Если между мной и Тимуром что-то завяжется, так это либо удавка на моей шее, либо начало моей половой жизни, но точно не дружба. И голову готова дать на отсечение, что папа, не раздумывая, выберет первое.

Саша, Сашенька, Александр… вот какого лешего ты сегодня так рано?

Возмущение моего распалённого тела так велико, что приходится прислониться лбом к прохладному кафелю ванной. Никогда к нему плохо не относился, но блин! Кто ж так обламывает?! Датчик у него там сработал, что ли? Так нет же, тот давно должен зашкаливать хлеще, чем дозиметр радиации в Припяти.

– Привет, родная! Чем занимаешься?

Нет, ну он точно издевается! Иначе откуда в обычно флегматичном тоне столько неприкрытого ехидства? Или мне только кажется?

Дожил, ловлю галюны из-за взбалмошной девчонки, пока вся имеющаяся во мне твёрдость духа задорно оттягивает штаны.

– Отбой, дружок, – заклинаю сиплым стоном, поворачивая ручку смесителя в сторону подачи горячей воды. И вот как с таким маяком показаться отчиму на глаза? Я бы на его месте за такое себя кастрировал. Неуверен, что темперамент Александра заточен на крайности, но проверять это на своей шкуре как-то неохота.

– Привет, па, – слышится Лерин тоненький, взволнованный до неприличия голосок. – Да вот, рулет ванильный купила, хотела Тимура на чай позвать, а в комнате никого. Придётся нам вдвоём его приговорить.

Ну же, детка, прекрати так запинаться. Что за бездарное палево? Для полноты картины осталось потрясти над головой транспарантом: «Ты не подумай, я ничем таким не занималась».

Послал же бог сестрицу, всё приходится выруливать самому. И всё бы ничего, да водитель я ещё тот.

– И не надейся, Холера! – ору не столько от возмущения, сколько от упругой струи кипятка, под которой начинает припекать мою кисть. – Ванильный мой любимый. Сейчас руки домою и присоединюсь.

Я тяну время, давая себе возможность остыть, и вполуха прислушиваюсь к приглушённому трёпу. Лера то-то там щебечет про однокурсников и клуб. Интересно кто там такой бессмертный, чтобы средь ночи в центр намылиться? Потому как у нас на окраине приличных заведений отродясь не бывало. Что бы там ни решил Александр никуда наша девочка не пойдёт, я не готов делиться с похотливыми пижонами вроде тех двоих из мебельного и тем более не могу позволить им вымесить на ней злость за сломанные пальцы.

Свихнуться можно со скорости, с которой переворачивается вверх дном моя жизнь! Каких-то два месяца назад я как первоклашка с букетом в руках летел на свидание, и никакой Леры знать не знал. Неделей ранее возвращался со свидания уже с ней, мечтая забыть о нём как о своём самом страшном сне. А ещё утром недремлющий инстинкт самосохранения так яростно убеждал меня держаться в стороне от Леры, что когда та начала что-то там мямлить о помощи с уборкой спортзала я, не задумываясь, послал её на три весёлых буквы. Правда, потом попросил Степашку, чтобы тот провёл девчонку домой. В драке толку от хлипкого ботана мало, зато его здесь уважают за смекалку и человечность.

С Лиховским, конечно, было бы надёжнее, да тот на неё так смотрит… Не хотелось по возвращении застать их за тем же занятием, которое так некстати нам обломал Александр. В принципе это меня не особо спасло от неприятных сюрпризов – Астахова на моей кухне тот ещё подарок, когда только на хвост упасть успела?

Столько часов убито на развитие в себе уравновешенности и всё насмарку. Стоит Лере появиться на горизонте и гуд бай выдержка.

– Клубы не лучшее место для моей королевской лилии, – монотонно басит отчим, вызывая у меня кривую усмешку. Меткое сравнение, красивый и ядовитый цветок. – Там будет кто-то кому бы я мог тебя доверить?

А вот это уже интересно. Убедившись, что выгляжу приемлемо, выключаю свет в ванной и выхожу за дверь.

– Моя однокурсница, – неуверенно тянет Лера. – Очень хорошая и скромная девушка.

Астахова, что ли? В клуб?! Всё чудесатее и чудесатее…

– И как две хорошие скромные девушки смогут постоять за себя в случае чего?

