегает, Приутих на миг, Вот с прохожего срывает Шапку, озорник. Покачнулись, зашумели Темные леса; Пеной волны забелели, Вздулись паруса. III Той порою из села Старушонка внучке С торгу бережно несла На полтину мучки. Как стерпеть озорнику? И хитер, и ловок Подлетел, и всю муку Выдул из ночевок. Пущен по́-ветру укор: «Ишь, полтиной медной Нажился залетный вор От старухи бедной!» И нужда-то и беда… Исстари ведется, Что где тонко, там всегда Ниточка и рвется! Вся развеяна мука И ни гроша денег… Без радельного сынка Год-то тяжеленек. IV Встречу старухе — служивый как-раз, Не́ молод, видно, что дока; Выслушал он о покраже рассказ: «Царь, — говорит, — недалеко… Счастье твое, что попался солдат; Правды — в Москве лишь добиться, Ветер-то в поле поймаешь навряд, А без суда не годится. Только минуй ты московских судей, Разных подьячих да дьяков. Прямо царю ты челом своим бей: Суд у царя одинаков. Правду, старуха, тебе говорю… Ветер пусть по́ полю рыщет, Ты же ступай да пожалься царю: Он виноватого сыщет!» — «Где мне дойти? Укажи, доведи: Путь до Москвы тебе ведом…» — «Ладно, старуха, за мною иди!..» Робко пошла она следом. V Высоки, и светлы, и богаты Красовались царёвы палаты: Всюду била в глаза позолота, Дорогая резная работа, Залита была в золото, даже, В переходах стоявшая стража… Привели перед грозные очи: Царь сидел многодумнее ночи На резном золоченом сиденьи, Рядом — сын, а кругом в отдаленьи Холодна и недвижно-угрюма Заседала боярская дума. «Что вам надо?» — спросили сурово… Началось челобитное слово. VI Небывалое дело… Поставлен на миг Суд прощеньем таким В неисходный тупик. Напряженно кругом Все решения ждут, Призадумался царь, Что поделаешь тут? Вдруг сынок молодой, Ясноокий соко́л, Встал, отцу своему Речь такую повел: «Место царское мне Уступите на срок: Я могу разрешить, Что́ суду невдомек! Мне не ведом закон, И какой я судья, Но найду, укажу Виноватого я!» И тревога видна В его детских очах, И дрожит, как струна. Эта речь на устах. Царь ответил ему: «Если чутко в груди Бьется сердце твое, Так садись и суди!» И думца́м объявил: «Станет сын, а не я, Буйный ветер судить — Это воля моя!» Те не верят ушам. Царь сказал и сошел; Отрок-сын поднялся На отцовский престол. От царя услыхав Не суровый отказ, Окружающим он Дал не медля наказ: «Оседлайте коней, Вы, гонцы-молодцы, И гоните во все Городские концы! Тех купцов, у кого Есть на Волге суда, Для допроса ко мне Приведите сюда!» VII Перед очи царевы Купцов привели — У них бороды густы, Туги кошели. На румяных щеках Горя нет и следа: Не видали они, Что́ такое нужда… И опять раздался Голосок молодой: «Когда ваши суда Шли низо́вой водой, Вы молили о чем: О здоровьи семей, Барышах ли больших? Говорите смелей!» Отвечали купцы: «Век свой хлеб продаем, Так молили тогда Мы, известно, о чем: Как бы снизу задул По пути ветерок Да тяжелую кладь Довезти нам помог… Внял моленью господь… В срок поспели суда…» — «От моленого гостя Случилась беда: Ветер в поле муку У старухи разнес, Набедил и пропал, Кто заплатит — вопрос? За покражу теперь И несите ответ: Был он на́ руку вам, Да другому-то нет! Виноватые вот! Заплатите с лихвой!» И с деньгами пошла Старушонка домой. Кума («Всплывает месяц и горит») I Всплывает месяц и горит На высотах кремлевских башен… Весь Нижний спит глубоким сном, Везде огонь давно погашен; Лишь воеводе одному В тот час не спится на постели, — Мечты греховные его В опочивальне одолели… Он рад бы спать, да сон нейдет: Нет, не дает ему покою «Кума», красавица-вдова, На перевозе за Окою… И все мерещатся ему То грудь наливная, то плечи То руки белые, что снег, То глаз приманчивые речи… И не глядел бы на жену!.. Княгини любящая ласка Ему противна, сын забыт, И не страшит его огласка… Он встал, велит седлать коней; Седлать коней вмиг дворня сбита, Через минуту у крыльца Бьют лошадиные копыта… Князь сел; холоп спешит за ним К раскрытым челядью воротам; Несутся улицей и вот — Пропали вдруг за поворотом… |
