Одурманенный вкусом влажной кожи, разгорячённый её инстинктивной попыткой прильнуть как можно теснее, сражённый накалом собственного вожделения, я очерчиваю губами контур изящных скул, затем прихватываю зубами мочку правого уха и, дождавшись первой волны Лериного удовольствия, осторожно подаюсь бёдрами вперёд.

– Я люблю тебя, – выдыхаю, медленно погружаясь в сумасшедший шквал ощущений от остаточных сокращений её мышц. Невыносимое наслаждение прошивает каждый атом тела. Мой выдох превращается в стон, перерастает в неразборчивый мат, затихает глухим рыком в попытке сдержать рвущийся наружу голод. Чертовски тугая, Лера приняла меня без единого всхлипа. По венам вниз стекает лава удовольствия такого острого, такого неистового, что я сгораю в нём живьём. Мне бы сорваться следом, догнать, но за эйфорией скоро проступит боль. Её зачатки уже отражаются на дне широко распахнутых глаз. – Тише, детка, самое страшное позади.

– Я в порядке, – всё ещё немного пьяно заверяет она, глубоко вонзая ногти мне в бока. Врёт.

Нечеловеческим усилием воли заставляю себя замедлиться ещё больше, слыша протестующий скрип собственных зубов на пике каждого мучительно желанного толчка. Раз за разом напряжение внутри меня сводит мышцы. Это как бесконечная изматывающая борьба с собой на грани проигрыша. Агония собственного тела туманит сознание, но я стою до конца в своём стремлении быть терпеливым. Оно того стоит. Потому что меня кроет диким ни с чем не сравнимым восторгом при виде того, как постепенно расслабляется её тело. Забота о своей женщине выше базовых инстинктов. Только так.

– Тим… – наградой за сдержанность Лерина скованность вскоре сменяется нетерпеливым стоном.

За протяжным чувственным выдохом ощущаю нажим тонких пальцев на своей пояснице, настойчиво притягивающих ближе, требующих большего. Моё тело ликующе отзывается, вжимаясь ещё теснее. Так жарко и узко. Просто космос – непостижимый и бескрайний в своём совершенстве. От неумелого страстного отклика накрывает бесповоротно и царящей внутри меня вакханалии уже нереально сопротивляться.

Переплетя наши пальцы, вдавливаю руки в холодные половицы над её головой. Теперь мы на одной волне. Теперь можно. Жадно впиваюсь в приоткрытые губы, настойчиво почти до стука зубов. Прикусываю изгиб откинутой шеи и сразу же смазываю боль, спускаясь до самой ключицы цепочкой жёстких поцелуев.

Я едва сдерживаю себя от того, чтобы не оставить свои метки на белеющей в полумраке коже. Ощущения обостряются до жгучести лезвий, вскрывая внутри меня такой дикий голод, какого я раньше не мог себе представить. Дальше никакой нежности. Темп сумасшедший, до слышимого трения ткани о половицы. Грохот сердца в ушах, как набат о скором крахе моей реальности, и новый спазм её мышц. Он разжигает в крови пожар. Он погружает мысли хаос, он сметает границы реальности…

Звенящее мгновение гдё-то за чертой своего тела – не смерть, но рождение.

Выдыхаю сквозь зубы, растворяясь в долгожданном освобождении, затем жадно вбираю в лёгкие почти неуловимый запах её кожи и крови. Тонкий уникальный аромат обволакивает меня, забивается в самые дальние углы сознания, стирая грань, где заканчиваюсь я, и начинается она. Прошлое, будущее, расстояние выдоха или тысяч километров – всё теперь несущественно, есть только мы и никак иначе уже невозможно.

Лера

Я лежу на Тимуре, удобно устроив голову на крепком плече, полностью опустошённая и в то же время наполненная до краёв отголосками пережитого блаженства. Где-то на краю сознания мелькает опасение, что ему может быть тяжело, но мне сейчас сложно даже ворочать мыслями не то чтобы давать какие-либо команды ватному телу. Чувствую себя вязаным мишкой, что нацелил на нас пуговицы глаз, наполовину свесившись с кровати.

– Михалыч, не нужно так смотреть, у тебя не было шансов, – тихо смеётся Тимур, словно подслушав мои мысли. Пальцы его правой руки неторопливо перебирают мои волосы, а левая ладонь расслаблено лежит на пояснице. – Сгоняй лучше за сигаретами.