Лера опускает голову, принимая поражение. Как любопытно, неужели только со мной она гнёт своё до потери пульса?

– Я присмотрю за ней.

Путём нехитрых вычислений прихожу к выводу, что речь может идти только о «Вегасе». Что ж, тогда поход обещает быть эпичным. Почему бы и нет? Хочется думать, что я ввязываюсь в это не из желания её порадовать, а исключительно вредности ради.

– По выходным ты работаешь, – отрезает моя потерявшая страх сестрица.

Ладно, с радостью я погорячился, но вызов принят.

– Меня есть кому подменить, – остановившись рядом с Лерой, открыто смотрю в глаза её отца. Абы с кем он свою лилию не отпустит и это хорошо, а мне скрывать нечего, понадобится, глотку за неё перегрызу. – Александр, прошу, дайте мне этот шанс реабилитироваться.

Теперь главное не думать о том, как близко к моей руке вздымается грудь его дочери, а то получится крайне неловко. Как бы она ни старалась казаться спокойной, видно, что внутри ещё полыхает желание, и эта адова пытка невидимой вибрацией передаётся мне по воздуху.

– Замечательно. В семье должен царить мир. Всегда мечтал, что между вами двумя когда-нибудь завяжется крепкая дружба.

Его доверие подкупает, на миг даже становится стыдно за свои грязные мыслишки, но только на миг. Мне-то как раз не должно быть совестно, я не собираюсь причинять ей боль, только удовольствие. Если она позволит.

Этим утром я не спала с семи часов – ждала Тимура. Умылась, накрасила ресницы, снова умылась, не переставая ругать свою эмоциональную нестабильность последними словами. Теперь листаю конспект по уголовному праву, помимо воли представляя себя в форме, а Беду в наручниках. Мысли снова уносит не в ту степь.

Воспоминания, которые заставила вспыхнуть в голове эта картинка, злят и одновременно кружат голову открытием, что мне вдруг стало недостаточно обычного общения. Губы просят тепла его кожи, тело – его прикосновений. И только мозг отказывается понимать, как можно было до такого докатиться. В вопросе наших с Бедой взаимоотношений логика по обыкновению берёт таймаут. Кто б знал, как я жалею о проявленной слабости. Зверски просто! Не стоило поддаваться искушению, сейчас бы на одну проблему было меньше.

В девять, устав бесцельно слоняться по комнате, с небывалым воодушевлением играю на скрипке. Де-юре – дабы порадовать отца, де-факто – в надежде привлечь внимание Тимура. В итоге Анжела закрывается в комнате, жалуясь на мигрень, папа бежит в аптеку за анальгином, а Беданова на горизонте всё нет. Он живой вообще?

Ближе к десяти мне надоедает слушать, как капли дождя с нарастающей силой бьют в окна в поразительном созвучии с моим тающим терпением и, задвинув гордость подальше – примерно туда, где всё чаще загорает моё здравомыслие – отважно поднимаюсь на мансарду.

– Прости, дружок, охранник ты так себе, – показываю язык нарисованному черепу, не в силах больше сопротивляться потребности увидеть своего драгоценного тренера. Я ведь могу поинтересоваться, чем в непогоду заменяют пробежку? Исключительно в познавательных целях, ага.

В утреннем освещении его комнатка выглядит ещё меньше, чем казалась позапрошлой ночью. Внутри минимум мебели: сложенный диван, тумбочка, низкий шкаф и посередине коврик, на котором Тимур в настоящий момент отжимается стоя на руках. В одних джинсах. По телу тут же пробегает волна приятного покалывания. С ума можно сойти.

На удивление вид влажных дорожек, стекающихся к напряжённым плечам не вызывает во мне брезгливости, но то, что я испытываю, радует ещё меньше, потому что в голове вместо мыслей грохочет кровоток, раскаляя воздух пропорционально зачастившему пульсу.

При звуке щёлкнувшей за моей спиной двери Тимур сразу спрыгивает на ноги, и я не успеваю отвести взгляд на что-нибудь менее волнующее. А теперь не стану ещё и из принципа. Хуже чем обнаружить своё неравнодушие только нелепые попытки его отрицать или, того унизительнее, начать оправдываться.