– Мне встать? – чуть приподнявшись, целую ямочку на его подбородке и только тут понимаю как холодно в комнате. Вялыми непослушными руками пытаюсь натянуть на нас край одеяла.

– Будешь продолжать так на мне ерзать, и встану я, – лениво улыбнувшись, он ловко меняет нас местами, после чего невесомо касается губами сначала одного века, затем второго. Заворачивает меня в смятое одеяло и перекладывает на кровать. Носится, как с дитём, но сейчас это даже приятно. – Тебе нужно отдохнуть. Я быстро, не скучай.

Улыбнувшись, провожаю взглядом его широкоплечее гибкое тело, впервые в жизни до чёртиков довольная тем, что поступила как плохая, очень легкомысленная дочь. Вскоре ловлю себя на том, что вслушиваюсь в тишину, пытаясь уловить звук возвращающихся шагов, но в этом мало смысла, у Тимура феноменально бесшумная поступь. Спустя ещё минут десять сажусь на кровати и, обняв себя за плечи, принимаюсь хмуро коситься на скомканное полотенце в углу. Пообещав себе ни о чём не жалеть я как-то всерьёз не задумывалась о том, что буду чувствовать, если наш роман действительно окажется мимолётным.

– В последний раз, когда у тебя было такое выражение лица, ты попыталась проломить мне череп скрипкой.

За тупым уколом грусти пропускаю момент его появления. Теперь во все глаза разглядываю своё босоногое чудо в широких спортивных штанах, с заложенной за ухо сигаретой и двумя дымящимися кружками в руках.

– Что это? – подозрительно кошусь на протянутый напиток, представляющий собою шипящую смесь с ярко выраженным синтетическим запахом.

– Извини, детка, шампанского на кухне не нашлось. Пришлось выбирать между просроченным кефиром и рассолом, так что я решил не заморачиваться и сделал нам по коктейлю.

– Беданов, ты больной?

– Пока нет, но у нас есть все шансы заработать пневмонию. Так что пей, давай.

– Это что, порошок от простуды?

– Бинго! Не Дом Периньон, но тоже пузыри пускает. Давай, не ломайся, всё-таки дождь даже для ноября получился холодноватым.

Вложив мне в руки кружку, Тимур чуть ведёт головой призывая подвинуться. Удобно уместиться на узкой кровати получается не сразу поэтому, опершись лопатками о железную спинку, он просто поднимает свободную руку, чтобы я могла к нему привалиться.

Кожа к коже, щекотка дыхания в волосах, грубые пальцы, вычерчивающие узоры чуть выше моего локтя – такая обезоруживающая близость всё ещё непривычна и по-особому волнительна.

– За что пьём? – тихо спрашиваю, ожидая услышать очередную легкомысленную шутку.

Тимур отвечает серьёзно и коротко:

– За нас.

Напиток на вкус не такой уж и мерзкий, но горечь сомнений так и скребет нёбо не озвученным вопросом:

– Если бы полотенце этой ночью осталось чистым, мы бы тоже сейчас пили за нас? Или убедившись в Серёгиной правоте, ты бы просто периодически пользовался мной как… как… – так и не сумев заставить себя выговорить матерное слово в свой адрес, запрокидываю голову, чтобы видеть выражение его лица.

Тимур смеётся и коротко целует меня в висок, плотнее прижимая к себе.

– Ничего бы не изменилось. Я бы считал, что мне без разницы и это было бы правдой, – пальцы чуть сжимают мой локоть, разливая во мне тепло и умиротворение. – Но сейчас я признаю, что подарка шикарнее мне жизнь ещё не делала, и это тоже правда.

Он пытается отпить из моей кружки, на что я угрожающе клацаю зубами у его носа.

– У тебя есть своя.

– А так я, может быть, узнаю твои мысли, – фыркает он и, вскинув брови, ухмыляется. – Серьёзно? Ты продолжаешь брезговать даже после того как у тебя во рту побывал мой язык? – почему-то после этой фразы мы замолкаем каждый думая о своём. Вернее Тим не знаю о чём, а я вспоминаю угрозу, которой он вынудил меня раздеться в пролеске. Осадок нашего первого свидания не покидает даже сейчас, когда я по собственной воле нежусь в его объятиях. – Лера… Прости меня. Как баран постоянно ошибаюсь в людях. Я придумаю, как быть с теми снимками. Не переживай.